— Ау?! — рявкнула я. — Он у Чарльза или нет? И вновь они не ответили. Я собиралась опять заорать, но тут наконец-то донёсся голос из динамика. — Думаю, об этом нам стоит поговорить лично, миссис Блэк, — сказал он. — То есть, лицо к лицу. Мы встретимся и обсудим это и другое. Да? Я ощутила резкий прилив ярости, настолько сильный, что прикусила губу, чтобы сохранять молчание. Я мало что могла сказать. Я хотела получить ответы. Никто в этой камере не собирался их предоставлять. Если избить их, это тоже ничего мне не даст. Мне надо добраться до тех засранцев на другом конце линии, кем бы они ни были. Я должна с ними поговорить. Прикусив губу так же сильно, как и прежде, я проигнорировала боль и подошла к мужчине с золотым медальоном и льдисто-голубыми глазами. Я выставила перед собой запястья, увидев, что он вытаскивает наручники из кармана своего кожаного жилета. — Ладно, — произнесла я, холодно глядя ему в глаза. — Тогда ведите. Глава 17 Не в том месте Парень с медальоном и его отряд головорезов отвели меня наверх. Два пролёта вверх, затем за угол до обшарпанного служебного лифта с помятыми дверьми. Мужчина с льдисто-голубыми глазами и зловещей ухмылкой направил меня внутрь витиеватым жестом ладони и запястья. Изнутри кабина лифта, что странно, была почти роскошной… пусть и в какой-то потрёпанной манере. Красные бархатные обои покрывали дальнюю стену, золотистые детали сочетались с чистым, но явно старым золотистым ковром. Поручень был медным и немного поцарапанным, но отполированным. Замысловатая рама вокруг зеркала на задней стене была излишне пафосной, почти безвкусной, но явно дорогой. Я даже задавалась вопросом, не было ли это настоящим золотом либо позолотой. Я уже поняла, что мы находились в каком-то огромном, скорее всего, старом здании. Я всё сильнее и сильнее сомневалась, что оно располагалось в Соединённых Штатах. До этого в данной догадке я опиралась на логику, акценты речи, одежду. Теперь, когда мы покинули тюремный блок, доказательства этого стали ещё более очевидными. Тут старинная картина. Там статуя. Странная потрёпанность во всём, хоть пространство было огромным, а само здание — явно каким-то историческим. Всё выглядело как минимум слегка устаревшим, даже с явными «современными» штрихами. Судя по лицам, чертам и одежде на картинах, по людям вокруг меня, по акцентам, несложно было предположить, что это Европа… скорее всего, Восточная Европа… скорее всего, Россия. Стиль одежды на картинах в особенности обладал флёром Романовых, и я видела кириллическую надпись под одним из бюстов, мимо которого мы проходили. Как и лифт, всё выглядело одновременно потрёпанным и дорогим, словно это место некогда было роскошным, затем его когда-то растащили и забросили на годы, а теперь оно заново наполнялось артефактами — может, с целью восстановить былой лоск царственности. Я не так много времени провела в этой части света, но я уловила атмосферу, то ли от старых фильмов про Холодную войну, то ли от того, как Блэк описывал Москву (и эти описания не были очень лестными). Москва на самом деле была не во вкусе Блэка. Ему нравились современные, новые вещи. Ему нравилось солнце. Ему не нравились холода. Он практически ненавидел парадный лоск аристократии и любую чрезмерную показуху того, что он называл «уродливым старым дерьмом, которое покупается только для того, чтобы притвориться, будто у тебя есть настоящий вкус». И это правда — как бы я ни песочила Блэка за его расточительность, он на самом деле не был склонен к излишней демонстрации богатства. Большая часть его денег уходила на дорогую, первоклассную недвижимость и военные игрушки. В обеих этих областях, не говоря уж о еде, он определённо был снобом, но он не из тех, кто жил в окружении бесценного антиквариата или украшал жильё золотом и бриллиантами; да он даже не покупал особенно огромное жилье, учитывая, что он мог бы позволить. Он жил в великолепном пентхаусе в одном из самых дорогих районов одного из самых дорогих городов мира, да… но если бы захотел, он мог бы жить в особняке, полном слуг, в том же городе, и в не менее дорогом районе. У него имелся гараж с довольно внушительной коллекцией машин, но даже это не было чрезмерным в сравнении с тем, что я читала о гаражах некоторых знаменитостей. По правде говоря, я была его женой, но даже я не знала точно, каков размер состояния Блэка. Я знала, что он сказал бы мне, если бы я спросила. Мне просто не приходило в голову спросить. Если честно, я не особенно интересовалась этим до недавних пор, когда это начало казаться вопросом жизни и смерти. Но да, Блэк не был большим фанатом России как страны. Я знала, что отчасти это пережитки того периода, когда он очутился здесь в 1950-х, а также тех лет, когда он сражался за американцев против Советского Союза. Мне казалось слегка забавным то, что ему отчасти промыли мозги антисоветскими и антикоммунистическими речами того времени, как минимум за годы его работы на армию. Я знала, что отчасти это пережитки тех лет, в течение которых он боролся с торговлей людьми… и с дядей Чарльзом. Даже не зная, что это мой дядя Чарльз, я была в курсе существования видящего по имени «Счастливчик Люцифер», который обитал в России и выдавал себя за олигарха и шишку мафии. Судя по тому, что говорил мне Блэк (не говоря уж о самом дяде Чарльзе), «Счастливчик» по-прежнему обладал большой властью в Москве. Странно, но я так и не приняла до конца этот аспект моего дяди. Я едва уложила в голове тот факт, что «Счастливчик» и мой дядя — это одна и та же личность. Всё, что я слышала о Счастливчике Люцифере от Блэка, когда мы только познакомились, было весьма тревожным и почти походило на мультяшного злодея. Он активно действовал на чёрном рынке до корейской войны, торговал наркотиками, детьми, женщинами, мужчинами, оружием, войной. Блэк говорил, что он контролировал команды спецназа, когда они оба сражались во вьетнамской войне. Блэк также описывал его как серого кардинала в последующие годы, который имел много влияния на то, кто приходил к власти в российском правительстве… сначала в Советском Союзе, а позднее, после развала Советского Союза, и в России. Блэк даже намекал, что Чарльз как-то причастен к его распаду, что это он решил, что России и союзным республикам пришла пора войти в мировую экономику. Я ни разу не набралась смелости спросить у своего дяди, правда ли это. Я вышла из первого лифта и оказалась в мраморном фойе. Они повели меня по мраморным лестницам во второе фойе, которое также было мраморным, но содержало в себе репродукцию скульптуры Микеланджело «Венера Милосская» в полный размер. Я задержалась там ровно настолько, чтобы войти во второй лифт — очередного красного-золотого монстра с позолотой, с дверьми получше, но тут оказалось ещё больше гербовых лилий и голов херувимов. Хоть второй лифт и пребывал в лучшем состоянии, он всё равно источал какую-то поношенность. Я позволила себе поднять взгляд к зеркалу над головой и заметила, что местами оно протёрлось до черноты. Пронумерованные кнопки справа от двойных дверей выглядели старомодными, а также слегка выцвели, различаясь по оттенкам между собой. Я смотрела, как один из четырёх мордоворотов наклоняется и нажимает кнопку самого верхнего этажа. Это был самый молодой парень в группе, с чёрными, выбритыми с боков волосами, одетый в синие дизайнерские джинсы, итальянские кожаные туфли и носивший несколько золотых колец, включая кольцо с бриллиантом на мизинце. Его широкие плечи обтягивала, наверное, дорогая куртка из чёрной кожи; её покрой сразу вызывал в моей памяти мафиози из Куинса. Я стояла посреди четырёх мужчин босая, без нижнего белья и в слишком скудной одежде, смотрела на их крупные плечи и спины, чувствовала, как они смотрят на меня. В их окружении я ощущала себя маленькой и уязвимой. В то же время я испытывала странное высокомерие в отношении этих четверых и всей ситуации. По большей части я старалась не думать о Блэке. Когда дверь передо мной издала сигнал и открылась, я вздрогнула от мясистой ладони, которая легонько толкнула меня в спину между лопаток. Повернувшись, чтобы сердито посмотреть на хозяина руки, который оказался парнем с медальоном, я отвернулась обратно, вышла в округлую комнату и оказалась лицом к лицу с… Окном. Это было длинное панорамное окно, как в пентхаусе Блэка, и оно практически отвлекло моё внимание от всех остальных людей и предметов в комнате. Не знаю, что именно я ожидала увидеть за этим окном, но я осознала, что смотрю на центр города по другую сторону широкой реки. Я моргнула, уставившись на город, затем на реку. Я осознала, что я была права. Я узнавала этот пейзаж… по крайней мере, частично. А именно я узнавала изогнутый современный небоскрёб из стекла и стали — я видела его в каком-то новостном репортаже о новом финансовом центре Москвы. Это та часть России, о которой я забыла здесь, в окружении старинных предметов и броской демонстрации докапиталистического богатства. Я ожидала увидеть, может, горный хребет, старую церковь или уголок Красной Площади. Я ожидала нечто из более старой версии этой части света… вместо этого я смотрела на новую Россию, ту её версию, которую помог построить мой дядя. Я смотрела на огромные стальные конструкции, возвышающиеся над ровной местностью, и осознала, что мы находимся чуть выше их, в окружении деревьев. Я посмотрела вниз, на ту часть моего здания, которую я могла видеть, и мельком заметила именно такое старинное здание, какого ожидала — традиционные белокаменные стены, смотровые башни как в замке и башенки поменьше. Соприкосновение этих двух стилей вызывало странное ощущение нереальности. Я знала, что ошейник тут вовсе не помогает… но на долю секунды я всё равно задавалась вопросом, не трюк ли это или какая-нибудь проекция.