Виктор Белых, которому Аллан передал результаты вскрытия, дополнил картину убийства: — Приехали, конечно, на машине. Но с позапрошлой ночи почти до полудня сегодняшнего дня валил снег, так что рисунок протекторов уже не определить, да и те, звонившие, затоптали порядком все вокруг… Парня убили здесь же, в лесу, похоже, как только вышли из машины. От шоссе съехали на проселочную дорогу метров на сто, не более, до первого поворота в лес, прямо за свалкой. В лесок углубились максимум метров на десять. Может, и хотели бы проехать дальше, но снег довольно глубокий, хотя, судя по всему, дорогу недавно чистили грейдером. Побоялись застрять в снегу. От места убийства тело парня тащили под елку почти пять метров. Почему скинули труп так близко, непонятно. Или что-то их спугнуло, или торопились. А может, рассчитывали, что место безлюдное, раньше весны вряд ли кто появится здесь… — И, помолчав, задумчиво произнес: — Значит, так… В полицию пока с заявлением о пропаже человека никто не обращался. Придется публиковать фотографию в прессе. Кто-нибудь да откликнется. Есть у нас еще одна зацепка — перстень. На нем выгравированы год и название гимназии, похоже таллинской. Надо, Аллан, собрать информацию: что за гимназия, кто заказывал на память кольца, имена выпускников, где они сейчас. В общем, работы уйма. Давай, действуй. Через три дня все необходимые для выяснения личности убитого сведения были собраны. Им оказался двадцатишестилетний Томас Кирс, покинувший Эстонию в поисках лучшей жизни почти три года назад и проживавший последние полтора года в Америке. По фотографии в газете его опознали знакомые и родные. В тот вечер, когда было совершено убийство, погибший собирался, по словам его бабушки из Нарвы, улетать в Калифорнию, к свой жене Джейн. — Он погостил-то всего два денька, и все говорил, что жена ждет, скучает… — Она вытерла нахлынушие слезы и всхлипнула. — Любили они друг друга очень… …Похороны состоялись в Таллине. Сначала Томаса Кирса отпевали в церкви, потом процессия отправилась на кладбище. Вдова убитого — Джейн Кирс — выделялась из остальной толпы родственников и знакомых погибшего. Она была в великолепной шубе из голубой норки, в белых сапожках, на руках красовались ослепительно-белые лайковые перчатки. Признаком скорби была только черная кружевная шаль, свободно накинутая на стянутые сзади в конский хвост светлые волосы. Виктор немного удивился, заметив помаду на губах и тщательно подкрашенные глаза, но про себя решил, что это ни о чем не свидетельствует, вероятно Джейн привыкла выглядеть хорошо при любых обстоятельствах. Она вообще создавала впечатление выдержанной, владеющей эмоциями женщины. Если мать, бабушка и сестра Томаса Кирса рыдали, то вдова стояла со скорбным выражением лица и, лишь когда гроб стали опускать в могилу, она не выдержала, бессильно опустилась на колени, и по ее лицу безудержно потекли слезы. На кладбище Виктор Белых и Аллан Рист устроились поодаль от родных и близких. Виктор молча наблюдал за происходящим, Аллан вел видеосъемку. Снимать похороны на видеокамеру — удовольствие малоприятное, но что поделать — работа. Джейн, жену убитого, Аллан видел до похорон на фотографиях, которые показала мать Томаса Кирса, считавшая брак сына удачным. На цветных снимках Джейн выглядела эффектно: тонкий, удлиненный, почти правильной формы нос, крупные зеленоватые глаза, выразительные губы и золотистые, полудлинные, ниспадающие на плечи красивыми локонами волосы. Бывают такие женщины — ухоженные, холеные — без возраста. Именно к таким относилась и Джейн: ей было явно не двадцать лет, и даже не двадцать пять, но сколько точно, по фотографии было не определить. Аллан не стал об этом спрашивать мать Томаса, решив не гадать, а посмотреть позже по документам. Никого постороннего среди пришедших проводить убитого в последний путь Виктор с Алланом ни в церкви, ни на кладбище не заметили, так что последняя надежда связать гибель Томаса Кирса с тем или с теми, в чьей машине он ехал незадолго до смерти и кто убил его, умышленно инсценировав ограбление, не оправдалась. Когда родственники и знакомые стали покидать кладбище, Виктор Белых догнал Джейн. — Извините, пожалуйста… — Он назвал себя и продолжил: — Мне сказали, что вы говорите по-русски. Примите мои соболезнования и скажите, когда мы могли бы с вами поговорить. Она резко повернула голову и несколько мгновений в упор, не мигая, рассматривала его. Затем ответила чуть хриплым голосом: — Прямо сейчас, если желаете. — Думаю, здесь не получится. Понимаете, некоторые формальности… Протокол допроса и прочее. Словом, надо проехать к нам в ЦеКриПо или встретиться в другом, удобном для допроса месте. — Тогда вечером, потому что сейчас поминки… Ровно в семь часов вечера Виктор, несмотря на то, что его рабочий день давно закончился, подъехал к условленному месту — отелю «Виру» в центре Таллина. Открывая Джейн дверцу машины, он обратил внимание на то, что она изменила прическу и наложила на лицо другую, соответствующую вечернему времени косметику. Это поразило его. Надо бы, решил Виктор, дать Аллану задание не только собрать о Джейн всю информацию, но и установить за женщиной наружное наблюдение до тех пор, пока она не покинет Эстонию. Что его подтолкнуло к этому решению, он сказать не мог. Никаких подозрений лично в отношении Джейн быть не могло, во время убийства она находилась в Америке, однако она могла быть связана с убийством косвенно или напрямую. Многое в ее поведении казалось Виктору странным. Может быть, было непривычным то спокойствие, с которым она хоронила мужа. Или изысканность ее траурного одеяния и макияжа… Виктор Белых предупредил Джейн, что она будет допрошена в качестве свидетеля и весь допрос будет записан на диктофон. Женщина лишь равнодушно пожала плечами. Ее ответы ничего не прояснили. Джейн сообщила о том, что Виктору уже было известно: они с Томасом познакомились, когда он работал таксистом в Чикаго. Через полгода, чувствуя, что не могут жить друг без друга, официально оформили отношения. Брак, по словам Джейн, был счастливый, хотя, судя по документам, разница в возрасте между ними составляла пятнадцать лет, но внешне это не бросалось в глаза. Говоря о своих отношениях с погибшим, женщина сделала паузу и, вытащив из элегантной сумочки носовой платок, приложила его к глазам. — Извините, до сих пор не могу поверить, что Томаса нет в живых. Вы, наверное, думаете, глядя на меня, что я — бездушный сухарь, потому что не рыдала на кладбище, как другие. Одному Богу известно, сколько таблеток я выпила, чтобы держать себя в руках. — От внимания Джейн не укрылся мимолетный взгляд Виктора на шубу, лежащую на стуле рядом: — Не считайте, что я специально вырядилась на похороны так, чтобы продемонстрировать свою шубу… Вовсе нет. Я очень далека от всякого рода показухи. Просто шубу подарил мне Томас. Я ему так нравилась в ней… Он говорил, что в этой шубе я похожа на снежную королеву из сказки Андерсена… Он настоял и на том, чтобы я купила к шубе белые перчатки и сапожки… Женщина всхлипнула и вновь приложила платочек к глазам. — Томас очень хотел повидать родных, тем более что в последний раз, когда он звонил домой, мать сказала ему, что бабушка сильно сдала, постоянно болеет. Поэтому он и приехал на несколько дней в Эстонию. Восемнадцатого декабря он позвонил мне и сказал, что через два дня вылетает вечерним рейсом в Лондон, где мы договорились провести с ним рождественские каникулы. Однако в условленный день Томас Кирс не прибыл в Лондон, и обеспокоенная Джейн позвонила его матери Рийне в Таллин. Та сказала, что два дня перед отъездом сын провел у бабушки в Нарве и обещал заехать попрощаться только в том случае, если позволит время. Но не заехал… Бабушка, после того, как Томас уехал, звонила дочери, чтобы сообщить, что внук уже отправился в аэропорт. По прибытии туда он должен был связаться с бабушкой, но, видимо, не смог. Мало ли что случилось, может, закрутился с оформлением документов… Старушка не стала нервничать, потому что, зная характер внука, твердо была уверена: как только он сможет — не забудет про свое обещание позвонить. От матери убитого Виктор узнал, что Джейн действительно звонила в Таллин, спрашивала, когда вылетел Томас. Но ни мать, ни бабушка не знали точного времени вылета и номера рейса, которым Томас должен был покинуть Эстонию. После разговора с невесткой обуреваемая беспокойством мать позвонила в аэропорт и после долгих выяснений на разных инстанциях узнала, что Томас Кирс должен был вылететь в половине десятого вечера, но регистрацию пассажир с таким именем не проходил. Женщина, не откладывая в долгий ящик, отправилась в полицию, но там отказались принимать заявление об объявлении сына в розыск на том основании, что прошло слишком мало времени. Мало ли, объяснил расстроенной женщине дежурный констебль, где мог загулять молодой человек. Может быть, зашел в ресторан и выпил лишнего или с кем-то познакомился, вот и опоздал на рейс. А звонить, улыбнулся полицейский, сами знаете — вроде неудобно… Как скажешь матери, что напился или еще что, дело-то молодое… Ей посоветовали прийти через пару дней. Но через два дня мать Томаса Кирса явилась в полицию уже по другому поводу: приятельница принесла ей газету, в которой она увидела фото убитого на лесной дороге молодого человека. В нем она сразу опознала пропавшего сына… Наружное наблюдение, установленное за вдовой Томаса Кирса, не только ничего не прояснило, но, напротив, еще больше усложнило и без того запутанное дело. Наутро после похорон женщина спустилась в бар отеля, выпила кофе и вызвала такси. Аллан, зная от Виктора, что сегодня вечером вдова улетает обратно, решил, что она собирается попрощаться с родными — матерью и сестрой мужа. Но он глубоко заблуждался: Джейн отправилась по магазинам. Она побывала почти во всех дорогих бутиках — вероятно, маршрут ей подсказывал таксист, — накупила ворох вещей, упакованных в коробки и пакеты, и вернулась в отель. Внизу она позвонила кому-то из телефона-автомата и поднялась к себе в номер, который не покидала вплоть до отбытия в аэропорт. Пока Джейн отдыхала в своем люксовом номере, Аллан позвонил Виктору Белых и попросил выяснить, кому звонила вдова. Оказалось — матери Томаса. Мобильный телефон Джейн был отключен, и Белых позвонил Рийне. Он не стал говорить женщине, что уже знает, в каком отеле остановилась ее невестка, и спросил лишь: есть ли у Джейн другой номер мобильного телефона и нельзя ли в течение часа встретиться с Джейн? Убитая горем Рийна ответила: — Другого мобильника у нее нет. Джейн остановилась в «Виру», в каком номере, я не знаю. Думаю, там есть настольный, звоните на него. Насчет встречи с ней — сомневаюсь. Нам — мне и ей — сейчас не до вопросов. Скажите, Джейн сообщила вам, что отменила свою поездку в Лондон и собирается домой, в Америку? Она сегодня улетает в Калифорнию… Мы должны были с ней встретиться — Джейн обещала приехать к нам сама, чтобы попрощаться, но недавно она позвонила и сообщила, что чувствует себя так плохо, что целый день не выходила из номера. Даже завтракать не стала. Сказала, что нет необходимости провожать ее, и обещала приехать на сорок дней. Мне так жалко Джейн… Виктор ничего не сказал Рийне о том, как невестка провела день. Зачем лишний раз расстраивать убитую горем женщину? Глава 3 Через неделю напряженной работы Аллану удалось собрать практически всю информацию о погибшем, какую только можно было получить в ходе опроса его школьных и студенческих друзей и приятелей, родных и близких. Собственно, ничего интересного, кроме одного момента, который так и остался пока невыясненным, не набралось. Томас Кирс слыл человеком контактным и абсолютно неконфликтным. В любом случае сам никогда не шел на открытую конфронтацию, пытаясь до последнего исчерпать все возможные мирные пути решения проблемы, если таковая возникала. Это, впрочем, не означало, что любой компромисс для него был приемлем. Он не считал возможным идти навстречу обидчику в том случае, если его самолюбие было задето несправедливыми словами, наносящими глубокую обиду. И уж, не дай бог, как рассказали его школьные и студенческие приятели, если обидчик, несмотря на предупреждения не прибегать к рукоприкладству, воспринимаемые людьми, плохо знающими Томаса Кирса, за элементарную трусость, переходил от угроз к мордобитию. Тогда — пиши пропало: от Томаса пощады не жди. У него словно планка падала. Друзьям не раз приходилось оттаскивать разъяренного Томаса от обидчика, чтобы последний остался жив. Вместе со своим близким другом Эдвардом Метсом они занимались каратэ, потом Томас увлекся кикбоксингом, но занимался им недолго, поскольку после окончания гимназии уехал учиться в Тарту. Говорят, что именно там на третьем курсе он и влип в неприятную историю, отделав, словно котлету, сыночка одного из профессоров университета. Томасу каким-то образом удалось уладить проблему и избежать суда, но сохранить место в университете он не сумел. Через несколько месяцев после этой истории Томас Кирс уехал в Ирландию, потом оказался в Англии и оттуда рванул в Америку, где через некоторое время встретил Джейн. Аллан побывал в Тартуском университете, но ничего полезного, что каким-то образом могло пролить свет на убийство, не почерпнул. Он, правда, встретился с девушкой, у которой с Томасом незадолго до отъезда за границу были близкие отношения. Она поступила в магистратуру и поэтому осталась жить в Тарту. Катрин — так звали его бывшую пассию — честно призналась, что была очень сильно увлечена Томасом Кирсом. — Я ему нужна была скорее для постельных утех, хотя он и говорил, что любит меня. Это правда, что я у него была более-менее постоянная… — Девушка горько усмехнулась и отвела глаза в сторону. — Но помимо меня были и другие. Сначала я очень ревновала, переживала, но потом поняла, что готова терпеть все его загулы, лишь бы не потерять Томаса, лишь бы он всегда был рядом. Глупо, конечно, но это так. Может быть, если бы у него был другой характер, тогда и остальное было бы по-другому. Если бы он хоть раз нахамил мне или ударил, думаю, я смогла бы уйти от него. Но Томас всегда был очень нежный, внимательный. Таких мужчин, как он, очень мало. Не надейтесь — вы не найдете таких, кто бы его ненавидел. В любом случае, — Катрин пожала плечами и улыбнулась, — среди наших с ним бывших однокурсников. Томас удивительным образом умел ладить со всеми. Может, я и ошибаюсь, но думаю, вы не там ищете — ведь он давно уехал за границу, говорят, женился. Наряду с версией о причастности к убийству кого-то из бывших знакомых надо было проверять и другую версию — причастности к преступлению Джейн. А вот с этим дела обстояли совсем туго, потому что на сбор информации о Джейн нужно было время, а его-то как раз было в обрез. Родилась она в Германии, где служил ее отец, потом жила в Литве, откуда ее семья переехала в Ленинград, а потом Джейн, уже будучи взрослой девушкой, отправилась вместе с первым мужем в Америку. Это то немногое, что она сообщила о себе во время допроса. Через эстонское отделение Интерпола отправили три запроса — в Литву, в Россию и в Америку. Пока не прибыли ответы из Интерпола, Аллан занялся тщательной проверкой сведений, полученных от матери убитого: с кем сын встречался в те несколько дней, пока жил в Таллине, кому звонил. Распечатка телефонных разговоров ничего существенного не дала. Судя по ней, он три раза вызывал такси, чтобы выехать в город. По словам матери, бывал в магазинах, пытясь найти подарки к Рождеству для Джейн и для своих родных. Один раз Томас Кирс был в гостях у дяди по материнской линии, который дал ему свой старенький «форд» для поездки к бабушке. Дал с условием: доставить машину назад в Таллин целой и невредимой. С дядей племянник посидел за бутылкой водки, рассказывая о жизни в Америке. — Он у нас не нытик, — вспоминал дядя, — жаловаться не привык. Может, и не все было хорошо там, за границей, я не знаю, но Томас шутил и смеялся, даже когда рассказывал о том, какие сложности он испытывал в первые несколько месяцев пребывания за кордоном. Когда он оказался в Англии, то не сразу нашел работу, да и с английским у него на первых порах было не очень хорошо. Про Джейн почти ничего не рассказывал. Стоило мне только спросить про жену, он сразу мягко останавливал меня: «Потом расскажу, успею…» Мне почему-то показалось, что чувств у него к жене особых не было. Впрочем, это мое мнение, я могу и ошибаться. Моя сестра — его мать — и бабушка думают иначе. Да вы, наверное, уже знаете… Они почему-то уверены, что сын женился по большой любви. Виктор Белых попросил Аллана еще раз встретиться с бабушкой Томаса Кирса, живущей в Нарве на улице Кангеласте. — Ты вот что, дружище… на меня тут разом столько дел навалилось, что только успевай разгребать. Пока я тут заканчиваю с обвинительным по двойному убийству в баре, смотайся-ка в Нарву, попробуй еще раз поговорить с Валентиной Райдма, бабулей этого Кирса. Попытайся дома, в неофициальной обстановке, разузнать, как ее внук провел те два дня, что пробыл у нее. Может, что ценное раскопаешь. Обязательно прозондируй, не звонил ему кто или он кому-нибудь. В общем, не буду тебя инструктировать, сам знаешь, что делать. — Вик Саныч, вы же сказали мне сегодня найти подругу той дамочки из Йыхви, расчленившей мужа… — Подождет дамочка! Давай, действуй. Машина будет через полчаса, так что сразу на крыло и отправляйся в Нарву. Вот телефон бабули… Старая женщина за короткое время, прошедшее с похорон внука, казалось, совсем высохла, сгорбилась, превратилась в совершенно дряхлую развалину с потухшим, безжизненным взором. Она даже передвигалась как сомнабула, словно вместо ног у нее были деревяшки. На столе в комнате стояла фотография внука, перевязанная с одного угла черной траурной лентой. Перед фотографией — горящая свеча и две белых хризантемы. В квартире сильно пахло лекарствами. — А… это вы… — тихо произнесла женщина, хотя неизвестно, узнала ли она Аллана, которого видела на кладбище и во время допроса сразу после похорон. — Проходите… Чаю хотите? Я поставлю… — И тут же, забыв о чае, направилась к креслу, стоящему возле стола с фотографией внука. Впустив в квартиру незваного гостя, старушка словно забыла о его существовании. Она неловко, как-то бочком, словно на минутку, опустилась в кресло и, судорожно вздохнув, уставилась на улыбающееся лицо своего погибшего внука. Потом всхлипнула, но не заплакала. Аллан не знал, как напомнить о себе, с чего начать разговор. Минут пять прошло в полном молчании. — Вы извините, — произнес Аллан и удивился своему осипшему голосу, — что я тут пришел, но, понимаете… Может быть, вы что-нибудь еще вспомните… Прошу вас, давайте попробуем по минутам разложить те два дня, которые Томас, — Аллан сделал паузу и посмотрел на снимок с траурной лентой — провел у вас… Чем он занимался, куда ходил, с кем встречался? Старушка продолжала молчать, будто не слышала гостя. Аллан уже решил, что напрасно приехал, потерял время. Придется, подумал он с сожалением, еще раз здесь побывать, чуть позже. Он только приподнялся из кресла, чтобы распрощаться, как пожилая женщина заговорила: — Томас — она обвела уставшим взглядом, в котором, помимо боли, плескались безнадежность и отчаяние, — здесь… Он всегда будет со мной… ведь я любила его больше всего на свете… И бесцветным, безжизненным голосом продолжила: