Гостей, согнанных в бальную залу, «обрабатывали», как впоследствии выразился Гибсон, в смежной столовой. Здесь их подводили к устроенному на козлах столу, заставленному изысканными блюдами от «Костара и Кая», ныне сдвинутыми в сторону, чтобы освободить место для шестерых вытребованных из Ярда полицейских, которые, держа перед собой копии списка приглашенных, с присущим их профессии тактом проверяли имена и адреса. Большую часть гостей отпускали восвояси через боковую дверь, за которой их поджидали машины. Небольшую группу очень вежливо попросили остаться. Трой, подойдя к столу, обнаружила среди офицеров Ярда инспектора Фокса, всегдашнего помощника Аллейна. Фокс сидел последним в ряду полицейских, время от времени отводя от своего левого уха хвост затейливо разложенного на блюде холодного фазана. Подняв взгляд поверх стареньких очков и обнаружив перед собой Трой, он словно окаменел. Трой наклонилась к нему. — Да, Братец Лис, это я, — промурлыкала она. — Миссис Р. Аллейн, Ридженси-Клоуз, 48, Юго-Запад, 3. — С ума бы не сойти! — пожаловался своему списку Фокс и затем с трудом выдавил: — Как вы насчет того, чтобы поехать домой? Не против? — Ничуть. У нас наемный автомобиль. Попросите кого-нибудь вызвать его. Заказан на имя Рори. Инспектор Фокс вычеркнул ее имя из списка. — Спасибо, мадам, — громко сказал он. — Мы вас не задерживаем. Трой отправилась домой и, лишь попав туда, поняла, насколько она измотана. Подтянутую до сей поры кверху ткань шатра опустили, снаружи поставили констеблей. Освещенный изнутри шатер сиял посреди темного парка, словно надувной шарик в алую и белую полоску. По стенам его двигались, вырастая и пропадая, искаженные тени. Внутри работали эксперты. В маленькой комнатке, в обычное время служившей кабинетом посольскому кастеляну, Аллейн с Гибсоном пытались добиться от миссис Кокбурн-Монфор хотя бы одного вразумительного ответа. Визжать она уже перестала, но, судя по выражению лица, могла в любую минуту начать сызнова. Лицо покрывали полоски туши, рот был приоткрыт, она то и дело дергала себя двумя пальцами за отвисшую нижнюю губу. Пообок стоял муж, полковник, держа нелепый в его руках пузырек с нюхательной солью. Три женщины в лавандовых платьях, шапочках и элегантных передничках рядком сидели вдоль стены, словно дожидаясь, когда их выпустят на сцену, чтобы они исполнили какой-нибудь танец субреток. Та, что покрупнее, служила в полиции и носила чин сержанта. За столом расположился еще один сержант, мужчина в форме, а на самом столе бочком сидел Аллейн, разглядывая миссис Кокбурн-Монфор. Рядом с ним, ухватив себя за нижнюю челюсть так, словно в ней сосредоточился весь его нуждавшийся в срочном усмирении крутой нрав, возвышался Гибсон. Аллейн говорил: — Миссис Кокбурн-Монфор, нам всем ужасно жаль, что приходится приставать к вам с вопросами, но дело действительно не терпит отлагательств. Итак. Я собираюсь повторить, насколько смогу, то, что вы нам, как мне представляется, рассказали, и, если я ошибусь, очень вас прошу, очень, прервите меня и укажите ошибку. Договорились? — Ну же, Крисси, старушка, давай, — встрял ее муж. — Побольше мужества, Крисси. Все уже позади. На-ка! Он протянул жене пузырек, но та, не взглянув, оттолкнула его руку. — Вы, — продолжал Аллейн, — находились в дамской туалетной. Вы пришли сюда в то время, когда гости переходили из залы в парк, и собирались присоединиться к мужу уже в парке, перед началом концерта. Других гостей в туалетной не было, зато были вот эти леди, горничные. Правильно? Хорошо. Дальше. У вас возникла потребность воспользоваться одной из четырех кабинок, второй слева. Вы еще находились там, когда погас свет. Пока, стало быть, я все излагаю верно? Полковничиха кивнула, переводя взгляд с Аллейна на мужа. — Теперь следующий эпизод. Только постарайтесь изложить его по возможности четко. Что произошло после того, как погас свет? — Я совершенно не понимаю, что тут произошло. Вернее — почему. Я же вам говорила. Я в самом деле думаю, — миссис Кокбурн-Монфор выдавливала из себя слова, будто зубную пасту из тюбика, — что могла лишиться рассудка. Я была так потрясена. Думала, что меня убьют. Правда, Хьюги… — Ради бога, Крисси, соберись с духом. Никто же тебя не убил. Валяй дальше. Чем быстрей все расскажешь, тем быстрей мы уберемся отсюда. — Ты такой черствый, — посетовала она и повернулась к Аллейну: — Правда? Он очень черствый. Впрочем, после некоторого количества уговоров дама согласилась валять дальше. — Я была еще там, — сказала она. — В уборной. Правда! Так все неловко вышло. Свет погас, но через окошко наверху снаружи проникали какие-то отблески. Я решила, что они связаны с представлением. Ну, вы знаете. Эти барабаны, танцы. Я знала, что ты будешь сердиться, Хьюги, дожидаясь меня снаружи, потому что концерт уже начался и вообще, но что тут можно было поделать? — Да все в порядке. Все понимают, что ты съела что-то не то. — Да, и тут они закончились — танцы и барабанный бой, — и… и я тоже закончила и уже собралась выходить, как вдруг дверь распахнулась и ударила меня. Очень сильно. По… по спине. И он меня схватил. За руку. Так грубо. И вышвырнул наружу. Я вся ободрана, дрожу, у меня шок, а вы меня здесь держите. Он меня так швырнул, что я упала. В туалетной. Там было гораздо темней, чем в уборной. Непроглядная тьма. И я лежала там, а снаружи хлопали в ладоши, а потом послышалась музыка и голос. Голос, может, и чудесный, но мне, лежавшей там, ушибленной, потрясенной, он показался завыванием погибшей души. — Продолжайте, пожалуйста. — И тут этот жуткий выстрел. Совсем рядом. Громыхнуло прямо в уборной. А за ним — секунды не прошло — он выскочил наружу и как пнет меня ногой. — Ногой! Ты хочешь сказать, он намеренно… — Он об меня споткнулся, — уточнила миссис Кокбурн-Монфор. — Чуть не упал, вот и вышло, что пнул. А я решила, что он и меня застрелит. Ну и, конечно, завизжала. Во весь голос. — И что? — И он удрал. — А потом? — А потом вбежали вот эти трое. — Она показала на горничных. — Рыскали там в темноте и тоже меня пинали. Случайно, конечно. Три женщины шевельнулись на своих стульях. — Откуда они появились? — Да откуда мне знать! Хотя нет, я знаю, потому что слышала, как хлопнула дверь. Они были в других трех кабинках. — Все трое? Аллейн взглянул на женщину-сержанта: — Итак? — Мы хотели взглянуть на Карбо, сэр, — признала та. — Он был совсем рядом. Пел. — И полагаю, вы, все трое, залезли на сиденья. — Сэр. — Попозже поговорим. Садитесь. — Сэр. — Ну хорошо, миссис Кокбурн-Монфор, что произошло следом за этим? Оказалось, у кого-то нашелся фонарик, при свете которого они подняли миссис Кокбурн-Монфор на ноги. — Фонарь был у вас? — спросил Аллейн женщину-сержанта. Та подтвердила, что да, у нее. Миссис Кокбурн-Монфор продолжала вопить, в парке и в доме слышался шум. Потом зажегся свет. — И вот эта женщина, — миссис Кокбурн-Монфор показала на сержанта, — да-да, вот эта самая. Вы знаете, что она сделала? — Видимо, хлопнула вас по щеке, чтобы вы замолчали. — Да как она смела! После всего, что я пережила. Еще и орала на меня, приставала с вопросами. А потом имела наглость заявить, что не может век здесь торчать, и оставила меня на этих двух. Хотя, должна сказать, у них-то хватило такта дать мне таблетку аспирина. — Очень этому рад, — учтиво отозвался Аллейн. — Теперь я задам вам вопрос, а вы постарайтесь ответить на него как можно точнее. У вас сохранилось какое-либо впечатление о внешнем облике этого мужчины? Все-таки некоторое количество отраженного света, проникавшего через окошки вверху, здесь было. Удалось ли вам увидеть его, хотя бы на миг? — О да, — совершенно спокойным голосом сказала она. — Да, удалось. Это был черный. — Вы в этом уверены? Уверены по-настоящему? — спросил Аллейн. — Полностью. Я видела его голову на фоне окна. — А это не мог быть, к примеру, белый человек в натянутом на голову чулке? — Нет-нет. Мне кажется, чулок у него на голове и вправду был, хотя наверняка сказать не могу. Она бросила взгляд на мужа и немного понизила голос. — Кроме того, — сказала она, — я учуяла его запах. Если вы жили там, как мы, вы в этом не ошибетесь. Муж ее что-то буркнул в подтверждение. — Да? — поднял бровь Аллейн. — Насколько я знаю, мы производим на них такое же впечатление. Один мой друг, африканец, говорил мне, что прошел почти год, прежде чем он перестал впадать в полуобморочное состояние, оказываясь в лондонских лифтах под конец рабочего дня. — И прежде чем кто-либо успел вставить слово, продолжил: — Ну хорошо, тут появились наши люди, и я думаю, что начиная с этого момента мы вправе полагаться на их показания. — Он взглянул на Гибсона. — Вы не?.. — Нет, — сказал Гибсон. — Спасибо. Ничего. Мы отпечатаем изложение нашей недолгой беседы, мадам, и попросим вас просмотреть его и подписать, если оно вас устроит. Простите, что побеспокоили. — И добавил вполне предсказуемое: — Вы очень нам помогли. Аллейну осталось только гадать, чего ему стоила эта рутинная вежливость. Полковник, игнорируя Гибсона, отрывисто поинтересовался у Аллейна: — Могу я наконец увести отсюда мою жену? Ей необходимо повидаться с доктором. — Разумеется. Уводите. Как зовут вашего доктора, миссис Кокбурн-Монфор? Может быть, позвонить ему, попросить, чтобы подъехал к вам домой? «Старушка» Крисси открыла было рот, но тут же закрыла, поскольку полковник произнес: — Спасибо, не стоит беспокоиться. Приятного вечера вам всем.