Я не имел возможности увидеть в зеркале ни цвет, ни даже марку едущих сзади машин — не говоря уже о том, чтобы разглядеть водителя или пассажира. Впрочем, ничего страшного. Существуют и другие способы, позволяющие определить слежку. По мере того как я двигался на юго-запад, прочь от района Голд-Коуст, машин сзади постепенно становилось меньше, но дорожное движение оставалось все еще довольно интенсивным, и если кто-то пристроился за мной, заметить его пока было проблематично. Хотелось отправиться домой, чтобы побродить вокруг своего городского особнячка, налить какого-нибудь крепкого напитка и поразмышлять над тем, с какой, черт побери, целью моя сестра Пэтти встречалась с менеджером борделя — женщиной, у которой, возможно, припрятана пресловутая маленькая черная книжка. Однако я не мог сейчас поехать домой. Мне не хотелось вынуждать того, кто сидел у меня на хвосте, прекращать слежку. Если он изучил меня — а он, скорее всего, изучил, — значит, знал, где я живу. Если бы он увидел, что я подъезжаю к своему дому, то решил бы, что я собираюсь лечь спать, и стал бы держаться подальше. Возможно, даже решил бы, что следить за мной сегодня уже не имеет смысла. А я не хотел, чтобы он прекратил слежку, поэтому домой не поехал. Я свернул с Чикаго-авеню направо, на Дэймен-авеню, и стал двигаться с одинаковой скоростью. Дэймен-авеню, возможно, была не самым лучшим выбором, потому что теперь я ехал на север и интенсивность дорожного движения опять стала высокой: в этом районе, к северу от Норт-авеню, располагалось множество ресторанов, баров и шикарных магазинов. Лет пятнадцать назад жить в этом районе было очень круто, и там ошивалось немало художников, хиппи и прочих неформалов. Люди такого рода все еще проживали здесь, однако теперь район стал более привлекательным для яппи[40] и даже для обычных семей, если они, конечно, могли себе позволить приобрести недвижимость по заоблачным ценам. Однако на данный момент меня совсем не интересовал вопрос облагораживания населения в районе Викер-Парк или Бактаун. Мое внимание гораздо сильнее привлекал автомобиль-седан, который ехал через три автомобиля от меня и каждый раз поворачивал туда же, куда и я. Дело в том, что маршрут, по которому я ехал, был весьма необычным. Я начал движение на Раш-стрит, двинулся на север, затем повернул на юг на Стейт-стрит и поехал по Чикаго-авеню, после чего направился на запад, к Дэймен-авеню, и вот теперь я ехал по Дэймен-авеню в сторону Армитидж-авеню, которая находилась всего лишь в миле к северу от начальной точки моего маршрута, — то есть от того места на Раш-стрит, где был припаркован мой автомобиль. Другими словами, мои передвижения были абсолютно бессмысленными. Человек, который первым сказал, что кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая линия, подумал бы, что я идиот. Зачем было ехать в сторону юга, если я вполне мог бы просто свернуть на север из ресторана «Тайсонс» на Раш-стрит? Получается, я ехал черт знает куда и черт знает как. Мой маршрут, вместо того чтобы быть прямой линией, представлял собой извивающуюся змею. Знаете, на кого я был похож? Я был похож либо на туриста, который петляет как может по незнакомому городу Чикаго, либо на человека, пытающегося запутать следы. И тот, кто сидел у меня на хвосте, прекрасно знал, что я не турист. С другой стороны, я мог бы сказать то же самое о водителе седана, который ехал за мной. Единственная причина, по которой он выбрал столь странный маршрут, — слежка за мной. Держа правую руку на руле, левой я вытащил из кобуры пистолет и, отсоединив магазин, проверил, сколько в нем патронов. Их было вполне достаточно. Обычно хватает всего лишь одного. Я вовсе не собирался его использовать. Я ведь вообще-то человек скорее мягкий, чем жесткий. Всегда стараюсь вести себя очень вежливо. Конфронтация никогда не являлась для меня вариантом номер один. Но и избежать конфликта порой невозможно. А потому я всегда готов к наихудшему — как настоящий бойскаут. Я свернул с Дэймен-авеню налево, на Диккенс-авеню, и снова направился на запад. Сейчас мы находились в районе, который еще не определился — станет ли он исключительно жилым или же останется полупромышленным. Я проехал еще около мили и свернул направо. Теперь мне предстояло проехать три квартала строго на север по тихой улице, а потому я имел возможность видеть картинку сзади себя довольно отчетливо. На расстоянии одного квартала автомобиль-седан сделал точно такой же поворот. Это не было совпадением. Мы оставили все совпадения валяться в пыли в нескольких милях отсюда. Я заехал на заброшенный участок со зданием, в котором когда-то размещался банк, — сбоку находилась подъездная дорожка. Кое-где на территории валялся мусор. Не могло быть никаких оснований — никаких разумных оснований — заезжать сюда в вечернее время. Я проехал по подъездной дорожке и остановился. Мне хотелось сделать так, чтобы тому, кто сидел на хвосте, было хорошо меня видно. Двигатель глушить не стал. Порывшись в бардачке, нашел пустой конверт. Автомобиль-седан проехал по дороге мимо. Он слегка сбавил скорость: сидящий за рулем человек, по-видимому, пытался на ходу подсмотреть, чем я там занимаюсь. Если бы у него имелся какой-нибудь наблюдательный прибор и он мог бы увидеть, что происходит внутри моего автомобиля, то, по-видимому, подумал бы, что я кого-то жду. В общем, седан проехал мимо. Выбора не было. Он слишком бросался в глаза на боковой улочке, по которой почти никто не ездил. Поскольку я сидел на заброшенной парковке и глазел по сторонам, он не мог просто так взять и остановиться. Я написал на конверте записку, сфотографировал встроенным фотоаппаратом смартфона — чтобы не забыть подробности — и вышел из автомобиля. Воздух здесь был холодный, как взгляд тещи. Место открытое, и ветер, казалось, дул со всех сторон. Я нарочито внимательно осмотрелся по сторонам — будто бы хотел убедиться, что за мной никто не наблюдает. Затем подошел к окошку кассира и засунул конверт в имеющийся под ним лоток. Вернувшись к автомобилю, я сел в него и выехал с парковки на улицу, по которой сюда приехал, но на этот раз направился в противоположном направлении, то есть в сторону юга. — Твой ход, — сказал я, глядя в зеркало заднего вида. Я ехал на средней скорости, почти не отрывая взгляда от зеркала. Я находился уже более чем в двух кварталах от того места, где оставил конверт (то есть уже почти подъехал к Диккенс-авеню), но седана все еще не было видно. Так я и думал: он не поедет вслед за мной. Он попытается выяснить, что же я засунул в лоток под окошком кассира. 35 Я свернул направо, на Диккенс-авеню — то есть в направлении дома. Наверняка именно так полагал сидящий у меня на хвосте человек, поскольку я жил в двух милях на юго-запад от этого места. Однако я не поехал домой. Я повернул на следующей улице направо и стал двигаться на север, обратно к заброшенному банку, но так, чтобы подъехать к нему с другой стороны. Я выбрал это место не просто так. Давным-давно, когда я еще только начинал работать детективом, мы поймали вора-карманника, действовавшего в данном районе. На протяжении недели нам поступило сразу несколько жалоб. И не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы заметить, что связывало всех пострадавших от рук вора. У жертв имелась одна общая черта: последнее, что они делали, прежде чем кто-то опустошал их карманы, — это снимали деньги в местном банкомате. Не в том, до которого можно дотянуться из окна автомобиля, а внутри вестибюля со стеклянными стенами, который запирался на ночь, но был открыт в течение дня. Особенность заключалась в том, что карманник не просто воровал бумажник, а немедленно шел к ближайшему банкомату и снимал с банковского счета жертвы столько денег, сколько позволял установленный банком лимит. «Как может вор так быстро узнавать пин-код?» — удивлялся я, будучи тогда еще молодым энергичным детективом. Он, конечно же, мог пользоваться какой-нибудь хитромудрой компьютерной программой, однако события происходили несколько лет назад, когда программное обеспечение такого рода не было широко распространено. Кроме того, часто он оказывался у банкомата через каких-нибудь несколько минут, а то и секунд. Я провел некоторую исследовательскую работу, в ходе которой обратил внимание, что вдоль одного края примыкающей к банку территории растут деревья. Я решил потратить немного времени на наблюдение, сидя в обычном — без опознавательных знаков — автомобиле, припаркованном чуть поодаль на этой улице. Три часа спустя белый подросток, вполне подходящий под описание подозреваемого, влез на дерево и направил бинокль на вестибюль, в котором располагались банкоматы… Ну что же, сегодня вечером мне нет необходимости карабкаться на дерево. Бинокль, конечно, не помешал бы, но бинокля у меня не было. Я залег в кустах и притаился. Окошко кассира просматривалось отсюда довольно хорошо. На заброшенной территории было темно, но надо признать, что темно не только для меня, но и для него. Ему, возможно, придется воспользоваться фонариком, и, если повезет, свет от фонарика позволит мне рассмотреть лицо того типа, который за мной следит. Автомобиль-седан, не отстававший от меня весь вечер, подъехал к перекрестку, на котором располагался бывший банк, и затормозил. Человек за рулем, возможно, решил немного подождать, чтобы убедиться, что поблизости никого нет и я отсюда уже уехал. Затем седан заехал на парковку и подрулил к окошку кассира — тому, к которому некоторое время назад подходил я. Фары автомобиля стали светить мне прямо в лицо. Такой вариант меня совсем не устраивал. Так у меня может ничего не получиться. Впрочем, он, скорее всего, пройдет сквозь свет фар, и тогда мне удастся его рассмотреть. Все, что мне было нужно, так это возможность хотя бы на пару секунд увидеть его лицо. Автомобиль остановился, но двигатель продолжал работать и фары светили по-прежнему. — Ну же! — прошептал я. Дверь автомобиля открылась. В салоне зажегся плафон, и это давало мне шанс увидеть лицо следившего за мной человека, однако чертовы фары меня ослепляли. Поэтому было крайне важно, чтобы он прошел перед машиной и таким образом попал в круг света. Но мне не повезло: он обошел автомобиль сзади. Поскольку фары светили мне в лицо, а другого освещения на парковке не предполагалось, я не видел почти ничего, кроме темной фигуры, направляющейся к окошку кассира. Фигура была облачена в теплую куртку и шапку, которые вполне соответствовали вечернему холоду. Я отчетливо услышал что-то вроде щелчка, когда человек потянул на себя лоток под окошком. Затем последовала пауза: мой новый «друг», видимо, пытался прочесть оставленную мной записку. — Фонарик, — пробормотал я. — Фонарик. Он включил микрофонарик, встроенный в телефон, и направил луч на записку. Однако при этом повернулся в другую сторону, а потому от скудного освещения толку оказалось мало. Я видел лишь клочок бумаги в его руке, но лица человека, наклонившего голову и читающего мою записку, рассмотреть не смог. Все, что разглядел, — это теплая куртка и шапка на голове. Затем свет фонарика погас. Снова раздался щелчок: это мой новый «приятель» — черт бы его побрал! — задвинул лоток обратно. Справившись, он сел в машину. Я попытался рассмотреть его, освещаемого теперь плафоном, но фары по-прежнему били мне прямо в лицо. Когда же автомобиль отъехал и пытка светом прекратилась, я был так ослеплен, что не мог разглядеть даже свою ладонь перед самым носом. Я вытащил смартфон, вознамерившись было включить встроенный фонарик и попытаться рассмотреть номерной знак автомобиля, но затем решил, что могу выдать себя, а я не хотел так рисковать. Седан выехал с парковки и устремился прочь. Получалось, что я остался ни с чем. Но это меня не сильно расстроило: скоро у меня будет еще один шанс. Все еще сидя в кустах, я вывел на экран смартфона фотографию записки, которую оставил в лотке под окошком кассира. Она была следующего содержания: «Завтра в шесть часов вечера. Красная линия, станция „Джексон“, платформа для поездов, едущих в северную сторону. Возьми это с собой». Парень, следивший за мной, прочел записку. Это я смог заметить. Если он уже интересовался мною — а он, скорее всего, интересовался, — то ему было бы очень любопытно узнать, с кем я собираюсь встретиться и что человек должен взять с собой. Он будет там. И на этот раз я не упущу случая. — Увидимся завтра вечером, друг мой, — сказал я, когда его автомобиль исчез из виду. 36 После всех треволнений следовало бы поехать домой, в свой городской особнячок, налить себе чего-нибудь крепкого и поразмыслить над двумя вопросами, которые я не мог выбросить из головы. С какой целью моя сестра Пэтти встречалась с менеджером особняка-борделя? Кто, черт побери, за мной следил? Однако мне не хотелось ломать себе голову прямо сейчас, поэтому я отправился в «Дыру в стене». Там, как обычно, было полно полицейских и их подружек. Большинство из них уже хорошенько подвыпили, что меня вполне устраивало. Я не хотел ни с кем разговаривать. Мне нужен был общий гул посетителей бара, тепло и веселое оживление. Впрочем, парочка бокалов бурбона тоже не повредит. Детектив Ленни Сошиа — Сош — находился в углу бара, разговаривая о чем-то с несколькими приятелями. Наверное, рассказывал очередную историю о полузащитниках команды «Чикаго Блэкхокс», но очень сомнительно, чтобы кто-то из присутствующих мог понять хотя бы половину произносимых слов. Увидев меня, Сош поднял в знак приветствия бокал, пролив в порыве чувств немного пива себе на рубашку. Самое прекрасное заключалось в том, что он этого даже не заметил. Хотя нет, его самое замечательное качество заключалось в том, что завтра ровно в восемь утра он будет сидеть за письменным столом, готовый отправиться на любое задание. Сош был одним из тех, кто много пил исключительно ради того, чтобы на время позабыть о дерьме, с которым приходится сталкиваться на работе, но неизменно снова приходил на работу за новой порцией дерьма. Если вдруг случится, что Сош окажется при смерти, не так-то легко будет вырвать из его руки значок полицейского, даже если в другой руке он будет держать бутылку пива «Будвайзер».