— Его последние дни… последние дни… — Она задумалась ненадолго. — Я вам все уже рассказала… Пытаясь напрячь память, старушка часто заморгала и сморщила переносицу. — Да нет, никуда он вроде и не ходил-то… Утром, когда приехал, пообедал со мной, а потом вместе отправились на рынок. Купили продукты… он сам платил… все приговаривал: «Бабуля, у меня денег достаточно…» Несчастная женщина взглянула на Аллана и заплакала: — Оставил двести долларов, велел потратить себе на подарок к праздникам. На что мне эти подарки? — жалобно спросила она. — Ничего мне не надо, ни подарков, ни денег…. Мне и пенсии хватает… Мне внук нужен, мой Томас… Кто его убил? Скажите, кто? Найдите этого человека. Нет, не человека — подонка! — Обязательно найдем, обещаю вам. Но нам нужна ваша помощь. Попробуйте вспомнить, может быть, внук встречался с кем? Или звонил куда-нибудь? — Звонил? — женщина непонимающе посмотрела на Алана. — Да… звонил… Матери… — А ему никто не звонил? — не рассчитывая на утвердительный ответ, поинтересовался оперативник. — Нет… Да и кто ему мог звонить. Впрочем, — старушка встрепенулась, — подождите! Как это не звонили — звонили! Точно звонили. Утром… Жена… — И вновь потухла. — Да, жена… Они поговорили немного. Томас сказал, что скоро приедет… — Не припомните ли детали разговора? Он не нервничал? Что еще говорил? — Да ничего такого не было… Спокойно говорил. Сказал в конце разговора: «Целую» и повесил трубку. — Когда был звонок? — Рано еще было, часов в восемь… Нет, наверное, чуть раньше, потому что соседка-учительница еще не ушла на работу. — Увидев удивленный взгляд Аллана, старушка пояснила: — Я слышу, как она, уходя в школу около половины восьмого утра, хлопает дверью… — И добавила: — Но Томас уже не спал. Он первый подошел к телефону… Аллан Рист решил про себя, что вряд ли можно будет использовать эту информацию: подумаешь, жена позвонила. Никакой зацепки… Он еще раз извинился перед старой женщиной за беспокойство, причиненное ей своим визитом, и встал. Едва Аллан подошел к двери и взялся за ручку, как запищал мобильник. Он машинально вынул его: — Слушаю! В Таллин? Когда? Хорошо, успею… И тут старушка всплеснула руками и схватилась за голову: — Ой! Стойте! Вспомнила… Вы сказали про Таллин, вот я и вспомнила! Внуку еще кто-то звонил. Днем… Минут пять говорили. Внук больше слушал… Потом сказал, что машина у него есть, таллинский дядя, мой брат, дал на время. — Хоть одно имя Томас назвал? Старушка сокрушенно вздохнула и виновато поглядела на Аллана: — Нет. Кто звонил — не знаю. Он не сказал мне. Помню только, что обрадовался очень звонку, как будто бы ждал его. Я спросила, кто это, но Томас отшутился: «Бабушка, много будешь знать, быстро состаришься, а я хочу, чтобы ты всегда была такой молодой и красивой». И когда увидел, что я немного обиделась, поцеловал в щеку: «Друзья звонили…» И обнял меня. А потом добавил, что, дескать, поедет с друзьями до Таллина, но имен не назвал… Ни одного… Да я и не спрашивала больше… Зачем? Это уже было что-то: жертве перед смертью звонили, назначили встречу, и, получается, они вместе отправились в Таллин. Вот только приехали не в Таллин, а в лес. «Или я ошибаюсь? — прикинул Аллан. — Нет, все так. Ни с кем другим Томас Кирс не собирался вроде бы встречаться. Бабушка сказала, что он очень обрадовался звонку. Но ведь звонок, на первый взгляд, был неожиданный! Интересно, кому это он так обрадовался? Теперь становится понятным тот факт, что парень дал спокойно себя застрелить — он просто не ожидал, что такое может случиться, потому что доверял тем людям, с кем собирался ехать в Таллин». Глава 4 Распечатка дала неожиданный результат: Кирсу звонили из Нарвы, с настольного телефона. Осталось выяснить, кому принадлежит номер телефона. Оказалось — Линде Элиссон, проживающей неподалеку от кинотеатра «Энергетик». — Я не понимаю, по какому поводу меня вызвали? — Пожилая женщина вопросительно взглянула на Виктора, потом на табличку на двери кабинета, где значился его номер, указанный в повестке. — Мне к Белых. Я — Линда Элиссон. — Проходите и присаживайтесь, — ответил комиссар. — Я — Белых… Мне надо выяснить один вопрос. Да вы не пугайтесь, — улыбнулся он, увидев в глазах посетильницы легкую растерянность, — с вами все в порядке. Я только хочу спросить, где вы были двадцатого декабря? — Двадцатого? — Линда удивленно вскинула брови. — А зачем вам это? — подозрительно спросила женщина. Услышав фразу, что ничего серьезного не произошло и она нужна в качестве свидетеля для прояснения кое-каких обстоятельств, Линда немного успокоилась и поискала глазами календарь. — Это какой день у нас был? Господи, да как же я запамятовала! У подруги была, в соседнем подъезде. Ко мне семнадцатого под вечер совершенно неожиданно, без предупреждения, гости приехали на три дня, и… понимаете, в однокомнатной квартирке как-то не очень удобно с молодыми-то. Я — женщина уже немолодая, на полу спать вроде не по возрасту, да и здоровье уже не то, чтобы на матрасике маяться. И молодых, то есть гостей своих, тоже на пол не положишь. Вот я и решила: пойду к подруге, она уж год, как мужа схоронила, одна живет… — Извините, что перебиваю, но не могли бы вы сказать, кто к вам приезжал в гости? — Это так важно? — Очень. — Не вижу, конечно, связи между вашим вопросом и приездом моих гостей, но отвечу: мой племянник. — Но вы же сказали «моих гостей»… — С девушкой. Очень хорошая девушка, симпатичная. — Не сомневаюсь. Как звать вашего племянника? — Эдик… Эдвард Метс… — и торопливо добавила: — А имя его девушки Ивика. Фамилию не знаю. — А теперь припомните, пожалуйста, вы целый день двадцатого декабря провели у подруги? — Нет. Я и восемнадцатого, и девятнадцатого приходила домой. В первый вечер я накормила их, постель застелила свежую, потом ушла к соседке, сказала ей, что родственники приехали, а на следующий день часиков в двенадцать дня наведалась. Надо было обед приготовить, пообщаться немного, гости все-таки. Я сразу спросила, когда молодые просыпаются, но они только засмеялись: дескать, в двенадцать вечера по нашему времени. — Что значит «по нашему»? — Так племянник у меня за границей живет… — Где? — перебил Виктор. — Да зачем вам это? — с некоторым раздражением спросила женщина. — Он ни в чем таком не замешан. И вообще, он просил… — Она запнулась и растерянно посмотрела на следователя. — Так о чем он просил? — Послушайте, пока вы не объясните мне, в чем дело, я не собираюсь больше отвечать ни на один ваш вопрос. — Тогда вам придется провести здесь времени больше, чем вы думали… Вы обязаны отвечать на мои вопросы, поясню — почему. Дело в том, что двадцатого числа с вашего домашнего телефона был сделан звонок Валентине Алексеевне Райдма. Знаете вы такую? — Конечно знаю! — удивилась женщина. — В Нарве не так уж много тех, кто говорит по-эстонски. А Валя — бабушка Томаса Кирса, друга моего племянника, говорит свободно, даже без акцента. Но я не звонила ей… Может, Эдик звонил, чтобы узнать, где друг сейчас. Валя мне как-то говорила, что Томас тоже живет за границей. Но я не знаю, был ли он в эти дни в Эстонии, Эдик ничего мне не говорил об этом. Когда он приехал в гости, я ему сразу все новости выложила. — Какие новости? Можете припомнить? — Да про Юльку… Про мальчишек с нашего двора: где они сейчас, чем занимаются… Виктора совершенно не интересовали ни мальчишки, ни Юлька, но приезд некоего Эдика, друга Томаса Кирса, к тетке дал пищу для размышлений. — Я правильно вас понял: племянник просил никому не рассказывать о его приезде? — В общем-то, да-а… — неуверенно протянула Линда Элиссон. — Он не просил, а строго-настрого приказал никому и никогда не говорить о том, что он приехал и где он живет за границей. Он за все то время, что живет в Америке, приехал в Эстонию первый раз. Не предупреждая. Для меня это было как снег на голову. И сразу сказал, что не хочет, чтобы кто-нибудь узнал о том, что он в Нарве. — Кто именно не должен был узнать о его приезде? У него были основания кого-то или чего-то опасаться? — Не думаю… — замялась Линда и отвела глаза в сторону. — Мне кажется, что он просто не хотел ни с кем встречаться. Почему, не особо объяснял. — Женщина явно что-то не договаривала. — Попросил как-то так… дайте-ка припомню… в общем, что, мол, есть тут придурки, век бы их не видать, а то начнут расспрашивать, что да как, да навяжутся еще чего доброго в гости… Я поняла, что эти люди, которых он не хотел видеть, могут напроситься к нему в Америку, а вы сами понимаете — ни к чему это Эдику. Если бы они друзьями были, тогда другое дело… А таких — захребетников, которые на халяву хотят за границей пожить, у нас полным-полно. И нечего их приваживать. У них только одно на уме… — Подождите, Линда, — прервал ее комиссар, — я не совсем вас понимаю. О каких захребетниках вы говорите? Кто это такие? — Да знаете, — заторопилась женщина, — ко мне как-то, после его отъезда в Америку, заходил один тип, неприятный очень, интересовался: где Эдик, что да как с ним? Линда замолчала. Виктор мягко спросил: — Что дальше? Вам угрожали? — Да нет… — замялась женщина. — Мне кажется, что об этом вообще не стоит говорить, столько времени прошло. И Эдик не велел. — Что не велел ваш племянник? И видя, что женщина не может решиться на разговор, спокойно добавил: — Линда, я думаю, что это в наших общих интересах — помочь вашему племяннику. А что если ему угрожает опасность? Вы же сами понимаете, что «захребетников», как вы изволили выразиться, всегда можно отшить. В конце-концов никто ведь вашего племянника не тянул за язык, так что он мог бы сказать, что живет в Таллине. Или, скажем, не в Эстонии, а в Латвии, в России… Да мало ли где, кому какая разница. Но если ваш Эдик не хотел, а может быть, боялся с кем-то встретиться, то это уже другой вопрос. Значит, у него были основания чего-то или кого-то опасаться. Причем серьезные основания, так?