Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 9 из 98 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Фамилия Санскрит вам что-нибудь говорит? — спросил он. — Кс. и К. Санскриты, если точнее. Дорогой мой, что с вами такое? Мистер Уипплстоун нечленораздельно вскрикнул, поставил стакан с портвейном, хлопнул в ладоши и ударил себя по лбу. — Эврика! — воскликнул он. — Вот оно! Ну наконец-то! Наконец-то! — Рад за вас, — озадаченно проговорил Аллейн, — и с удовольствием выслушаю все остальное. Что вы такое вспомнили? — «Санскрит, импортная и торговая компания, Нгомбвана». — Так и есть. Вернее, было. — На авеню Эдуарда Седьмого. — Точно, там я ее и видел, только теперь улица называется как-то иначе. И Санскрита вытурили из страны. Но почему вы так взволновались? — Потому что я его видел вчера вечером. — Что? — Да, скорее всего, это были они. Они похожи, как две препротивные свиньи. — Они? — переспросил Аллейн, бросая взгляд на жену, в ответ мгновенно скосившую глаза к носу. — Как же я мог забыть! — риторически восклицал мистер Уипплстоун. — В свое время я каждый день проходил мимо этого дома. — Вижу, вас лучше не перебивать. — Дорогая моя миссис Аллейн, дорогой Родерик, прошу вас, простите меня, — порозовев, взмолился мистер Уипплстоун. — Я должен объяснить, чем вызвана моя неуместная экстравагантность. Видите ли… И он объяснил, рассказав обо всем, включая и мастерскую по производству свиней, с точностью, которой так не хватало первым его восклицаниям. — Признайте, — сказал он, закончив рассказ, — что это удивительнейшее совпадение. — Да уж, — вздохнул Аллейн. — А хотите послушать, что имеет сказать об этом человеке, о К. Санскрите, Специальная служба? — Еще бы я не хотел! — Ну так слушайте. Кстати говоря, это что-то вроде сокращенного изложения его досье, обнаруженного одним из людей Фреда Гибсона в Криминальном архиве. «Санскрит, Кеннет — ни больше ни меньше. Возраст: около 58. Рост: 5 футов, 10. Вес: 16 стоунов, 4. Очень толст. Волосы светлые, длинные. Манера одеваться: эксцентричная, ультрасовременная. Браслеты, в том числе и ножные, ожерелья. Пользуется косметикой. Возможно, гомосексуалист. Носит в проколотом ухе кольцо. Происхождение: неопределенное. Называет себя голландцем. Фамилия, вероятно, представляет собой искажение какого-то иностранного имени. Осужден за мошенничество с элементами оккультизма: Лондон, 1940. Отсидел три месяца. Подозревался в связях с транспортировкой наркотиков, 1942. С 1950-го занимался импортом керамики, драгоценностей и галантереи в Нгомбвану. Крупное, очень доходное предприятие. Владел несколькими кварталами жилых домов и офисов, ныне перешедшими в собственность Нгомбваны. Убежденный сторонник апартеида. Известен связями с расистскими и африканскими экстремистами. Единственный известный родственник: сестра, совместно с которой он в настоящее время владеет гончарной фирмой «Свинарник», Каприкорн-Мьюз, Юго-Запад, 3». — Ну вот видите! — Мистер Уипплстоун развел руки в стороны. — Да. Вижу, хотя и не так чтобы ясно. У нас нет конкретных оснований для предположения, что Санскрит представляет угрозу безопасности президента. Это, впрочем, относится и к остальным именам из списка. Взгляните на него. Никого больше не припоминаете? Никаких совпадений? Мистер Уипплстоун вставил в глазницу монокль и просмотрел список. — Да, разумеется, — сдержанно сказал он. — Разочарованные африканцы, изгнанники. Нет, мне нечего добавить. Боюсь, дорогой мой, что, помимо сообщения о странном совпадении, в силу которого один из ваших полуподозреваемых оказался моим соседом, никакой иной пользы я вам принести не смогу. Да, говоря всерьез, и с этим соседом какая от меня польза? Трость надломленная[5], — вздохнул он. — Увы, это все, что обо мне можно сказать. — Как знать, как знать, — откликнулся Аллейн. — Кстати, посольство Нгомбваны находится где-то в ваших краях, не так ли? — Да, так. Время от времени я даже сталкиваюсь с Карумбой, их послом. Мы с ним выходим прогуляться примерно в одно время. Приятный человек. — Обеспокоен? — Я бы сказал — ужасно. — И были бы правы. Он места себе не находит от страха и доставляет Специальной службе чертову уйму хлопот. И что еще хуже, он теперь мертвой хваткой вцепился в меня. То, что к службе безопасности я никакого касания не имею, его не интересует. Он, видите ли, волнуется! Я же знаком с Громобоем, и этого достаточно. Он хочет, чтобы я научил Специальную службу, как ей следует действовать. Представляете? Будь его воля, у них уже из каждой орнаментальной плевательницы торчал бы датчик тревожной сигнализации, а под кроватью Громобоя располагался пост службы безопасности. Хотя, должен сказать, я его не виню. Прием-то ему придется устраивать. Вы, я полагаю, приглашены? — Да, приглашен. А вы? — В совершенно ненужной мне роли одноклассника Громобоя. Вместе с Трой, разумеется. Собеседники обеспокоенно смолкли. — Конечно, — сказал наконец мистер Уипплстоун, — в Англии подобного не случается. Да еще на приемах. Сумасшедшие все больше прячутся по кухням или еще где-нибудь. — Или у окон в верхнем этаже какого-нибудь склада? — Вот именно.
Зазвонил телефон. Трой вышла, чтобы ответить. — Видимо, мне следует воздержаться от малоприятного замечания насчет того, что все-де рано или поздно случается в первый раз. — Ну что за глупости! — взволновался мистер Уипплстоун. — Глупости, дорогой мой! Уверяю вас! Глупости! Хотя, конечно, — смущенно добавил он, — говорят и такое. — Будем надеяться, что это неправда. Вернулась Трой. — Посол Нгомбваны, — сказала она, — хочет переговорить с тобой, дорогой. — Да благослови Господь его курчавые седины, — пробормотал Аллейн, возводя глаза к потолку. У самой двери он остановился. — Кстати, Сэм, вот вам еще одно совпадение по части Санскрита. Сдается мне, я тоже видел его — три недели назад, в Нгомбване, он стоял во всех его браслетах и серьгах на ступенях своего прежнего заведения. Или это был единственный и неповторимый Санскрит, или я сам — перемещенный голландец в бусах и локонах. 4 У Чаббов Люси особых возражений не вызвала. — Раз она здорова, сэр, — пожала плечами миссис Чабб, — так чего же я буду возражать. Пускай мышей отпугивает. Всего за неделю Люси удивительным образом расцвела. Шерстка стала лоснистой, глаза яркими, и вся она округлилась. Привязанность кошки к мистеру Уипплстоуну становилась все более явственной, и он уже начал опасаться — что и отметил в своем дневнике, — как бы ему не обратиться в трясущегося над ней старого дурака. «Очаровательная зверушка, — писал он. — Признаюсь, ее внимание мне льстит. А какие у нее милые повадки». Милые повадки состояли в том, что Люси не спускала с хозяина глаз; что, когда он приходил домой после часового отсутствия, встречала его так, словно он возвратился с Северного полюса; что она носилась по дому, задрав хвост и разыгрывая изумление при встречах с ним, и что по временам, охваченная внезапным приливом чувств, кошка хватала его за руку передними лапами и, падая на спину, молотила по ней задними, притворялась, будто вот-вот укусит, а после облизывала руку, громко мурлыча. Иметь какое-либо дело с красной шлейкой она наотрез отказалась, но зато сопровождала мистера Уипплстоуна во время вечерних прогулок — к немалому его испугу, во всяком случае, поначалу. Впрочем, Люси хоть и убегала вперед, чтобы выскочить на него из какой-нибудь засады, от собственно улицы держалась подальше, так что совместные походы вскоре вошли у них в привычку. Только одно обстоятельство огорчало обоих, обстоятельство весьма любопытное. Люси с довольным видом прогуливалась по Каприкорн-Мьюз, но лишь до тех пор, пока они не проходили мимо гаража и не оказывались ярдах в тридцати от свинодельной гончарни. Дальше кошка не шла ни в какую. Она либо удирала домой на собственный страх и риск, либо проделывала знакомый трюк — вспрыгивала мистеру Уипплстоуну на руки. В этих случаях он с огорчением обнаруживал, что Люси вся дрожит. Он решил, что кошка запомнила происшедший с ней несчастный случай, однако это умозаключение почему-то удовлетворяло его не вполне. «Неаполя» она тоже побаивалась — из-за привязанных снаружи собак, однако во время одной из прогулок в магазинчике покупателей не оказалось, стало быть, отсутствовали и собаки, так что Люси зашла вместе с хозяином вовнутрь. Мистер Уипплстоун извинился и взял кошку на руки. Он уже подружился с мистером и миссис Пирелли и теперь рассказал им про Люси. Реакция их показалась ему несколько странной. Рассказ сопровождался восклицаниями «poverina»[6] и иными звуками, посредством которых итальянцы общаются с кошками. Миссис Пирелли протянула Люси палец и негромко заворковала. Затем она заметила белый кончик хвоста и вгляделась в кошку внимательнее. После чего принялась что-то втолковывать мужу по-итальянски. Муж, серьезно кивая в ответ, раз десять подряд повторил «Si»[7]. — Вы ее узнали? — спросил встревоженный мистер Уипплстоун. Супруги ответили, что вроде бы да. Миссис Пирелли по-английски почти не говорила. Женщина она была крупная, теперь же, пытаясь объяснить нечто мимическими средствами — надувая щеки и выставив перед грудью согнутые кренделем руки, — показалась еще крупнее. При этом она дергала головой в сторону ведущего к Баронсгейт проулка. — Вы про этих гончаров! — догадался мистер Уипплстоун. — Хотите сказать, что это их кошка? И тут он с изумлением увидел, как миссис Пирелли сделала еще один жест, куда более древний. Она перекрестилась. И положила ладонь на руку мистера Уипплстоуна. — Нет-нет-нет, — повторяла она. — Не отдавать обратно. Нет. Cavito, cavito. — Кошка? — Нет, синьор, — перевел мистер Пирелли. — Жена говорит «плохие». Они плохие, жестокие люди. Не возвращайте им вашу кошечку. — Нет, — конфузясь, сказал мистер Уипплстоун. — Ни за что не верну. Благодарю вас. Я этого не сделаю. И больше он никогда не водил Люси на Каприкорн-Мьюз. Люси признала миссис Чабб в качестве подательницы пищи и в соответствии с этим выполняла обязательный ритуал, состоявший в том, чтобы потереться головой о ее лодыжки. Мистера Чабба она попросту не замечала. Изрядную часть времени кошка проводила в садике на заднем дворе, исполняя безумные балетные па в погоне за воображаемыми бабочками. Как-то утром, в половине десятого, — спустя неделю после обеда у Аллейнов — мистер Уипплстоун сидел у себя в гостиной, решая напечатанный в «Таймс» кроссворд. Чабб отправился за покупками, а миссис Чабб, закончив домашние дела, «обихаживала» мистера Шеридана в его подвальной квартире. Мистера Шеридана, который, сколько сумел выяснить мистер Уипплстоун, чем-то там занимался в Сити, будними утрами дома никогда не бывало. Миссис Чабб должна была вернуться в одиннадцать, чтобы заняться обедом мистера Уипплстоуна. Заключенное ими соглашение работало лучше некуда. Мистер Уипплстоун застрял на особо мудреном слове, и тут внимание его привлек странный шум, своего рода приглушенная жалоба Люси, словно бы мяукавшей с набитым ртом. Она вошла в комнату пятясь, опустив голову, приблизилась и уронила к его ногам что-то тяжелое. После чего села и уставилась на хозяина, склонив голову набок и вопросительно подрагивая, каковую ее манеру мистер Уипплстоун находил особенно милой. — Ну и что же ты мне притащила? — спросил он. Он наклонился и поднял принесенный кошкой подарок. Это была керамическая штучка размером с медальон, однако тяжелая и, надо думать, заставившая потрудиться ее бедные маленькие челюсти. Глиняная, кусающая свой хвост рыбка, с одной стороны покрытая белой краской. В спине у рыбки была просверлена дырка. — Где ты ее взяла? — строго спросил мистер Уипплстоун.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!