– Фактически мы похоронили мысль о ребенке, – объяснил здоровяк. – Родители много лет пробовали зачать ребенка и хотели с этим покончить. Вот я его и похоронил. Церемония была очень трогательная. – Так вы знали, что гроб моей матери пуст? – спросила я. Не то чтобы это имело значение, но мы могли бы избежать этого жутковатого ночного приключения, лишь задав один простой вопрос, а именно: «Она там?» – Конечно, я знал, что гроб пуст! – гордо заявил он. – Я же не идиот! Он буквально выплюнул в меня и Чарли слово «идиот». Мы не додумались спросить, взаправду ли мама лежит в гробу, когда его опускали в землю, вот уж настоящий идиотизм. – Так, – вмешался Нейтан. – Думаю, нам стоит вернуться к главному вопросу. – Точно, куда подевалась наша мать, черт возьми? – буркнул Чарли. – Боже, – выдохнула я, и когда до меня наконец дошло, что все это значит, мне как будто пинка дали. – Как ты думаешь, она… В смысле, может ли быть, что она все еще… Я не могла произнести это слово. Я едва успела осознать, что она умерла, и не была готова к ее воскрешению. – Еще жива? – завершил фразу Нейтан. Я уставилась на него, так сильно разинув рот, что в него можно было засунуть пару носков. – Считаю ли я, что она еще жива? – Он глядел темными и круглыми глазами, как у оборотня. – Я в этом уверен. В руки и ноги впилась тысячью крохотных иголок паническая атака. Мгновение спустя я оказалась в шахте лифта и падала со скоростью пять этажей в секунду. Взмахнула руками, пытаясь за что-то ухватиться – за ветку дерева, надгробие, члена семьи, собственное здравомыслие. Черт, да я даже согласилась бы на руку души нерожденного младенца, так отчаянно хотелось за что-то схватиться. – Винни? – услышала я мужской голос. – Винни? Голос раздавался где-то близко и одновременно далеко. Поле зрения сузилось до крохотной точки. Я чувствовала, как сквозь штаны проникает холодная влага, и решила, что, видимо, лежу на земле, хотя понятия не имела, как на ней оказалась. – Давай уведем ее отсюда, – предложил мой брат, и через секунду я почувствовала, как чьи-то руки поднимают меня, схватив под мышками, и ставят на ватные ноги. Не знаю, как добралась до машины, но помню, как пискнул замок на двери, а потом ощутила гладкое кожаное сиденье под ягодицами. Если б я могла сложить губами хоть слово, то взмолилась бы дать мне виски, водку, текилу – что угодно, пусть даже пиво, лишь бы избавиться от потока страха и печали, который обрушился на меня, как будто меня окатили ледяной водой из ведра. Но вместо того чтобы произносить слова, мои губы разжались, как у умирающей рыбы, и произвели самый жалостливый звук, что-то среднее между блеянием овцы и рыданием. Я хватала ртом воздух, потому что от гнева и стыда, накопленных за десятилетия, легкие словно разрывал на части яростный орел. Я уж было решила, что освободилась от старой развалины, превратившей мою жизнь в руины. Я не могла снова стать мышкой в ее когтях. Только не после того, как увидела шанс стать свободной. Я покинула свое тело, чтобы сбежать от боли, и смотрела на себя с бесконечного звездного неба. С высоты темного космоса я видела все и не видела ничего. В этот момент ко мне пришло осознание – я алкоголик. Глава 55. Чарли К тому времени, как я снял с Винни грязную, мокрую одежду и уложил в постель, было уже больше двух часов ночи. Я подумывал поискать в мамином процедурном кабинете какое-нибудь снотворное, но не знал, сколько сестра выпила, и мне не хотелось иметь дело с настоящим покойником. – Она придет в себя? – спросил Нейтан, когда я закрыл дверь ее спальни. Нести сестру наверх нам пришлось вместе, но раздевал ее я – чтобы снять штаны, хватит и одного человека, и лучше пусть им будет тот, с кем она когда-то вместе принимала ванну. – Да, такое уже случалось. Я за ней присмотрю. – Это какое-то безумие, – пробормотал Нейтан, и пару секунд мы стояли, уставившись себе в ноги. – Как ты узнал? – спросил я, вспомнив, как у могилы он сказал, что «все обрело смысл». Какой смысл может быть в том, чтобы закопать пустой гроб? – Я не знал, поэтому и потащил вас туда. – Но ты подозревал, – не унимался я. Нейтан долго молчал, словно размышляя, как много мне можно рассказать. – Ну давай, Нейтан. Мы только что раскопали могилу посреди ночи, нет смысла осторожничать. – Все случилось слишком быстро. В общем, в субботу вечером ваша мама сказала мне, что собирается изменить завещание, и через два дня вдруг умерла. Это не могло быть совпадением. Стоп. Что?! – Изменить завещание, как? – Исключить из него тебя и Винни. Я разозлился. – Господи, Нейтан. Почему ты не сказал? – А что было говорить? «Слушайте, предупреждаю, если хотите получить наследство, постарайтесь быть помилее с мамой»? – Если она собиралась исключить нас из завещания, мы имели право знать! Я не хотел кричать, но был в бешенстве. Почему я слышу об этом только сейчас? – Тогда, может быть, тебе лучше было самому ее спросить, – огрызнулся Нейтан. – Это ведь я навещал ее, ужинал с ней, проверял ее счета и прочищал раковину на кухне. Если ты хотел быть уверен, что получишь ее деньги, может, следовало жить здесь и заниматься всем этим. Да, такова неприятная правда. Меня затопил стыд. Конечно, он прав. После ее безумной просьбы я скрылся в собственной жизни. Просто не мог смотреть ей в лицо, не мог смотреть в лицо своей вине и эгоизму. – Прости, – извинился Нейтан, прижимая пальцы ко лбу. – Я устал. – Нет, это ты меня прости. Ты ничего мне не должен. – И тут мне в голову пришло кое-что еще. – Как и она. Нейтан посмотрел на меня. Его глаза запали и покраснели. И мне стало стыдно, потому что последние два дня он тоже прожил в аду. – Поезжай домой и поспи, – сказал я. Кузен кивнул, но не сдвинулся с места. А когда наконец заговорил, голос был подавленным и печальным. – Она была обижена, – произнес он и поправил себя: – Она обижена. Вот почему она так поступает. Чтобы сделать больно и вам. Я мог бы многое сказать о том, как мама причиняла боль нам. Что просьба дать ей то, чего мы дать не в состоянии, сделала и без того непростые отношения невозможными. Но рассказать ему все означало признаться и в кое-чем более постыдном, а к этому я не был готов. Поэтому просто кивнул. – Так благородно было с твоей стороны ей помогать. – И что теперь? – спросил Нейтан, хотя ответ был очевиден. – Нужно позвонить в полицию. – И что мы скажем? – Все. Нейтан ушел, пообещав вернуться утром, чтобы мы втроем пошли в полицейский участок. Меня затошнило при мысли о том, что придется рассказать нашу печальную историю – как мать возненавидела собственных детей и оставила деньги случайной знакомой, как кто-то позвонил Нейтану, выдав себя за ее медсестру, как мы пошли на кладбище, чтобы откопать мамин гроб, и что там увидели. Следующие четыре часа я лежал без сна, пытаясь разобраться, как мы до этого докатились. Если мама еще жива, то где она? Как ее найти? Хочет ли она вообще, чтобы ее нашли? Несомненно, нам придется ее искать, она не может вечно оставаться не живой и не мертвой. После кошмарной ночи без сна наконец-то подкрался рассвет. В половине седьмого я взял телефон, чтобы позвонить жене. Я не говорил с ней после моей Нелепой лжи, и она, видимо, гадает, когда мы получим свое богатство. – Чарли, наконец-то! – воскликнула она, ответив после первого же гудка. Не знаю, было ли это облегчение или раздражение из-за того, что я так долго не звонил. – Прости, что не позвонил вчера вечером, – извинился я. – Все стало так… – Кошмарно? Безумно? Ужасно? – Сумбурно. – Я волнуюсь за тебя. Когда ты вернешься? – Тут кое-что произошло, – осторожно начал я. – Что именно? Проблем с завещанием нет, я надеюсь? – Нет, конечно, – заверил я. Как же я сожалел о своей Нелепой лжи! Я сказал жене, что мы унаследовали миллионы. Как теперь выкрутиться? – Тогда в чем дело? – Есть вероятность… – начал я и мысленно произнес молитву для храбрости, – что мама на самом деле не умерла. На линии установилась тишина. Я пытался вообразить, что сейчас происходит в голове жены. Наверное, кто-то обрадовался бы, что родной человек, которого считали мертвым, на самом деле жив. Но Марсела никогда не любила маму, и, конечно, дело еще и в деньгах. – Марсела? Ты слушаешь?