Эл сходила в гараж за двумя раскладными стульями. У нее не было больше сил стоять, прислонившись к стене сарая, и смотреть, как Март пресмыкается у ее ног. Вполне естественно, что Март захотел рассказать ей историю своей жизни, своей карьеры, просто чтобы уверить ее, что он не убийца с топором, — правда, ничего из поведанного Эл пока не убедило, но она думала, я бы почувствовала, у меня бы кожу закололо, и я бы почувствовала. — Ну вот, а потом… — Март помрачнел. — Не волнуйся, — сказала Эл. — Можешь не рассказывать, если не хочешь. Похоже, все занятия Марта включали в себя шатания по людным местам. Какое-то время он был служащим парковки, но ему сказали, что он недостаточно хорошо служит. Он работал в парке, продавал билеты на аттракционы. — Но какие-то мелкие хулиганы сбили меня с ног, отобрали билеты и выкинули их в пруд. — А в больнице тебе как-нибудь помогли? Когда ты вышел? — Понимаете, я проскочил сквозь сеть, — сказал Март. — Я аутсайдер. Я в списке, но в компьютере меня нет. Думаю, тот список, в котором я был, они его потеряли. Почти наверняка, подумала Эл. Осмелюсь сказать, когда я была ребенком, меня тоже внесли в список. Полагаю, составили перечень синяков, вроде того, заметных шрамов. Но это ни к чему не привело. Я думаю, список положили в папку и эта папка до сих пор пылится в каком — нибудь ящике. — Расскажи, — попросила она, — как ты влип в неприятности с полицией. — Я попал в оцепление, — сказал Март. — Вокруг места преступления. Должен же я был где-то быть. Должен же был кто-то быть там. Констебль Делингбоул избил меня до полусмерти. — Март, тебе не пора принять лекарства? Когда ты их обычно пьешь? — Понимаете, мы раздобыли наклейки и цепляли их на машины. Мы ждали, пока водители уйдут, подходили и клеили на ветровые стекла «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА». И прятались в кустах. А когда они возвращались, выскакивали и штрафовали. — И они платили? — Ни фига. Один гад позвонил по мобиле. Делингбоул примчался как ветер. — И где ты был? — В кустах спрятался. Он не поймал нас в тот день. Идея была неплоха, но наши словесные портреты напечатали в местной газете. «Вы видели этого необычно одетого человека»? — Разве это о тебе? Ты одет вполне обычно. — Видали бы вы шляпу, что я носил в те дни. — Жаль, что не видала. — Когда я добрался до ваших краев, я уже другой обзавелся. Я пришел на стройку, гам иногда нашему брату чай наливают. И говорю одному, приятель, слушай, ты не отдашь мне свою шапку? А то про мою написали в газетах. Он говорит, конечно, а я говорю, я заплачу, а он говорит, нет, бери даром, у меня дома еще одна есть, желтая. Ну вот, и когда я пришел подстричь вам сад, то спросил у вашей подруги, похож я в этой шапке на каменщика? Потому что это была шапка каменщика. А она говорит, ты и без шапки на него похож. — Так ты знаком с Колетт, — сказала Элисон. — Все ясно. Ты — тот газонокосильщик. — Да. — Март пожевал губу. — На этой работе я тоже долго не продержался. Можно мне еще чаю? Элисон поспешила через сад. Дети Мишель уже вернулись из яслей, она слышала, как они завывают, и воздух полнился угрозами и проклятиями их матери. Она принесла еще один термос, кружку для себя и пачку шоколадного печенья — Колетт позволяла держать его для нервных клиенток, любивших что-нибудь погрызть и пожевать. На этот раз Эл себя в обиде не оставила; она положила пакет на колени и скармливала Марту по штучке. — Миссис, — спросил он, — о вас когда-нибудь писали в газетах? — Вообще-то да, — ответила она. — В «Виндзор экспресс». — Она сделала три дюжины фотокопий. «Пышнотелая красавица-медиум Элисон Харт». Одну она послала ма, но та ничего не сказала. Она разослала их друзьям, но и они ничего не сказали. Теперь у нее, конечно, множество вырезок из газет — но ни в одной не говорится о ее внешности. Избегают щекотливой темы, думала Эл. Она показала вырезку из «Виндзор экспресс» Колетт. Колетт прыснула. — Вам повезло, — сказал Март. — В Виндзоре нет констебля Делингбоула. — Я никогда не общалась с полицией, — сказала она. Наверное, стоило позвать их в детстве. Наверное, я могла бы выдвинуть обвинения. Но меня воспитали в страхе перед людьми в форме. Она вспомнила, как полицейские орали в щель для писем: «Миссис Эммелин Читэм?» И задумалась, почему ма не попросила кого-нибудь из своих хахалей заколотить щель. Все равно нам никто не писал. Только Эл закончила прибирать на кухне и уничтожать следы обеда Марта, как явилась разгневанная Колетт с кучей пакетов. — Я ставила машину, — начала она. — Кто-то упер наши садовые стулья! Как это произошло? Наверняка это тот ночной гость. Но как он забрался в гараж? Следов взлома нет! — Ты говоришь как констебль Делингбоул, — заметила Элисон. — Что, с Мишель трепалась? Я тебе вот что скажу, жаль, я стормозила утром. Надо было немедленно позвонить в полицию, как только я его увидела. Я сама во всем виновата. — Это точно, — сказала Элисон столь сочувственно, что Колетт не обратила внимания. — Ну ладно. Я потребую возмещения ущерба по страховке. Что ты ела, пока меня не было? — Всего лишь горстку кукурузных хлопьев. И пару листочков салата. — Да ну? — Колетт распахнула дверцу холодильника. — Святая правда? — Она нахмурилась. — А где остатки цыпленка? — Да там всего ничего оставалось, вот я и выкинула. И хлеб тоже. Колетт посмотрела на нее с сомнением. — Вот как? Она заглянула под крышку масленки. Обшарила глазами столы в поисках улик — крошек, жирного пятна. Она пересекла кухню, рывком открыла посудомоечную машину и заглянула внутрь, но Эл уже вымыла сковородку и тарелки и положила все на место. — Ладно, верю, — неохотно признала она. — Знаешь, может, тот парень из Бизли был прав. Если они смогли залезть в гараж, то в сарай тем более заберутся. Вероятно, это была не лучшая идея. Я пока не буду ничего перетаскивать. Посмотрим, как оно пойдет. Не обкрадут ли кого из соседей. Потому что я кучу денег потратила. На вилы и все такое прочее. — Вилки? — переспросила Элисон. — Вилы. Лопаты. Тяпки. И гак далее. — А. Ну да. Она так увлеклась самобичеванием, подумала Эл, что забыла пересчитать ломтики бекона. И даже заглянуть в жестянку с печеньем. — Март, — спросила Эл, — ты слышишь голоса? В смысле, в голове? На что это похоже, когда ты слышишь их? — У меня ладони потеют, — ответил Март. — И глаза словно усыхают. — Что они говорят? Март лукаво посмотрел на нее. — Они говорят, мы хотим чая. — Извини, что лезу не в свое дело, но таблетки тебе как, помогают? — Вообще-то нет. От них только пить хочется. — Ты ведь знаешь, что не можешь здесь оставаться, — сказала Эл. — А хотя бы сегодня ночью можно, миссис? Он зовет меня «миссис», подумала она, когда хочет выжать слезу. — У тебя есть одеяло? В смысле, я думала, когда люди спят под забором, у них, по крайней мере, есть одеяла или спальные мешки. Слушай, я пойду попробую что-нибудь вынести. — И еще термос чая, — попросил Март. — И ужин, пожалуйста. — Это вряд ли. Она уже чувствовала слабость — проведя весь день на миске хлопьев и паре печений. Если она принесет свою порцию обезжиренной индейки и риса с овощами Марту, он умнет их в один присест, после чего она, наверное, хлопнется в обморок. К тому же Колетт непременно спросит: Эл, какого черта тебя понесло в сад с тарелкой? — Может, тебе денег подкинуть? — предложила она. — Супермаркет еще открыт. — Мне запрещено там появляться. — Да ладно? Есть еще магазин в гараже. — Тоже запрещено. И в баре, и в остальных местах, где продают чипсы, тоже. Они все кричат, пошел вон, грязный ворюга. — Но это не так! Ты не ворюга. — Я хотел помыться из шланга в гараже, но меня выгнали. Сказали, еще раз покажешься, и мы тебя тачкой переедем. Сказали, от моей рожи у них все клиенты разбегаются. Это все Делингбоул виноват. Меня гонят отовсюду. Ярость поднялась из ее пустого желудка. Неожиданное и незнакомое чувство обожгло ребра. — Вот, — сказала она. — Бери и иди к палатке с кебабами, там тебе точно не откажут. И держись подальше от охранных прожекторов, когда будешь возвращаться. Пока Марта не было, а Колетт смотрела «Обитателей Ист-Энда», она прокралась в дом и вернулась обратно с запасным одеялом и парой подушек. Она бросила их в «Балморал» и помчалась обратно. Микроволновка пищала. Она снова поела на кухне стоя. Мне отказывают в хлебе в моем собственном доме, подумала она. Мне отказывают в куске хлеба.