— Ах — добрый день. — Прошу прощения. Пытаюсь разобраться в счетах моей жены. — Дорогой, не нужно этого делать, — начала Катя с явным огорчением. — Я потом разберусь. Acta non verba (не словом, но делом), — сказал Иниго и, посмотрев на Страйка, добавил: — А вы…?. — Корморан Страйк, — сказал детектив, протягивая руку. — Боюсь, я не пожму ее, — сказал Иниго, не улыбаясь, его руки остались на коленях. — Я должен быть исключительно осторожен в отношении микробов. — А, — сказал Страйк. — Ну, это Робин Эллакотт. Робин улыбнулась. Иниго медленно моргнул ей в ответ с непроницаемым лицом, и она почувствовала себя так, словно совершила социальную вольность. — Да, так что — вы хотите чай или кофе? — нервно спросила Катя у Страйка и Робин. Оба приняли предложение выпить кофе. — Дорогой? — спросила она Иниго. — Один из тех чаев без кофеина, — сказал он. — Только не клубничный, — крикнул он ей, когда дверь закрылась. После еще одной небольшой паузы Иниго сказал: “Садись, давай”, — и перекатился, чтобы сесть на край журнального столика, стоявшего между двумя диванами, оба из которых были такого же горчично-желтого цвета, как и свитер его жены. Над каминной полкой висела абстрактная картина в коричневых тонах, а на приставном столике возвышалась модернистская мраморная скульптура женского торса. В остальном комната была скудно обставлена и лишена декоративных предметов, а полированные доски пола были идеальной поверхностью для инвалидного кресла. Страйк и Робин сели напротив друг друга на разных диванах. Из боковой комнаты, где стояли кровать и письменный стол, Фредди Меркьюри продолжал петь: Снаружи рассветает Но внутри, в темноте, я хочу быть свободным… Страйку показалось, что вход Иниго в комнату был очень продуманным, возможно, даже с учетом величия и меланхолии песни, которая все еще звучала. Начиная с опускания бизнеса его жены перед незнакомыми людьми и его неправдоподобного притворства, что он не знал или забыл, что у Кати назначена встреча с двумя детективами, и заканчивая тем, как неулыбчиво он предложил свое оправдание нежеланию пожать руку, Страйку показалось, что он чувствует в себе подавленную, даже озлобленную волю к власти. — Вы бухгалтер, мистер Апкотт? — спросил он. — С чего вы взяли, что я бухгалтер? — ответил Иниго, обиженный предположением, которое, на самом деле, Страйк сделал сам не веря в это исключительно для того, чтобы разговорить его. — Вы сказали, что разбираетесь с делами вашей жены… — Любой дурак может прочитать электронную таблицу — кроме Кати, похоже, — сказал Иниго. — Она занимается ремесленным бизнесом. Подумал, что она может сделать из этого что-то… Вечный оптимист. После небольшой паузы он продолжил: — Раньше я был независимым музыкальным издателем. — Правда? Какого рода…? — В основном церковным. У нас был обширный… Дверь с электрическим приводом с лестничной площадки открылась, и вошла девочка лет двенадцати. У нее были длинные темные волосы, она носила очки с толстыми линзами и флисовый комбинезон с рисунком рождественского пудинга и веточкой остролиста на капюшоне. То ли присутствие незнакомцев, то ли отсутствие матери, казалось, смутило ее, и она повернулась, чтобы уйти, не говоря ни слова, но ее позвал обратно отец. — Что я тебе говорил, Флавия? — потребовал он. — Не приходить… — Не подходить ко мне близко, — сказал Иниго. — Если ты настолько больна, что не можешь посещать школу, ты должна быть в постели. А теперь убирайся. Флавия нажала на кнопку, открывающую электрическую дверь, и ушла. — Я должен быть исключительно осторожен с вирусами, — сказал Иниго Страйку и Робин. Последовала еще одна пауза, пока Иниго не сказал, — Ну, это все чертовски запутано, не так ли? — Что это? — спросил Страйк. — Эти ножевые ранения и все такое, — сказал Иниго. — Конечно, да, — сказал детектив. — Катя в больнице почти каждый день… Она не сможет нажать на кнопку, если будет держать поднос, — добавил он, глядя в сторону двери, но в этот момент дверь снова открылась. Гас сопровождал мать наверх, чтобы нажать кнопку за нее. Робин увидел, как Гас снова попытался скрыться из виду, но Иниго позвал его обратно в комнату. — Тренировался? — Да, — ответил Гас, немного защищаясь, и показал отцу мозолистые кончики пальцев левой руки, в которых были глубокие борозды от струн. — Вы слышали его, когда подходили к двери? — спросил Иниго у Робин, которая не была уверена, что Иниго ищет комплиментов или думает, что его сын лжет. — Мы слышали, да, — сказала она. — Это было прекрасно. Выглядя стесняющимся, Гас снова направился к двери. — Что-нибудь слышно от Дарси, дорогой? — спросила его мать. — Нет, — ответил Гас и, прежде чем кто-то успел спросить его о чем-то еще, выскользнул из комнаты. Электрическая дверь с грохотом закрылась. Катя прошептала: — Мы думаем, что он расстался со своей девушкой. — Не надо шептаться, у нас звукоизоляция, — сказал Иниго и с внезапной яростью добавил: — А она, черт возьми, пустая трата времени, если не может поддержать мужчину, когда он болен, не так ли? Так почему ты продолжаешь приставать к нему из-за нее? Удачное избавление. Последовавшее за этим короткое молчание оживил Фредди Меркьюри, который теперь пел другую песню. Я немного схожу с ума, Я слегка схожу с ума… — Выключи это, ладно? — рявкнул Иниго на Катю, которая поспешила сделать это. — Иниго тоже музыкант, — сказала она с хрупкой жизнерадостностью, когда вернулась и начала раздавать кружки. — Был, — поправил ее Иниго. — Пока не случилась эта чертова штука. Он жестом указал на свой стул. — На чем вы играли? — спросил Страйк. — Гитара и клавишные… группа… автор песен. — Какая музыка? — Рок, — сказал Иниго со слабым оживлением, — мы делали свои собственные вещи. Несколько каверов. Ничего от твоего отца, — он посмотрел на Страйка, который с молчаливым весельем отметил внезапный отход Иниго от притворства, что он забыл о приезде детективов, к тому, чтобы показать, что он знает о происхождении Страйка. — Мог бы пойти классическим путем, как Гас — были способности — но вот, пожалуйста, я так и не сделал того, чего от меня ждали. Отчаяние моих родителей. Перед вами сын епископа… Дома никто особо не ценил рок-музыку.. Повернувшись к жене, он добавил: — Кстати, Флавия только что была здесь. Если у нее жар, ей не следует находиться рядом со мной. — Я знаю, мне очень жаль, дорогой, — сказала Катя, которая осталась стоять. — Ей просто скучно там, понимаешь? — Наш проблемный ребенок, — сказал Иниго, глядя на Робин, которая не смогла придумать подходящего ответа на это. — Она у нас задержалась. Не вовремя. Я только что получил эту чертову штуку. Он снова указал на свое инвалидное кресло. — О, она не так уж плоха, — слабо сказала Катя и, возможно, чтобы прекратить дальнейшее обсуждение Флавии, обратилась к Страйку: — Вы сказали по телефону, что хотите знать все о друзьях Джоша и Эди, и я подумала… Она подошла к небольшому секретеру в углу комнаты, взяла лист писчей бумаги и вернулась к Страйку, протягивая его. — Это может помочь. Я составила список всех, кого могу вспомнить, кто был близок с Эди и Джошем, когда впервые появилась игра Аноми. — Это, — сказал Страйк, взяв исписанный от руки лист, — очень полезно. Большое спасибо. — Мне пришлось поискать некоторые фамилии, — сказала Катя, примостившись на краешке дивана рядом с Робин, — но, к счастью, они были указаны в титрах ранних серий, и я смогла зайти в Интернет и проверить. Я знаю, что вам нужно исключить как можно больше людей. Я совершенно, совершенно уверена, — добавила она решительно, — что никто из друзей Джоша не может быть Аноми. Они все были прекрасными людьми, но я понимаю, что вам нужно исключить людей. Солнце, льющееся через большое эркерное окно, высветило каждую черточку на измученном лице Кати. Наверное, когда-то она была красивой женщиной, подумала Робин, и, возможно, могла бы стать ею снова, если бы выспалась. Ее теплые карие глаза и полный рот были привлекательны, но кожа была сухой и слегка шелушилась, а глубокие морщины на лбу и вокруг рта свидетельствовали о состоянии постоянной тревоги. — Как Джош? спросила Робин у Кати. — О, спасибо, но изменений нет, врачи сказали, что они не ожидают ничего хорошего так скоро. Ее голос повысился почти до писка. Она пошарила в рукаве, достала пачку салфеток и прижала их к глазам. Робин заметила, как сильно дрожали руки Иниго, когда он пытался поднести кружку к губам. Казалось, он был в непосредственной опасности пролить на себя кипящий чай.