арестовано: 57 503; легализовано: 67 201. Депортировано: 10 982 бандитских семей, 28 570 лиц. Выслано в соответствии с правительственным решением о высылке лиц, служивших в германской армии, полиции и других формированиях: 107 046 лиц (до 1 октября 1946 г.). Оружие, амуниция и другое воинское снаряжение, захваченные у бандитов и населения: 16 орудий, 366 мортир, 337 ПТР, 8 895 тяжелых пулеметов, 28 682 автоматов, 168 730 винтовок, 59 129 револьверов и пистолетов, 151 688 гранат, 79 855 мин и снарядов, 11 376 098 патронов, 6 459 килограмма взрывчатки, 62 радиопередатчика, 230 коротко-волновых приемников, 396 пишущих машинок, 23 счетных устройства. Подпись: Начальник ГУББ СССР Подполковник Поляков 13 января 1947 г. Глава 2 Неопубликованное письмо в «Правду» рабочих подмосковного города Подольска. Ноябрь 1945 года. Обнаглевшие бандиты и воры нападают на мирных граждан… не только вечером, но убивают, раздевают и грабят средь бела дня — и не только в темных переулках, но и на главных улицах… даже около горкома и горсовета. После работы люди собираются группами, чтобы не страшно было идти домой. Собрания после работы плохо посещаются, так как рабочие боятся оставаться, боятся нападения на пути домой. Но и дома они не чувствуют себя спокойно, потому что грабежи происходят и днем и ночью.[27] Из письма саратовских рабочих, направленного сразу в несколько центральных газет СССР осенью 1945 г. «… с началом осени Саратов буквально терроризируют воры и убийцы. Раздевают на улицах, срывают часы с рук — и это происходит каждый день… Жизнь в городе просто прекращается с наступлением темноты. Жители приучились ходить только по середине улицы, а не по тротуарам, и подозрительно смотрят на каждого, кто к ним приближается. День не проходит без того, чтобы в Саратове кого-нибудь не убили или не ограбили, часто в самом центре города при ярком свете. Дошло до того, что единственные, кто ходят в театр или кино, — это те, что живут рядом буквально в следующую дверь. Театр Карла Маркса, расположенный в пригороде, по вечерам пустует». 14 октября 1946 г. Рябышева (Загорск) — Е. Рябышеву … Много новостей в нашей деревне. Кто-то задушил старуху, а в Черняке убили дедушку Ольшанского. Его труп до сих пор не нашли. Много воровства. Ужасно идти домой одному ночью или даже вечером. Какая-то банда вытворяет вещи выше всякого понимания. 5 ноября 1946 г. А. Калашникова (Чернянский район Курской области) — своему мужу. Много новостей, но все то же самое: каждую ночь кого-нибудь грабят или находят убитого мужчину или женщину. Недавно в уборной за аптекой нашли молодого человека с пулевым отверстием в голове. Видно, раз здесь нет моря, то самые глубокие места в «веселой» Вичуге — уборные. Как приедешь сюда, сойдешь с ума. 17 октября 1946 г. В. Лапина (Вичуга Ивановской области) — Г. Голубеву. Бандиты застрелили Павла Данилова и его жену и все забрали из их дома. Вот как у нас обстоят дела и с каждым днем становится все страшнее. Такие случаи повторяются каждый день и ночь. Людям здесь приходится собираться в одном доме вместе на ночь, уходя из собственного дома. Вот такие дела. Долго ли коротко ли, но прибыли мы в Москву. Столица нашей Родины СССР встретила нас гомоном толпы на вокзале. Форменными патрулями… или патрулями в форме? В общем, тут все было несколько поцивильней. Милиционеры были одеты в форму и «бдили». Военные патрули тоже вроде как не скучали. Здравствуй родина!!! Я впитывал в себя шум вокзала и начинал считать его своим. Пытался сжиться с ним и стать здесь своим. Богатая моя биография позволяла мне считать вокзалы своим вторым родным местом. И с бомжами я общался и с ворами и с торгашами. Да и Белоруссия — где я служил и заканчивал службу, и куда я постоянно мотался челноком… Да и характер мой по-жизни любопытный. Вполне себе позволял мне сказать и о вокзале — «дом родной». Он ведь тоже живет по своим четко упорядоченным законам. И случайных людей здесь тоже хватает. Но вот чтоб встроиться и в эту систему. Запросто. Стать здесь своим… Не, это тоже — мираж. Чужаков и здесь не очень любят. Тут и помимо них, есть скрытая от чужих глаз жизнь и «власть». А пока… Нет тут ни многочисленных ларьков, ни теток с бумажными объявлениями на груди, ни проституток, ни наркоманов… Я отчего подспудно ожидал этого. Стереотипы-с. Инерция, мать его, сознания. Я… — мы все стояли и крутили головами. Многолюдье. Эх, и до фига же здесь людей. Непривычно… тут все по-другому. А вот людей в форме и в гражданке — примерно пополам. Мы скромно устроились в уголке. На лицах моих товарищей промелькнула целая гамма чувств. Любопытство, интерес, попытка побольше увидеть и все запомнить. Сёма рвался посмотреть. Несколько подавленный моментом, старший сержант Турсунбаев тоже вовсю вертел головой. Иваныч был на удивление спокоен. Шац… — Какие будут приказания товарищ старший лейтенант? — начал Шац. — Повторяю для особо одаренных. По одному не ходить, за вещмешками и барахлом смотреть в четыре глаза. В драки не ввязываться, на провокации и разговоры не по делу — сразу все глохнем на оба уха. Все вопросы пока через меня. Всем понятно?! — я с угрозой обвел всех глазами. Я уже незаметно для себя перешел на «нормальный» больше привычный мне язык. Здесь все свои и больше не надо разговаривая думать над каждым словом. — И не пить! — закончил я «инструктаж». — Так точно! — вытянулся по-строевому, Генрих. — Геня будешь ерничать — дам в морду. Пока до места не доберемся — считайте себя на фронте, — я многозначительно посмотрел на Шаца. — Сё Генрих, — я обвел головой полукруг, — сейчас это наш — «дом родной». Услышав меня, Генрих хищно подобрался — внешне оставаясь все также расслабленным. Его выдали глаза. Они только на секунду потемнели, и на мгновение стали похожи на два дула пистолетов. Он был готов к любому развитию ситуации. Я был прав — никуда война не ушла. Теперь хрен к нам подберешься. Остальные это приняли несколько по-другому. — Яка вийна? Мир же ж? — простодушный Сёма не понимал меня. Всех пришедших с войны, отличало одно качество. Они — живые! Они вернулись! Смогли придти из такой жуткой мясорубки… И это значит, что им — сам черт не брат. Им здесь на гражданке, в мирной жизни — ничего не может угрожать. Они — бессмертные! Вот такое вот — ложное чувство эйфории. Смерть здесь? Нет! Этого не может быть. Это может быть только нелепая случайность, от которой здесь никто не застрахован. Шанс неудачи настолько мизерный, что на него даже не стоит обращать внимания. Турсунбаев помалкивал. Иваныч с непонятным интересом смотрел на меня. — Сёма ты жить хочешь? — с интересом спросил я. — Хто ж нэ хочет? — Там куда мы поедем — обычно стреляют в спину. И обычно тем, кто этого не ждет. Я может слегка и преувеличиваю, но… Тренироваться начнем здесь. И сейчас. Просто представь, что тут подстерегает опасность… Где-то тут есть переодетый власовец и он хочет пристрелить тебя исподтишка. Так что, не расслабляйся. И тогда — там, ты будешь готов. — А… — понятливо пробасил он и с подозрением уставился в зал. Он стал реально ждать возможного убивца. Мои «лекции» в дороге, все восприняли по-разному. И сделали разные выводы. А я так… немного рассказал о разных недобитках прячущихся по углам. Главное чего я добивался, чтобы не расслаблялись. — Ладно, я к коменданту. Узнаю дальнейший маршрут. Вы тут. — Куда-а…? — удивился он. — Да пройдусь я! — А… Ну не люблю я ходить толпой. По вокзалу.