Самые опасные типы сложнее опознать. Часто высокоинтеллектуальные, крайне манипулятивные, безупречно очаровательные, не заинтересованные в других людях и совершенно не желающие признавать личные права кого бы то ни было кроме самих себя, самые опасные личности с антисоциальным расстройством мастерски избегали раскрытия психиатром, который не мог видеть сквозь маску. Нарциссизм на грани грандиозности. Раздутое чувство собственной значимости. Ни капли угрызений совести из-за манипуляций другими. Как правило, нехватка способности любить. Как правило, нехватка способности чувствовать стыд или сожаление. Они либо испытывали незначительные эмоции, либо исключительно симулировали их. Они испытывали постоянную нужду в стимуле… Ну, вы уловили общий смысл. По правде говоря, я сомневалась, что этот парень станет говорить со мной больше, чем с копами. Ну, если только он не решит, что я могу ему как-то помочь или развлечь его… поскольку для среднестатистического психопата «непродолжительная концентрация внимания» часто была большой проблемой. Или, возможно, он отнесётся ко мне иначе, потому что он желал женской аудитории вместо мужской; я не без оснований полагала, что до сих пор с ним говорили только копы-мужчины. В любом случае, я сильно подозревала, что не расколю его, пытаясь обдурить, по крайней мере, не с порога. Я уселась на складной металлический стол за противоположным от него краем стола. Я сама быстро окинула комнату взглядом — хотя была здесь несколько дюжин раз — напоминая себе расположение камер, по привычке глядя в углы. Мои глаза мельком взглянули вниз, на лодыжки подозреваемого, не только скованные между собой, но и прикованные к металлическим кольцам в полу. Наручники на его запястьях также были прикованы к его талии и тем же кольцам в полу. Глен уже заверил меня, что длина цепей не позволит ему дотянуться до меня, пока я оставалась на стуле. Он все равно предупредил меня не приближаться. Мне не нужно было повторять дважды. С этого места парень казался намного крупнее. Он также выглядел значительно мускулистее. Откинувшись на жёстком металлическом стуле, я наблюдала, как эти золотистые кошачьи глаза пробегаются по мне взглядом. Они нигде не задержались надолго, действуя намного менее осознанно, чем те похотливые неспешные взгляды, которыми некоторые заключённые окидывали меня в надежде смутить. Напротив, я почувствовала в его взгляде методичность. По правде говоря, это слегка нервировало меня. Возможно потому, что удивляло. Даже для психопата такая концентрация была редкостью. Обычно остальные люди просто не интересовали их. Но опять-таки, заключение могло изменить это в нем. Мой взгляд второй раз за день прошёлся по его внешности, задержавшись на особенно высоких скулах, все ещё окрашенных подтёками засохшей крови. Я видела частички этой крови на поверхности стола, где металлические наручники стёрли их с его рук. Вздрогнув, я подняла взгляд и увидела, что он снова пристально смотрит на меня, его золотистые глаза почти выражали задумчивость, всматриваясь в моё лицо. Когда несколько секунд спустя он не нарушил молчания, я уже нарочно откинулась на спинку, скрещивая ноги в темно-синем брючном костюме. — Итак, — сказала я, вздыхая. — Ты не хочешь ни с кем разговаривать. Я не потрудилась делать эту фразу вопросам. Взгляд мужчины метнулся обратно к моему лицу, точнее, к моим глазам. Спустя мгновение я увидела, как уголки его губ подёргиваются в лёгкой улыбке. — Сомневаюсь, что мои слова прозвучат очень убедительно, — сказал он. Я, должно быть, слегка подпрыгнула на стуле, но он притворился, что не заметил этого. — … Покрытый кровью, — продолжал он, жестикулируя одной рукой в наручнике, насколько это позволяли оковы. Все же что-то в странной грациозности этого движения привлекло моё внимание, заставив проследить глазами за его жестом. — … Арестованный вблизи места преступления. И ещё у вас есть свидетели, я подозреваю? Или те три маленькие девочки решили, что не стоит наживать проблемы с родителями и звонить в полицию на рассвете? Его слова удивили меня. Чем дольше он говорил, тем сильнее они удивляли. Не только потому, что он произнёс их, а потому что они звучали с обрывистой резкой точностью и ритмом. Они несли в себе малейшую тень акцента, хотя я не могла определить, какого. Его манера речи явно предполагала уровень образования выше среднего. — В любом случае, — сказал мужчина, откидываясь назад так, что цепи звякнули на лодыжках и на столе. — Я так понимаю, что ко мне нет доверия, разве не так, док? Я расслышала удивлённое бормотание в своём наушнике. Очевидно, я уже вытащила из него больше, чем кто-либо из них. Я сгладила выражение лица, не пытаясь скрыть удивление. Вместо этого я открыто наблюдала за ним, позволяя ему это увидеть. — Док, — сказала я. Его улыбка сделалась шире, и я вернула её, добавляя кривой усмешки и приподнимая бровь. — Ты думаешь, я доктор? — Разве нет? — тут же сказал он. — Тоже военный, я подозреваю. Давным-давно. Я видел, как ты проверяешь углы. Ты носила пистолет… не так ли, док? Возможно, ты даже носишь его сейчас, — он удручённо посмотрел по сторонам. — Не здесь, конечно же. Я поёрзала на стуле, не отвечая ему. — Разве ты не доктор? — повторил он. — Зависит от того, у кого спрашивать, — сухо сказала я, слегка вздыхая. Не отводя от него взгляда, я слегка наклонилась вбок, опираясь рукой на подлокотник складного стула. — Тогда психиатр, — сказал он, также изменяя свою позу — возможно, нарочное подражание как старый психологический трюк повторения поз тех, чьего расположения ты хочешь добиться. — Или психолог… только настоящий, со степенью. Так что возможно твоя паранойя происходит из рефлексов психолога-криминалиста, а не военного. Ты также можешь быть социальным работником, полагаю… хотя я сомневаюсь. Вокруг тебя чувствуется слишком много клинического, а не того бедствующего, желающего творить добро сахарина, к которому тяготеют более мягкие науки, — его улыбка стала острее. — Я бы сказал, дантист, но при таких обстоятельствах… Снова тот красноречивый жест пальцами, в этот раз указывающий на комнату. — … думаю, это маловероятно. — Я психолог, — легко сказала я. — В этом угадал. — Тогда ты здесь, чтобы оценить меня? — сказал он. — Или они надеются, что присутствие привлекательной женщины вызовет у меня одышку и пену изо рта? Заставит показать моё истинное лицо? Я должен начать кричать «Умри, сука», чтобы порадовать тех, кто наблюдает через стекло? Я снова улыбнулась, в этот раз непреднамеренно. — Если хочешь, — сказала я, подавляя улыбку. — Ты хочешь, чтобы я умерла? — Не особенно, — ответил он. — Вот как? Почему нет? — сказала я. — Я думаю, ты первый человек из увиденных мною здесь, который обладает интеллектом повыше обезьяньего. Хотя тот инспектор… у него есть немного того базового, инстинктивного интеллекта. Только немного, заметь. Ты знаешь, кого я имею в виду. Джо Красавчик. — Ник, вообще-то, — сказала я, улыбаясь против собственного желания. — А, так он твой друг? — Не особый друг, если ты намекаешь на это. — Я не намекал, но это интересная информация. Очевидно, эта тема всплывала между вами, иначе ты бы не потрудилась пояснить. Я покачала головой, не впечатлившись последней фразой и давая ему понять это. — Серьёзно? — сказала я. — Ты пойдёшь этим путём? — Каким путём? — Дискредитируешь женщину какими-то унизительными отсылками к её сексуальности? Откажешься воспринимать её как равную, подчёркивая её ценность как сексуального объекта или отсутствие таковой? — Я приношу свои глубочайшие извинения, — произнёс он, награждая меня ошеломлённым взглядом. Удивление, которое я видела в этих миндалевидных глазах, могло насмехаться надо мной, но оно казалось искренним. — … Мои комментарии ни в коем случае не подразумевали дискредитации. Я не собирался прибегать к таким дешёвым трюкам просто для того, чтобы почувствовать, будто я «перехитрил» вас, доктор. К сожалению, моё эго такого не допустит, — помедлив, он добавил: — Тебе как-то поможет знание того, что я тоже регулярно занимаюсь сексом? Я не знаю, опустит ли это меня в твоих глазах или прозвучит хвастовством… в любом случае, я упомянул твою сексуальность исключительно из личного любопытства. Я склонила голову, все ещё улыбаясь, но позволяя замешательству отразиться на моем лице. — Почему ты вообще разговариваешь со мной? — наконец, спросила я. — Почему я не должен с тобой разговаривать? — спросил он. — Я уже говорил, что ты первый человек из вошедших сюда, кого я посчитал достойным попыток коммуникации. — Потому что я женщина? — спросила я. — Потому что ты выглядишь не такой глупой, как остальные, — тут же поправил он. — Но ты сказал, что у Ника есть интеллект? — Я сказал, что у него есть подобие интеллекта. Это вовсе не то же самое. Впрочем, учитывая природу его интеллекта, он несомненно выбрал себе правильную профессию. Я снова улыбнулась. — Уверена, для него это будет облегчением.