— Понятно. Я прошу меня извинить, но больше я сегодня не выдержу. Вы не обидитесь? Марк тут же подошел к ней и взял за руку пощупать пульс. — Вам нужно отдохнуть. — Нет-нет, — сказала она, отдергивая руку. — Я в порядке. Но Роуз лучше срочно лечь, пока она не лишилась чувств от изнеможения. — Совершенно с вами согласен, — довольно холодно заверил Марк и открыл дверь. — Да, я ухожу. Китти, надеюсь, тебе удастся уснуть, — сказала Роуз и вышла из комнаты. Марк проводил ее до двери. — Милый Марк, спокойной ночи, — сказала она, осторожно освобождая руку. — Завтра я перевезу тебя к нам в Нанспардон. — О, не нужно… — ответила она. — Мы не можем так поступить. И зачем? — Во-первых, я хочу за тобой присмотреть, и, во‐вторых, даже учитывая все обстоятельства, я не считаю, что твоя мачеха сможет проявить необходимую заботу и внимание, — ответил Марк, нахмурившись. — Не волнуйся, — ответила Роуз. — Все это не важно. Я привыкла не обращать на это внимания. 4 Вскоре после рассвета Фокс и Аллейн уже поглощали на завтрак в «Мальчишке и осле» яичницу с ветчиной, и старший инспектор рассказал напарнику историю Людовика Финна. Бейли и Томпсон, которые провели остаток ночи в баре, уже отправились пешком на Нижний луг, прихватив с собой необходимое оборудование. Из Лондона ожидался патологоанатом, командированный Министерством внутренних дел. — Я знаю о молодом Финне, — начал Аллейн, — потому что скандал разразился в 1937 году, когда я работал в Специальной службе уголовного розыска. В то время сэр Гарольд Лакландер был нашим послом в Зломце, а молодой Данберри-Финн — его личным секретарем. Было известно, что правительство Германии ведет неспешные, но очень перспективные переговоры с местными властями относительно железнодорожных концессий. Мы получили информацию, что немцы готовятся подписать это важное, а для нас губительное соглашение в самом недалеком будущем. Лакландеру поручили не допустить этого и уполномочили предложить местному правительству такие выгодные условия, что оно бы наверняка отказалось от сотрудничества с Германией. Немцам стало об этом известно, и они тут же ускорили переговоры и завершили их подписанием договора. Наше правительство захотело выяснить, как такое могло произойти. Лакландер догадался, что произошла утечка информации, и заподозрил в ней молодого Финна, поскольку никто другой к этим сведениям доступа не имел. Тот сразу во всем признался. Судя по всему, он так и не сумел адаптироваться в Зломце и осознать важность своей работы. Печальная и старая как мир история. Он явился туда из альма-матер с еще не обсохшим на губах молоком. Язык у Викки был неплохо подвешен, а думать он еще не научился. Завел себе сомнительных дружков, среди которых, как потом выяснилось, оказался молодой человек, работавший на немцев и умевший убеждать. Говорили, что тот взял молодого Финна в оборот и сумел увлечь его нацистскими идеями. Как водится, наши источники тоже были довольно сомнительными, однако факты говорили сами за себя, и все указывало на то, что молодой Финн оказался предателем. В следующую же ночь после получения сэром Лакландером той секретной телеграммы Финн отправился со своим нацистским другом к цыганам. А расшифровкой послания занимался именно он. И выходило, что он поделился этой новостью со своими дружками. Потом утверждали, что он даже брал взятки. Лакландер устроил ему разнос, после которого тот вышел из кабинета и застрелился. Рассказывали, что молодой Финн буквально боготворил сэра Гарольда и во всем брал с него пример, и мы тогда еще все удивлялись, как же он мог пойти на предательство. Я думаю, что он был блестящим, но неуравновешенным юношей, единственным сыном в семье, и Октавиус, с которым мы вчера познакомились, возлагал большие надежды на то, что он вернет славу их древнему, но сильно поредевшему роду. Если не ошибаюсь, то его мать пережила сына всего на несколько месяцев. — Печально, — заключил Фокс. — Очень. — А вам не показалось, мистер Аллейн, что у этого мистера Финна с головой не все в порядке? — Не в своем уме? — Ну-у, я бы сказал, что он какой-то странный и чудаковатый. — Во всяком случае, вчера ночью его поведение, несомненно, было на редкость странным. Он был очень напуган, Фокс, ты согласен? — У него была возможность убить, — напомнил Фокс первое правило полицейского расследования. — Была, — согласился Аллейн. — Кстати, Бейли проверил отпечатки пальцев. Очки точно принадлежат мистеру Данберри-Финну. — Ну вот! — удовлетворенно воскликнул Фокс. — Только это ни о чем не говорит. Он мог их потерять раньше. И будет отпираться до последнего. — Что ж… — скептически протянул Фокс. — Я согласен. Но у меня есть версия, как и когда они могли там оказаться. И заключается она вот в чем. Он изложил свои соображения, которые Фокс выслушал, удивленно подняв брови. — Что до возможности совершить убийство, то она была у жены полковника, всех трех Лакландеров, да и у сестры Кеттл, если уж на то пошло. Фокс открыл было рот, чтобы возразить, но, заметив предостерегающий взгляд Аллейна, закрыл его. — Конечно, — признал Аллейн, — мы не можем исключать бродяг или каких-нибудь смуглолицых уроженцев Дальнего Востока. Но есть одно обстоятельство, Фокс, которое мы ни в коем случае не должны упускать из виду. Судя по всему, находясь на смертном одре, сэр Гарольд Лакландер передал полковнику Картаретту свои мемуары. И тот должен был проследить за их изданием. — Я не очень-то понимаю, какое отношение… — начал Фокс, но Аллейн снова прервал его: — Это может оказаться совершенно не относящимся к делу. Однако разве не может так получиться, что эти мемуары связывают Лакландеров с одной стороны и мистера Октавиуса Финна с другой, а сами бумаги оказываются в руках полковника Картаретта? — Другими словами, — как обычно неторопливо подытожил Фокс, — вы допускаете, что в мемуарах может подробно излагаться история предательства молодого Финна. А если его отец об этом узнал, то не захотел ли воспрепятствовать изданию? — В такой формулировке это звучит, конечно, слишком уж неправдоподобно, правда? Но что мы имеем, если это так? Картаретт спускается вниз по холму без двадцати семь, видит, что Финн ловит в его водах, и закатывает скандал, который слышит леди Лакландер. Они расходятся. Картаретт направляется на встречу с леди Лакландер, беседует с ней десять минут и идет в ивовую рощу ловить рыбу. Старая леди уходит домой, а Финн возвращается и убивает Картаретта, потому что тот хочет опубликовать мемуары, которые бесчестят имя Финнов. Но леди Лакландер ни словом мне об этом не обмолвилась. Она не говорила, что они ссорились из-за мемуаров, хотя я не вижу оснований скрывать это, если так оно и было. Она просто сообщила, что причиной ссоры являлось браконьерство и что Картаретт ей об этом рассказал. Однако она добавила, что встречались они обсудить некое семейное дело, которое не имеет ничего общего с убийством. А может так быть, что этим частным семейным делом оказались мемуары и их публикация? И если так, то почему она отказывается об этом говорить? — А у нас есть причина подозревать, что здесь замешаны мемуары? — Нет. И я занимаюсь тем, от чего всегда предостерегаю других, а именно: предаюсь домыслам. Но разве ты не обратил внимания, как не понравилось молодому Лакландеру само упоминание о мемуарах? Он сразу перестал разговаривать. Мемуары постоянно выплывают на поверхность, Фокс. Они связывают Картареттов с Лакландерами и могут запросто связывать мистера Финна и с теми и с другими. Пока именно мемуары являются единственным связующим звеном между всеми этими — в остальном обычными — людьми. — Я бы не назвал миледи обычной женщиной, — заметил Фокс. — Для своего круга она вполне типична, уж поверь. Слышишь, подъехала машина? Наверное, это доктор Кэртис. Что ж, пора отправиться на Нижний луг поискать улики и проверить на месте, у кого была возможность совершить убийство. Но перед уходом он остановился в дверях и, потерев нос, посмотрел на коллегу. — И не забывай, что перед смертью старого сэра Гарольда, похоже, мучили угрызения совести и умер он со словом «Вик» на устах. — В самом деле! — Да. А Марк Лакландер называл молодого Финна Викки! Заставляет задуматься, верно? А теперь в путь! 5 При утреннем свете середины лета лежавшее ничком бездыханное тело полковника Картаретта явно нарушало идиллию мирного берега реки с живописной ивовой рощей. Брезент, закрывавший тело, убрали, и на виске бросалось в глаза клеймо насилия, оставленное преступником. Бейли и Томпсон снова проделали свою ночную работу и сфотографировали тело со всех сторон, правда, по мнению Аллейна, толку от этого было мало. Вода затекла под доски, прижимавшие брезент, пропитала всю одежду полковника и даже собралась в лужицу у него в ладони. Окончив беглый осмотр, доктор Кэртис поднялся. — Я здесь закончил, Аллейн, — сообщил он. — Содержимое карманов я передал сержанту Олифанту. Связку ключей, табак, трубку, зажигалку. Банку с наживками. Носовой платок. Бумажник с несколькими банкнотами и фотографией дочери. Вот, собственно, и все. Теперь несколько общих замечаний. Налицо трупное окоченение, но оно уже начинает проходить. Насколько я понял, вы уже выяснили, что последний раз его видели живым без четверти восемь, а в девять уже нашли тело. Вряд ли мне удастся установить более точное время смерти. — А что скажете про раны? — Предварительно скажу, что они нанесены двумя орудиями или одним орудием дважды. Есть глубокая проникающая рана, есть круглая вмятина на черепе с проколом посередине. В это место нанесли сильный удар, который проломил череп и вызвал обширное кровоизлияние. Его могли нанести чем-то вроде кувалды или даже плоским камнем овальной формы. После такого удара он наверняка потерял сознание и мог даже умереть. В любом случае помешать нанести второй удар он уже был не в силах. Аллейн обошел тело и остановился у кромки воды. — Никаких следов? — спросил он у Бейли. — Только тех, кто его нашел, — ответил тот. — Они достаточно четкие. Мужчина и женщина. Подошли один за другим, присели на корточки, встали и отошли. Есть и следы самого полковника, мистер Аллейн, вы их сами видели вчера ночью. Тогда они были наполовину заполнены водой, но где он стоял, видно достаточно хорошо. — Да, — подтвердил Аллейн. — Он присел на корточки здесь, на мягкой земле. Срезал ножом несколько пучков травы, чтобы завернуть форель. Вот нож, вот трава в руках, а вот и рыба. Потрясающий экземпляр! Сержант Олифант рассказывал, что несколько дней назад эта форель попалась самому полковнику, но вытащить ее он не сумел. Он нагнулся и засунул палец рыбе в рот. — Так и есть! — сказал он, нащупав что-то. — Давайте-ка посмотрим поближе. С минуту покопавшись, он наконец сумел извлечь из пасти рыбы сломанную блесну. — Такую в магазине не купишь! Отличная блесна, сделанная вручную! Красные перышки, золотистая ткань, обмотанная медной проволочкой. По-моему, я видел точно такие в кабинете полковника Картаретта. Роуз делала их для отца своими руками, и эту блесну он и потерял, когда ее зацепила Старушка за день до смерти сэра Лакландера. Аллейн перевел взгляд на пробитую голову полковника и его лицо, на котором застыло выражение безмятежного безразличия ко всему происходящему, и громко воскликнул: — Но тогда поймать ее так и не удалось! Зачем же ты кричал в полвосьмого, что скорее умрешь, чем притронешься к ней, а в девять нашли твой труп рядом с этой рыбой? Он повернулся к реке. Росшие вдоль берега ивы огораживали небольшую глубокую заводь, где воды, медленно кружась, снова вырывались на быстрину. Аллейн показал на низкий берег бухточки, где виднелся глубокий горизонтальный след. — Посмотри-ка сюда, Фокс. И туда, чуть повыше. — Он кивнул на ромашки, росшие вдоль берега примерно в ярде от ног полковника. Три стебля были выше других, но цветков на них не было. — Можете забирать тело, — разрешил он, — но постарайтесь не делать лишних шагов. Может, нам придется осмотреть это место еще раз. Кстати, Фокс, ты заметил, что внутри ивняка трава примята и несколько веток сломано? И сестре Кеттл показалось, что за ней наблюдали оттуда. Приступайте, Олифант. Сержант Олифант и констебль Гриппер принесли носилки и, положив их неподалеку от тела, приподняли его. На землю упал помятый и влажный цветок ромашки. — Заберем его со всей осторожностью и сохраним, — произнес Аллейн, сопровождая свои слова действиями. — Хорошо бы найти остальные два. Это следы, которые нам оставил убийца. Олифант и Гриппер уложили тело на носилки и ждали дальнейших указаний.