Нужно-то всего ничего: чуть убрать у себя. Да и то не везде. Выдохнула и приготовилась чаровать уже собственное тело, когда решила ещё раз попробовать ввинтиться в бойницу. Пожелала удачи одной невезучей темной ведьме и… каким-то чудом я влезла в стрельчатое узкое окно. Ободрала локти, колени, ссаднила скулу и окончательно разорвала подол платья, зато оказалась внутри башни. Руки дрожали, есть хотелось до зверства, но я все же вернулась на три витка лестницы выше, отперла засов и забрала со смотровой площадки свои вещи. ? потом пошла грабить. Увы, столовая была уже закрыта, потому моей целью стал Корнелиус. Кажется, он обитал в третьем мужском общежитии. До закрытия оного был ещё один удара колокола, но все же следовало поспешить. То, как я появилась на пороге комнаты друга, которую он делил с соседом – отдельная сага. Достаточно сказать то, что от меня, как от чумы, шарахались адепты, пока я разыскивала апартаменты Кора. Когда я потребовала меня накормить, то друг, мягко говоря, был ошарашен. Но, к его чести, не пожалел для меня полпирога. Я вмиг умяла еду и жалобно воззрилась на своего спасителя от голодной мученической смерти, прося добавки. – Ви, да чтоб тебя! Нельзя смотреть на мужчину такими жалобными глазами. Особенно, когда на всем лице за слоем грязи и пыли видны только одни твои глаза. – Нельзя, потому что ты проникаешься ко мне огромным сочувствием? – с надеждой вопросила я. – Нет, потому что я начинаю тебя бояться. Такое ощущение, что ты сейчас готова съесть меня самого. Я шмыгнула носом. – Ладно, сиди, если придет мой сосед… – Не смотреть на него? – Послать куда подальше. А лучше вообще покусать. Я опять за этим блохастым всю комнату убирал. Столько шерсти от какой-то шавки-переростка… – А я смотрю теплые у вас отношения… – Ага, прям хоть носки на зиму вяжи, – поддакнул Кор и утопал за провизией. Вернулся он быстро, а потом с видом исследователя наблюдал, как я уминаю вернейшее приворотное средство всех времен и народов – наваристый борщ. Когда тарелка оказалась пуста, Кор подпер подбородок кулаком и, задумчиво глядя на меня, выдал: – Знаешь, Ви, теперь я точно уверен, что дружбой можно нажить себе состояние, – протянул адепт, – Предынфарктное, шока и депрессии… Я заинтересованно уставилась на светлого мага, который мыслил прямо-таки по-черному. – Это ещё почему? – А представь, что ты тихо-мирно собирался пойти к друзьям, и вдруг на пороге возникает что-то пыльное, грязное и страшное, больше всего напоминающее пронафталиненную смерть или весьма наглое умертвие, и требует его накормить… Это шок. А когда я узнал в этой нежити тебя… Ну, и последней каплей стала битва за борщ. Ты хоть знаешь, что я его у Мейнса спер? Ради тебя, заметь. – ? откуда он у Урилла? – Так все знают, что он не ходит со всеми в столовую. Договорился, и ему всю еду в комнату приносят, как аристократу прямо. – Ну, этот чернявый покруче многих аристократов будет, – честно призналась я. И тут с порога донеслось: – Отрадно знать, что обо мне столь высокое мнение у поедательницы моего же ужина. – Да она вообще прекрасная жрица, – ошарашенно поддакнул друг, сдавая меня с потрохами. И что-то мне подсказывало, что Кор имел ввиду не мою красоту и приверженность к культу светлых. – Просто у меня был стресс, – я обиженно шмыгнула носом, разыгрывая оскорблённую невинность. Уперла кулак, в котором была зажата ложка, в подбородок и уставилась на Урилла с укором: дескать, для такой замечательной меня и пожалеть пару капель какого-то овощного компота… – Борщ снимает пресс, а не стресс, – назидательно выдал Мейнс в своей излюбленной манере скрытой издевки, но потом все же не удержался и добавил: – Хотя… Я всегда думал, что девушки стремятся если не улучшить, то хотя бы сберечь фигуру. А для этого главное – вовремя закрыть рот. Впрочем, что бы сберечь хорошие отношения, а порою и жизнь, нужно то же самое… Я хмыкнула. Чернявый не иначе вытравил свое чувство такта, как иные бородавку – кислотой: раз и навсегда. Но и у черной ведьмы совесть – не орган, что бы болеть. Я беззастенчиво глянула на брюнета. – Да, я понимаю, расставание – это всегда больно, особенно если оно – с вкусным ужином… Но, поверь мне, борщ не стоил тех душевных трепыханий, какие ты тут мне пытаешься изобразить. Он был… так себе, – я скривилась, а потом с видом великого одолжения добавила: – Впрочем, если у тебя есть еще что-то такое же отвратное по вкусу, я, так и быть, соблаговолю это употребить, чтобы избавить тебя от отравления. Кор весь наш милый диалог стоял рядом со мной и пытался притвориться гипсовой статуей. В смысле побледнел до цвета снега и, кажется, перестал дышать. От моей наглости Мейнс закашлялся. Похоже, я только что в неравном сражении наглости и сарказма отвоевала у него почетный титул «стервец года». А потом раздалось многообещающее: – Конечно, есть… И в меня полетели чары первого порядка. Безобидные на первый взгляд и исключительно бытовые, если бы не одно «но»: их применяли на платье не тогда, когда оно на кого-то надето. Блохоловка, как часто величали разветвленную нециклическую цепочку заклинания низшего порядка с усилением в бетта и гамма структурах, сопровождаемое вливанием энергии и кистевым пассом – сработала бы на ура, если бы не моя исконная ведьминская чуйка. Я шарахнулась в сторону и нечаянно пнула Кора. Друг не устоял и повалился вперед, приняв на свою доблестную грудь весь удар. Кор заорал во всю глотку, подтвердив мудрость: не делай ведьме добра. Кусалась блохоловка знатно, как сотня муравьев. По идее, так она и работала: жрала блох, вшей и прочую гадость, что могла скрываться в одежде. В общем, цапала все живое на неживом. Вот только в нашем случае заклинание приняло за блоху самого Кора… Здыхлик бы побрал этого Мейнса! Это мой друг и только я могу тестировать на нем свои сомнительные магические таланты! Об этом я подумала, уже распластавшись на полу. Пасс рукой вышел на удивление легко, как и любая гадость, сделанная от души. В отличие от меня Мейнс уклониться успел лишь частично. И своей правой половиной тела ощутил все прелести становления настоящей женщиной, прекрасной и ухоженной. Немножко поорал, правда. Зато теперь на месяц правая нога Урилла, как и рука, и, как подозреваю, половина тела оказались гладкими, как у младенца, без лишней растительности. Правда, без применения тряпиц, пропитанных воском. Но ощущения были точно те же самые. Что я, изверг какой, что ли, еще и обезболивающее заклинание к основному цеплять. ? вдруг напортачила бы? – Прибью, пигалица! – Благословлю, – выдвинула я свою угрозу. – С гарантией. – Ты мне угрожаешь? – не поверил брюнет. – Продлением рода! Абсолютным! После каждого раза! Урилл, видимо, подсчитал, сколько при таком раскладе у него окажется наследников, и… даже не захохотал, а заржал в голос. Конечно, в мужчине главное – чувство юмора. А если Мейнс окажется немножко извращенцем – то он будет вообще идеален. Брюнет щелкнул пальцами, снимая с Кора блохоловку. – Ценю находчивость. И как зовут такую изворотливую малышку? Я твоего лица раньше в общежитии не видел. Кор скривился и на правах хозяина комнаты нехотя ответил: – Вивьен Блеквуд, моя одногруппница и, как я до этого момента думал, вполне приличная девушка. – ? что тебе мешает думать так и дальше? – мне стало любопытно. – Хотя бы то, что теперь я точно знаю, кто станет главной язвой академии после того, как Урилл Мейнс получит диплом. – Прости, я нечаянно… – Нечаянно можно чай разлить, а вот заставить меня просчитаться – это надо суметь, – хитро прищурился брюнет. Я сочла его слова за изысканный комплимент и начала подниматься. За время нашей короткой схватки комната успела превратиться в филиал кабака «Отчаянный кролик», где каждый вечер клиенты не только чесали языки, но и что-то делили: выпивку, девочек, ценные мнения… И отвешивали друг другу сдачу хуками, плюхами, фингалами, а главной разменной монетой в таких посиделках были выбитые зубы. Сие почетное заведение было мне отлично знакомо, ибо находилось через три дома от того места, где я ещё вчера снимала комнату. И вот сейчас я прямо-таки почувствовала, как в воздухе запахло непередаваемой атмосферой «Кролика»: разбитая тарелка из-под борща, поломанная ножка табуретки (но оную упал Кор в бесплодной попытке стряхнуть с себя блохоловку), перья из порванной подушки, наперник которой не выдержал моей прыти, когда я рванула с постели, полуощипанный Мейнс и я, в разодранном платье. – Темные с тобой, – махнул рукой Урилл, осматривая следы вакханалии. – Так и быть, украденную тарелку борща я прощаю. Но в первый и единственный раз. И то лишь потому, что я давно так не веселился: угрожать, да благословением и мне… Я про себя улыбнулась: чернявый был недалек от истины. Темные, и правда, были со мной. Мейнс ушел, даже черепков от тарелки себе не потребовал, а я удостоилась негодующего взгляда друга. – Ви, ну что тебе стоило промолчать? Покраснела бы там, промямлила, как вы, девушки, это умеете. Мейнс позлился бы для виду и все, а теперь… – А теперь он тебя зауважает и, может, даже проникнется сочувствием, – я попыталась утешить друга. – Ведь тому, у кого в друзьях я, можно только посочувствовать. – Ага… – услышала я вместо опровержения и заверений в том, какая я хорошая, и как Кору со мной повезло. Я захотела огреть его подушкой, но вовремя вспомнила, что у той сезон линьки, именуемый «дыра». – Нет, я серьезно. Если бы я стандартно раскаялась, то прилетело бы тебе. – Мне и так, как ты выразилась, прилетело. – Нет, ты случайно попал под раздачу. Но, самое главное, Мейнс сейчас пар спустил и не будет тебе устраивать неприятных сюрпризов или поддевать у всех на виду так, что ты не сможешь достойно ответить. – Ты это все специально? – дошло до Кора. ?га, как до каменной горгульи, что венчает одну из крыш академии. – Ну да, – подтвердила я, отряхивая юбку от перьев. – Знаешь Ви, беру свои слова назад. – Это какие? – Про то, что ты станешь первой язвой после Урилла. Ты и сейчас ему ничуть не уступаешь. Сегодня утром вывесили список из пяти игроков. Только шестого не хватает. Мне даже жаль, что ты не в команде, которая будет играть за нашу академию на турнире стихий. Вы с Мейнсом отлично бы спелись. Я прямо вижу, что стоите друг друга…