Мистер Гибсон сидел в патрульной машине, стоявшей чуть дальше по тупичку, рядом с пабом. Вдоль всей улочки были расставлены полицейские в форме, головы ее обитателей торчали из окон верхних этажей. Толпа на въезде значительно поредела. Аллейн с Фоксом забрались в машину к Гибсону. — Какие у нас еще неприятности? — одновременно произнесли Аллейн и Гибсон, вслед за чем Фред Гибсон сообщил, что, по его сведениям, все члены интересующей их гоп-компании сидят по своим домам. Он послал двух человек с рацией патрулировать район. Пока он монотонно излагал это, из двери дома Аллейна вышел здоровяк констебль, обратившийся с каким-то вопросом к одному из своих оставшихся на улице коллег. Коллега указал в сторону их машины. — Это за мной, — сказал Аллейн. — Сейчас вернусь. Звонил мистер Уипплстоун, как всегда сдержанный, но распираемый новостями. Он все-таки зашел к мистеру Шеридану по поводу водопровода и обнаружил того в состоянии далеко не нормальном. — Весь белый, трясется, почти неспособен собраться с мыслями и толком меня выслушать. У меня создалось впечатление, что он собирается уйти. Сначала я думал, что он меня не впустит, однако он быстро проехался взглядом вверх-вниз по улице, отступил внутрь дома и кивком пригласил меня войти. Мы с ним стояли в прихожей. По правде сказать, не думаю, чтобы он понял хоть слово из сказанного мной, однако кивал и время от времени не то чтобы улыбался, но оскаливался. — Как мило! — Ничего милого, уверяю вас. Знаете, я словно бы снова вернулся в те годы, и прямиком в нгомбванский суд. У него был такой вид, точно он сидит на скамье подсудимых. — Собственно, вы не столь уж далеки от истины. Вы сказали ему что-нибудь о Санскритах? — Да. Сказал. Решился. Уже уходя. Пожалуй, могу утверждать, что я не переборщил. Я спросил, может быть, он знает — не берут ли в гончарной мастерской, что в конюшнях, фарфоровую посуду в починку. Он уставился на меня как на сумасшедшего и покачал головой. — Он ушел? — Боюсь, что этого я не знаю. Можете мне поверить, я хотел за ним последить и направился прямиком к окну, но в прихожей меня остановила миссис Чабб. Сказала, что Чаббу нездоровится и не буду ли я возражать, если она сама займется моим завтраком — подаст мне его и все такое? По ее словам, у мужа случаются, как она выразилась, «приступы», а лекарство, которое он принимает в таких случаях, кончилось, и он хочет сходить в аптеку. Я, разумеется, ответил, что могу, если это поможет, позавтракать где-нибудь вне дома. Времени-то было всего-навсего десять часов. Но она, бедняжка, была страшно расстроена. Не отпихивать же ее было, чтобы пройти в гостиную, поэтому поклясться, что Шеридан-Гомец не ушел, я не могу. Как только мне удалось развязаться с миссис Чабб, я подскочил к окну. Калитка была открыта, а я уверен, что прикрыл ее. — Понятно. А что Чабб? — Что Чабб! Ушел Чабб. Ничуть не таясь. Я спросил об этом у миссис Чабб, и та ответила, что муж настоял на своем. Сказала, что приготовление лекарства требует времени и что ему придется подождать. — Он уже вернулся? — Пока нет. Как и Шеридан. Если, конечно, он выходил. — Вы там последите немного, Сэм, ладно? — Конечно. — Хорошо. Думаю, я скоро буду у вас. Аллейн вернулся к машине. Он пересказал Фоксу и Гибсону сведения, полученные от мистера Уипплстоуна, и все втроем коротко обсудили положение. — На мой взгляд, — сказал Аллейн, — самое важное — это то, как думают и что чувствуют наши заговорщики. Если мои догадки верны, случившееся в ночь приема было для них серьезным ударом. Все было подготовлено. Выстрел прозвучал. Свет погас. Началась ожидаемая ими неразбериха. Крики со всех сторон. Однако когда свет снова зажегся, они увидели, что убит совсем не тот человек, хотя и тем самым оружием, которое было намечено для убийства. Большое разочарование для всех заинтересованных лиц. Какова была их реакция? На следующую ночь они встретились у Санскритов. Времени на то, чтобы произвести несколько простых арифметических действий и прийти к выводу, что у них в подполе завелась крыса, они имели достаточно. — Какая еще крыса? — спросил Гибсон. — Предатель в их рядах. Стукач. — А! О! — По меньшей мере они должны были проникнуться подозрениями. Многое бы я дал, чтобы узнать, как протекало их совещание, пока мы с Фоксом сидели на Мьюз. — Кого они заподозрили? Почему? Какой выработали план? Попробовать еще раз подобраться к президенту? Непохоже, чтобы Шеридан-Гомец так просто взял да и сдался. Узнал ли кто-нибудь из них о ночном визите Санскрита в посольство? И чья, черт возьми, тень улепетнула от нас за угол? — Ну давайте, мистер Аллейн. Какова ваша теория? Чья, как вы считаете? — О, это-то я вам могу рассказать, — ответил Аллейн. И рассказал. — И если хоть один из вас, — закончил он, — посмеет хотя бы прошептать слово «домыслы», я подам на обоих рапорт за неподобающее поведение. — Стало быть, все сводится к следующему, — резюмировал Фокс. — Либо они замышляют второе покушение на президента, либо нацелились на доносчика, кого бы они таковым ни считали, либо начали действовать каждый на свой страх и риск. Либо, — добавил он, — они решили распустить Карпа и разбежаться в разные стороны. — Весьма справедливо. Поэтому давайте и мы разделимся. Разбежимся отсюда в разные стороны, Братец Лис. Кто — убивать червей в мускатных розах… — Это еще что? — мрачно осведомился Гибсон. — Цитата, — ответил Фокс. — Да, Фред, — сказал Аллейн. — Ты — сов гонять, что ухают всю ночь, а мы с Фоксом — добывать мышей летучих крылья. — Это кто же такого нагородил? — Феи. Будем поддерживать связь. Вперед, Фокс. Детективы вернулись в свою машину и поехали в Каприкорны. Поколесив немного по улицам, они отыскали одного из людей Гибсона, сержанта в штатском, у которого нашлось что им рассказать. Рыбное братство не тратило времени даром. Кокбурн-Монфоры в последние полчаса то и дело мелькали в окнах собственной гостиной — явным образом пьянствовали, уныло переругиваясь между возлияниями. Еще один сержант в штатском, нагруженный принадлежностями художника, проводил Чабба до аптеки на Баронсгейт. Чабб отдал аптекарю рецепт и уселся на стул, видимо дожидаясь, пока приготовят лекарство. Сержант, увидев такое дело, вернулся на Каприкорн-Мьюз и теперь сидел на раскладном стульчике, делая карандашные наброски гончарни — в свободное время он баловался живописью. Дома у него имелось целое собрание разного рода набросков — как законченных и даже подкрашенных акварелью, так и едва намеченных и брошенных из-за того, что сержанту приходилось то арестовывать преступника, то перебираться в другое место, чтобы там вести наблюдение. На эту работу он обыкновенно выходит в джинсах, замызганной куртке и роскошном парике а-ля маленький лорд Фаунтлерой. Звали его Джекс. На улицу мистер Шеридан, Кокбурн-Монфоры и Санскриты носа пока не высовывали. Фокс остановил машину там же, где прошлой ночью, под платанами Каприкорн-сквер, от которых хорошо было видно дом № 1 по Каприкорн-Уок, и Аллейн, покинув его, пешком отправился на Мьюз. Он постоял за спиной даровитого сержанта, изображая досужего зеваку, заинтересовавшегося борениями художника с непростой перспективой. Интересно, подумал он, каким волшебным превращениям подвергает сейчас Трой Громобоя у себя в Челси? — Есть новости? — спросил он. — Квартира заперта, сэр. Но внутри происходит какое-то движение. Между шторами есть щель, где временами что-то мелькает. Хотя толком ничего не разобрать. Никто не входил, и никто не выходил. — Я буду поблизости. Каприкорн-Уок, дом один. Если что, вызывайте. Можете нырнуть вон в тот проезд, чтобы воспользоваться рацией. — Да, сэр. Из гаража неторопливо вышли двое молодых людей и тоже остановились рядом, посмотреть. Аллейн сказал: — У меня бы на это терпения не хватило. Только не вставляйте меня в вашу картинку. Трой уверяла, что эти две фразы художник слышит на улице чаще всего. — На продажу рисуете? — спросил он. — Угу, — ответил сержант. — Я, может, еще вернусь посмотреть, что у вас получается, — небрежно бросил Аллейн и покинул сержанта Джекса, за спиной которого так и остались торчать двое любопытствующих молодых людей. Надвинув шляпу на лоб, Аллейн скорым шагом миновал Каприкорн-сквер и дошел до Уок. Там он, коротко переговорив с сидевшим в машине Фоксом, пересек улицу и подошел к дому номер один. Мистер Уипплстоун, увидевший Аллейна в окно, впустил его. — Сэм, — сообщил Аллейн, — Чабб и в самом деле пошел в аптеку. — Рад слышать. — Однако это, как вы понимаете, не означает, что он не зайдет в «свинарник». — Вы так думаете? — Если Чабба донимает мигрень, ее вполне могло вызвать напряжение последних сорока восьми часов. — Да, пожалуй. — Жена его дома? — Дома. — Мистер Уипплстоун сокрушенно вздохнул. — Мне нужно с ней поговорить. — Да? Это… это довольно неудобно. — Простите, Сэм, но тут, боюсь, ничего не поделаешь. — Вы собираетесь нажать на нее, чтобы получить сведения о муже? — Возможно. — Как это все неприятно. — Тут вы правы, однако, работая в полиции, приходится мириться с такими вещами. — Я понимаю. И часто удивляюсь, как вам это удается. — Вот как? — Да. Временами мне кажется, что вы человек на редкость разборчивый в средствах.