— Я подумал, вам следует знать об этом, — начал он уже привычной фразой. У него потекла труба, торопливо стал рассказывать мистер Уипплстоун, и он в десять минут десятого отправился к своим квартирным агентам, господам Эйблу и Вертью, хотел, чтобы те порекомендовали ему водопроводчика. Там уже находился Санскрит, погруженный в беседу с молодым человеком, тем, у которого прерафаэлитская прическа. Увидев мистера Уипплстоуна, Санскрит замолк на полуслове, а затем произнес своим певучим тенором, что он-де во всем полагается на них и надеется, что они постараются устроить все наилучшим образом. Молодой человек, рассказывал дальше мистер Уипплстоун, объяснил, что никаких сложностей не предвидится, поскольку жилье на Каприкорнах пользуется большим спросом. Санскрит проблеял нечто невнятное и с большой поспешностью удалился. — Я спросил, как бы между прочим, — продолжал мистер Уипплстоун, — не сдается ли, часом, помещение вместе с гончарной. Сказал, будто у меня есть друзья, которые ищут квартиру. Помощница молодого человека да и сам он тоже как-то странно замялись. Дама принялась объяснять, что официально это место пока не освобождено, а если и освободится, то скорее поступит в продажу, чем будет сдаваться. Теперешний жилец, сказала она, пока не хочет, чтобы об этом стало известно. Меня это, как вы можете вообразить, заинтриговало. Оттуда я прямиком отправился на Каприкорн-Мьюз и дошел до гончарни. На дверях висела табличка: «Закрыто на инвентаризацию». Окна были задернуты довольно ветхими шторами, которые, правда, сходились не до конца. Я заглянул вовнутрь. Света там почти не было, но у меня осталось впечатление, что какая-то крупная фигура бродит внутри между упаковочных ящиков. — О господи, так вот взяли и заглянули? — Да. А по дороге домой зашел в «Неаполь» купить немного паштета. Пока я его покупал, появились Кокбурн-Монфоры. Он был, по-моему, пьян не то что в стельку, а уже в обе, но на ногах держался, по обыкновению, твердо. На нее же и смотреть было страшно. Мистер Уипплстоун примолк и молчал так долго, что Аллейн спросил: — Вы еще не ушли, Сэм? — Нет, — подал голос мистер Уипплстоун, — еще не ушел. Честно говоря, я пытаюсь представить, что вы подумаете о следующем моем ходе. Успокойся, Люси. Вообще-то я человек не порывистый. Далеко не порывистый. — Я бы сказал, очень далеко. — Хотя в последнее время… Как бы там ни было, в данном случае я позволил себе увлечься минутным порывом. Я, разумеется, поздоровался с ними, а затем, словно бы мельком, ну, вы понимаете, сказал, принимая из рук миссис Пирелли паштет: «Вы, кажется, вот-вот останетесь без соседей, миссис Пирелли?» Она в замешательстве уставилась на меня, а я продолжал: «Ну как же. Те двое из гончарни. Я слышал, они съезжают, и чуть ли не сегодня». Что, конечно, не было чистой правдой. — Я бы за это не поручился. — Нет? Так или иначе, я повернулся к Кокбурн-Монфорам. Описать выражения их лиц или, вернее, чередование выражений я затрудняюсь. Потрясение, неверие, ярость. Полковник полиловел еще пуще, а миссис Монфор только и сумела выдавить: «Не может быть!» Тут он схватил ее за руку так, что дама скривилась от боли, и оба, не сказав больше ни слова, вышли из магазина. Я видел, как он поволок ее в сторону мастерской. Она упиралась и, по-моему, умоляла о чем-то. Миссис Пирелли сказала что-то по-итальянски и прибавила: «Уедут — я только обрадуюсь». Я ушел. Проходя Каприкорн-Плэйс, я увидел, как Кокбурн-Монфоры поднимаются на свое крыльцо. Он по-прежнему держал ее за руку, а она, как мне кажется, плакала. Это все. — Это было когда? Полчаса назад? — Около того. — Хорошо, мы все обсудим позже. Спасибо, Сэм. — Сильно я навредил? — Надеюсь, что нет. Думаю, вы лишь ускорили кое-какие события. — Я хотел переговорить относительно труб с Шериданом — только об этом, уверяю вас. Его не оказалось дома. Может быть, мне?.. — Может быть, но, скорее всего, вас опередят Кокбурн-Монфоры. Впрочем, попробуйте. — Хорошо. — И про Чаббов не забудьте! — сказал Аллейн. — Да. О господи. Если хотите. — Только не переборщите. Сообщите им новость, и все. — Да. — Я буду дома примерно через четверть часа — это на случай, если я вам понадоблюсь. Если звонка от вас не будет, я сам, как только сумею освободиться, позвоню вам, — пообещал Аллейн. Он связался с человеком, ведущим наблюдение, и услышал, что Санскрит после посещения квартирного агента вернулся в гончарню и больше не выходил. Мастерская закрыта, окна по-прежнему занавешены. Минут пять спустя Аллейн, подъехав с Фоксом к своему тупичку, обнаружил его перекрытым, как и вчера, полицейским кордоном. На сей раз толпа собралась даже побольше, появилось также множество фоторепортеров, донимавших суперинтенданта Гибсона крикливыми жалобами на грубость констеблей. Поговорив с Гибсоном, Аллейн вошел в дом, провел Фокса в кабинет, а сам направился прямиком в студию жены. Она уже успела изрядно поработать над фоном. — Трой, — сказал Аллейн, — когда он появится, мне нужно будет побеседовать с ним. Наедине. Не думаю, что это займет много времени, но, с другой стороны, не знаю, насколько наш разговор его расстроит. — Вот черт, — коротко отозвалась Трой. — Да, я знаю. Однако возникли осложнения. У меня нет выбора. — Ладно, ничего не попишешь. — Черт знает как неудобно все складывается, но такова ситуация. — Не расстраивайся, я все понимаю. Слышишь? Он подъехал. Тебе лучше самому встретить его. — Я скоро приду. И что гораздо важнее — надеюсь, он тоже. — И я надеюсь. Удачи тебе. — Аминь! Да будет по твоим словам, — сказал Аллейн. Он вышел к дверям как раз вовремя, чтобы встретить Громобоя, сопровождаемого млинзи, который нес огромный букет красных роз и, к удивлению Аллейна, вел на поводке белую афганскую борзую в красном ошейнике. Громобой объяснил, что пес, похоже, совсем пал духом. — Скучает по хозяину, — развел руками Громобой. Он поздоровался с Аллейном с обычной жизнерадостностью, но затем, вглядевшись в его лицо, сказал: — По-моему, что-то не так. — Да, — подтвердил Аллейн. — Нам с вами нужно поговорить, сэр. — Хорошо, Рори. Где? — Вот сюда, пожалуйста. Они вошли в кабинет. Увидев Фокса, к которому успел присоединиться Гибсон, Громобой остановился. — Похоже, разговор предстоит далеко не частный. — Речь пойдет о вопросе, касающемся полиции, и моих коллег в частности. — Вот как? С добрым утром, джентльмены. Он что-то сказал млинзи, тот передал ему розы, вышел вместе с собакой и прикрыл за собой дверь. — Вы не присядете, сэр? — спросил Аллейн. На сей раз Громобой не стал возражать против официального тона. — Разумеется, — кивнул он и опустился в белое кресло. Парадный мундир, надетый для позирования, сидел на нем великолепно. Красные розы сообщали общей картине сюрреалистический оттенок. — Нельзя их куда-нибудь пристроить? — спросил Громобой. Аллейн положил розы на стол. — Это для Трой? — поинтересовался он. — Она будет в восторге. — Итак, о чем мы станем говорить? — О Санскрите. Не могли бы вы сказать мне, что находилось в конверте, который он принес в посольство сразу после полуночи? Конверт был адресован первому секретарю, однако несколько слов, написанных на нем, указывали, что он предназначается для вас. — Ваши люди весьма ревностно выполняют свои обязанности, мистер Гибсон, — буркнул Громобой, на Гибсона, впрочем, не взглянув. Гибсон кашлянул. — По-видимому, специальный пропуск, несущий мою личную печать, для них не указ, — прибавил Громобой. — Если бы не пропуск, — сказал Аллейн, — конверт, скорее всего, вскрыли бы. Надеюсь, вы сообщите нам о его содержимом. Поверьте, я не стал бы спрашивать, если бы не считал это очень важным. Громобой, с той минуты, как он сел, не сводивший с Аллейна глаз, произнес: — Конверт вскрыл мой секретарь. — Но он сказал вам, что в нем находилось? — Записка с просьбой. О некоторой услуге. — О какой? — Об услуге, связанной с возвращением этого человека в Нгомбвану. По-моему, я говорил вам, что он намеревается вновь обосноваться там. — Не означает ли это, что он хочет уехать немедленно и просит как можно скорее предоставить ему въездные документы — визу, разрешение на въезд, все, что для этого требуется? То есть ускорить обычную процедуру, которая занимает, насколько я понимаю, не один день? — Да, — подтвердил Громобой. — Именно так. — Как вы полагаете, почему он сказал полицейским, что в конверте находятся фотографии, которые вы приказали доставить без промедления? На секунду-другую лицо Громобоя приобрело сердитое выражение. Однако он все-таки ответил: