Глава 1 Близится что-то плохое «Мири…» — его присутствие омывает меня. Оно приносит насыщенный прилив жара, который я ощущаю каждым дюймом кожи. Его боль вторит эхом. Она становится громче, мягче… от интенсивности томления я едва могу думать, едва могу его выносить. Что-то в этом ощущается так, будто сводится ко мне. Что-то ощущается так, будто сводится исключительно к нему. Обе эти вещи причиняют мне боль. Эти эмоции причиняют мне боль, но это не просто тоска. Это не просто эмоция. Это не только в его голове, и даже не только в тех частях, которые отличают его от других мужчин. Они причиняют ему боль. Они снова причиняют ему боль. «Мири… пожалуйста. Пожалуйста…» Он спит. Я не знаю, откуда я это знаю. Я не знаю, откуда я вообще знаю что-либо из этого. Я знаю, что у него там день, что в старомодном камине горит огонь, что потолки высокие и древняя люстра висит над кожаными креслами у очага. Я знаю это так же, как знаю и то, что этого ещё не случилось. Это будущее, не настоящее. Оно несётся на нас обоих слишком быстро, чтобы убраться с его дороги. Я не понимаю, почему они причиняют ему боль, или даже каким образом — что они делают, что причиняет ему такую боль. Я знаю, что это как-то связано с тем, кто он. Я также знаю, что он один. Он один, они причиняют ему боль, и я ничего не могу сделать. «Мири, пожалуйста… — посылает он. — Пожалуйста…» Боль усиливается. Оба её вида. Образы мелькают перед моими глазами, затмевая комнату. Образы войны. Образы огнестрельного огня, сражений. Рука к руке. Взрывы. Прыжки с аэропланов и лежание в траншеях, его лодыжки увязли в засасывающей, липкой, замерзающей грязи. Кое-что из этого ощущается знакомым, даже недавним. Что-то ощущается давним. Что-то кажется мне совершенно чуждым, как будто это происходит из того иного места, той версии Земли, где был рождён Блэк. Того места, которое он зовёт «Другая Земля» или даже в шутку «Земля-1» — версия, которая все ещё может существовать в другом измерении. Я все ещё не понимаю, что это значит — не совсем. Иногда я гадаю, понимает ли он сам, или он просто однажды очутился здесь и научился адаптироваться. Он говорит, что был молодым, когда попал сюда, практически подростком. Я улавливаю проблески его в ещё более раннем возрасте, может, даже в детском. Грязный пол. Колючая проволока. Заборы под напряжением. Белёные стены. Я вижу, как там ему тоже причиняли боль. Даже такому маленькому. Я вижу, как люди причиняют ему боль. Это, бл*дь, невыносимо. Я чувствую связь с той версией него, лежащей в кровати, в комнате с высокими потолками. Они вызывают в нем эти воспоминания. Они каким-то образом используют эти воспоминания, чтобы сломать в нем что-то. Я вижу, как он лежит там, возле камина и кожаных кресел… потерянный в собственных воспоминаниях, пока они пытаются его сломить. Я буквально слышу это — как треск ломающегося стекла, как кости, крушащиеся под металлическими зубами. От этого ощущения мне хочется плакать. Оно также вызывает во мне злость. Оно причиняет мне боль… достаточно сильную, чтобы я почувствовала, как где-то я ахаю от боли. Хуже того, это напоминает мне о том, что со мной сделал Солоник. Кем бы ни были эти люди, они хотят сломать Блэка так, как Солоник пытался сломать меня. В какой-то мере они пытаются придать ему некоторую форму, загнать его части в металлические коробки… выстроить его заново по собственному видению. Они ведут свою борьбу изнутри, используя его воспоминания, его чувства, дорогие ему вещи, разбивающие ему сердце вещи, ненавистные и любимые им вещи. Даже сейчас они ищут пути пробраться в него. Они ищут открытые двери или двери, которые они могут высадить пинком. «Твоё время на исходе…» — шепчет голос. Я не знаю, чей это голос. Кем бы они ни были, они знают некоторые вещи о Блэке. Они знают и обо мне. Когда я засыпаю, или даже дремлю, все больше и больше, он здесь. «Это как твоя война, Мири, — говорит он. — Это как Афганистан, только без пыток водой. Без громких звуков и фонариков, без пытки бессонницей, без червивой еды и избиений… это то же самое. Они продолжат делать это, пока не найдут путь. Никто не может выносить это вечно. Я не смог. Он тоже не сможет… хотя он сильнее меня. Ты знаешь это, Мириам… ты знаешь. Люди готовили тебя к этому…» Голос знакомый. Но знакомый не для меня. Он из другого места. Он принадлежит Блэку. Теперь он принадлежит и мне тоже. Что-то в этом вызывает у меня желание заплакать. «Они сломают его, Мири. Я не могу спасти его. Я не могу. В этот раз тебе придётся сделать это…» Я не могу определить источник голоса. Я не могу дать ему имя. Он любит Блэка. Он его любит. «Они взломают его, Мири… как Солоник взломал тебя…» Кем бы он ни был, он прав. Я знаю, что он прав. Я знаю, что близится что-то плохое. Эта мысль вызывает у меня ужас. Эта мысль пугает меня до безумия, но я ничего не могу сделать. *** Я резко проснулась… глядя в спинку сиденья самолёта с поднятым подносом. Длинные ноги были вытянуты в пространство между полом самолёта и спинкой кресла передо мной. Моя голова лежала на чьих-то коленях. Я смотрела, как мышцы бёдер напряглись, полу-потягиваясь, чёрный материал растянулся, изменяя форму. Его тело выгнулось, когда он размял спину, затем руки, минимально шевеля коленями — вероятно, чтобы меня не потревожить. Моё сердце громко билось в груди. Достаточно громко, чтобы я задалась вопросом, не слышит ли он это. Затем его пальцы нежно скользнули в мои волосы. Он гладил пальцами длинные пряди, аккуратно разделяя спутавшиеся места, расправляя волосы по моим плечам и спине. Ощутив в этом выражение привязанности, я гадала, знает ли он, что я проснулась. Ещё через несколько секунд, я решила, что вероятно не знает. До меня дошло, что я, возможно, в каком-то плане его подслушивала. Я также чувствовала в нем боль. Я подняла взгляд. — Привет, — сказал он, улыбаясь и встречаясь со мной взглядом. Я улыбнулась в ответ, и он накрыл рукой мой затылок, массируя мышцы. Я перевернулась на спину, все ещё занимая большую часть наших спаренных сидений первого класса, и вздрогнула, когда ударилась больной ногой обо что-то металлическое — вероятно, о подлокотник у окна за мной. — Привет, — сказала я, выгибая спину и потягиваясь руками. Эта боль в нем усилилась, когда я глубже потянулась на его коленях. Я ощутила, как он подумал о сексе. Виток желания скользнул по мне при этой мысли, ненадолго перехватив дыхание и заставив моё сердце гулко колотиться по другой причине. Ничто из этого не отвлекло меня от моего сна, от этой сокрушительной срочности, необходимости его предостеречь — но интенсивность собственной реакции меня поразила. Я чувствовала это даже той единственной ночью, что мы вместе провели в отеле Бангкока. Той ночью я тоже проснулась, желая его — достаточно сильно, чтобы мне пришлось силой держать руки подальше от него, пока он спал. Меня потрясала ясность образов, пришедших мне на ум. Казалось, он не заметил. Он вернулся к поглаживанию моих волос, согревая меня, как он всегда это делал, пульсируя жаром в моей груди как печка. Чем бы ни являлся этот жар, откуда бы он ни происходил, он ощущался как Блэк. Я ощущала его присутствие вокруг себя, и это вызывало чувство безопасности. Это также убаюкивало меня обратно в состояние дремоты… … и время смещается, делаясь мягче. Я снова лежу на спине, под его руками. Удобно устроившись, согревшись и желая его, но будучи не в состоянии открыть глаза. Наконец, спустя, казалось, очень долгое время, я справляюсь с этим.