– Какие у тебя планы? – тихо спросила Джейн. Я глубоко вздохнула: – Я подброшу маму до ее дома, а тебя отвезу к себе, чтобы ты избавила папу от близнецов, которые, скорее всего, все в грязи и отчаянно нуждаются в купании. Затем я изучу ущерб в гостиной и попытаюсь придумать, как поставить часы вертикально, чтобы я могла увидеть, насколько они пострадали, хотя, если честно, не лучше ли просто оставить сломанные часы лежать в гостиной и притвориться, что их просто нужно завести. – Я сделала глубокий вдох. – А потом сяду планировать самую удивительную и уникальную вечеринку детских подарков с нижним бельем, какую этот город когда-либо видел. Обо всем остальном я подумаю завтра. Глава 28 К сожалению, я не могла позволить себе роскошь ждать до следующего дня, пока остальная часть моей жизни рушила мои планы. Трудно сохранять спокойствие и жить себе дальше, когда на полу гостиной лежат почти восьмифутовые старинные напольные часы. Рядом с кучей старинных пуговиц. Я замедлила шаг ровно настолько, чтобы осмотреть ущерб, после чего бросилась наверх в комнату Джека, зная, что увижу, еще до того, как моему взору предстала аккуратно заправленная кровать и пустой шкаф. Все следы его пребывания здесь были тщательно убраны. Мне хотелось лечь на кровать и уткнуться лицом в подушку. Но то была прежняя Мелани. Новая Мелани, пятясь, вышла из комнаты, спокойно прошла по коридору и через мгновение вернулась, чтобы закрыть дверь. Я оставила миссис Хулихан в гостиной сокрушаться о том, как часы портят старинный ковер, и переживать по поводу удаления пятен крови, а сама присоединилась к отцу в саду. Тот сидел на скамейке, глядя на остатки всех своих тяжких трудов. Его улыбка сказала мне о том, что он уже мысленно планирует реконструкцию и ему явно не терпится начать все сначала и поработать на земле. Сев с ним рядом, я положила голову ему на плечо и прищурилась, чтобы затуманить зрение, в надежде увидеть то же, что и он. Он сжал мою руку в своей и положил наши руки на скамейку между нами. – Думаю начать все сначала и превратить твой сад в классический романтический сад. – Никогда не слышал о таком. Что это такое? – Их еще называют экстравагантными лжецами. Услышав в его голосе улыбку, я подняла голову, чтобы посмотреть на него. – Тоже никогда о них не слышала. Почему их так называют? Отец глубоко вздохнул, и я поняла: он в своей стихии, делится со мной своей любовью к садам. И тотчас ощутила эту связь с ним, которую когда-то считала безвозвратно разорванной. – Итак, – начал он, – романтические сады стали популярны во время промышленной революции как своего рода кивок в сторону расширения прав и возможностей простого человека. Возвращаясь домой с работы на фабрике, он мечтал о совсем другой обстановке, хотел забыть унылые реалии своего рабочего дня. В них ни симметрии, ни плана, зато сюрприз за каждым углом. Иногда это небольшие виньетки, спрятанные в нишах, или извилистые тропинки, ведущие в никуда. Сады призваны перенести зрителя туда, где эмоции преобладают над разумом, они обращаются непосредственно к человеческой душе. Откинувшись на спинку скамейки, я посмотрела на искусственный газон перед нами, натянутый над цистерной, на пластиковые цветы, необходимые для съемок фильма. – И все это не мешает тебе видеть его? Он медленно кивнул: – До известной степени. Мне придется набросать его, но для меня это часть радости. Не всегда знаю, что будет дальше, но верю, что разберусь по ходу дела. Меняя что-то по мере необходимости. То, что я начинаю с плана, вовсе не означает, что я не могу отклониться от него, если мое сердце уведет меня в другом направлении. Внезапно у меня перехватило горло, и я не сразу смогла заговорить: – Даже не знаю, как ты это делаешь. Я вижу только полный разгром. Весь твой тяжелый труд пошел прахом. На твоем месте я бы просто вошла внутрь и забыла, что этот задний двор существует, прежде чем начинать все сначала. Отец сжал мою руку: – Конечно. Я бы тоже. Но потом ты зализываешь раны, встаешь и принимаешься за работу, потому что не в наших правилах жить, как ты выразилась, посреди разгрома. Мы знаем: как бы плохо ни выглядело все вокруг, мы всегда придумаем, как это исправить. – Я вновь положила голову ему на плечо, и он поцеловал меня в макушку. – Ты унаследовала это упрямство и от матери, и от меня, так что получила двойную дозу. И, по-моему, это хорошо. Мир полон людей, которые либо боятся потерпеть неудачу, либо в случае провала им страшно попробовать еще раз. Остальные люди такие, как мы, – слишком упрямы, чтобы сдаться. Я сделала глубокий, судорожный вдох: – Джек ушел. – Знаю. Мы перекинулись с ним парой слов, когда он пришел на прощание поцеловать близнецов. Представив этот разговор, я улыбнулась, уткнувшись носом в его рубашку: – Спасибо, пап. Я рада, что ты прикрываешь меня. – Конечно, а как иначе. Мы все это делаем. Хотел бы я знать, что у Джека на уме, но он мне не сказал. Я просто думаю… – Он умолк. – Не бери в голову. Не хочу соваться туда, где мне не место. – Я исчерпала все варианты, папа, так что если хочешь вмешаться, давай, я не возражаю. Он помедлил мгновение, и лишь потом заговорил: – Как я уже сказал, мы с твоей мамой оба люди упрямые… или волевые, в зависимости от того, чья это точка зрения. – Он улыбнулся мне. – С тех пор как я встретил Джинни, у меня никогда не было иллюзий, что женщины – слабый пол. Некоторые мужчины – и Джек из их числа – ценят сильных женщин. Но иногда, когда задето их мужское эго, это сбивает их с ног и им начинает казаться, что они должны во что бы то ни стало самоутвердиться. – Послушать тебя, так Джек похож на пещерного человека, ушедшего на поиски самого большого волосатого мамонта, чтобы притащить его домой на ужин. Отец усмехнулся, его плечо зарокотало под моей щекой. – Это почти то же самое. Не знаю, что у него на уме, но я ставлю на то, что он попытается доказать тебе свою значимость. Чтобы стать достойным тебя, если в этом есть некий смысл. – Никакого. Но я хочу попытаться это понять, тем более что у меня просто нет выбора. Сейчас я зла на него за то, что он не сказал мне, что происходит. Но я отказываюсь сдаваться. У меня есть дети, моя карьера, подготовка к вечеринке подарков и сломанные старинные напольные часы в моей гостиной, и все это на моих женских плечах. Я не могу сидеть сложа руки, у меня просто нет на это времени. – Именно. И он знает, что так и будет, потому что так поступают сильные женщины. – Просто это так больно, – сказала я, не в силах скрыть слезы в голосе. Он обнял меня за плечи, крепко прижал к себе и поцеловал в макушку. – Я знаю, Орешек. Знаю. Мы долго сидели, глядя на то, что осталось от сада, и оба представляли себе будущие возможности. В конце концов я села прямо и вытерла глаза чистой бумажной салфеткой, которую протянул мне отец. – Чувствуешь себя лучше? – спросил он. Я кивнула: – Немного. Спасибо. Улыбнувшись, он спросил: – Ну как, девчонки, была какая-то польза от встречи с Ребеккой? Мое сердце согрелось от слов «девчонки», простых слов, иллюстрирующих, как далеко мы все продвинулись за несколько коротких лет в наших отношениях друг с другом. – И да и нет. Мы узнали, что вообще-то нам не нужно слишком напрягаться, планируя вечеринку. Ребекка любезно предоставила мне папку со своими идеями, адресами поставщиков и магазинов, где она уже заказала товары. Мне остается только их забрать. И оплатить, конечно. – Предположу, что это часть «нет». А что в части «да»? – Помнишь картину, о которой я тебе говорила, ту, которую Марк Лонго «позаимствовал» из коллекции Вандерхорстов в Чарльстонском музее? Я видела ее сегодня у них дома и нащелкала около десятка снимков. Похоже, Ребекка считает, что в этой картине содержатся все ответы, которые ищет Марк, включая финансовую свободу. Но ни Джейн, ни мама, ни я ничего не увидели. Мы даже проверили рамку и подложку, вдруг там спрятан какой-то большой бриллиант, но ничего не нашли. И мы подумали, не является ли это очередной фальшивкой со стороны Марка. – Фальшивкой? Такое слово услышишь не каждый день. Я покачала головой, вспомнив, что подумала о том же, и попыталась вспомнить, где я недавно видела его написанным. – Верно. Но оно подходит. – Я вытащила телефон и, открыв на сделанных недавно снимках, пристально изучила крупный план лица херувима – серый камень был усеян звездными вспышками света. – Дай взглянуть. – Отец достал из кармана очки и надел их, а я передала ему свой телефон. Водя пальцем по экрану, он начал пролистывать фотографии. – Прекрасная картина, не правда ли? Я люблю сад, весь покрытый росой… мы, садовники, называем росинки поцелуями ангела. Я улыбнулась: – Как мило. Раньше я думала о росистой траве как о чем-то, чего следует избегать, если только я не хочу испортить обувь. – А больше ты так не думаешь? – Лишь немножко. Но теперь я буду думать об этом как о поцелуях ангела. Поднеся экран ближе к лицу, он продолжил рассматривать снимки. – Итак, что именно я должен найти? – Хороший вопрос. Просто что-то ценное. Но мы увидели только фонтан и росу. И писающую статую. – И пса. – Что? – Я наклонилась, чтобы рассмотреть поближе. – Где? Он увеличил изображение и испачканным зеленью пальцем указал на небольшую коричневую фигурку, сидевшую по стойке «смирно» в траве рядом с фонтаном, идеально сливаясь с тенями кустов позади. Я моргнула, просто чтобы убедиться, что она не исчезла. – Это похоже на оптическую иллюзию. Но стоит его заметить, и вы уже не сможете его не увидеть. Интересно, так и было задумано художником? Отец уменьшил фото.