Мне уже ни к чему, а тебе пригодятся. Там же ты найдешь билеты на выставку и записку для полиции. Письмо для них разверни и оставь на столе. Третье: когда прочтешь документы, сожги их. Уничтожь. Мое письмо тоже. И, Вик. Я тебя люблю. Всегда любил». Веревка поскрипывает. Тело Влада раскачивается, когда девушка просовывает руку в правый карман его брюк. Она нащупывает там билеты, завернутые в них деньги и аккуратно сложенный листок. Записка. Выведенная спокойным, ровным почерком. Похоже, Влад старался, чтобы, не дай бог, никто не засомневался, что он умер по собственной воле. Послание начинается с крупной надписи: «В моей смерти прошу не винить никого из моего окружения!» Ниже он писал слегка дерганым почерком, явно имитировал, что раздражен и рассержен. «Я слишком устал! Не хочу жить в этом мире, где столько несправедливости и такие высокие цены на бензин! Будьте вы все прокляты, упыри-бюрократы! Теперь я свободен! Вот вам! Выкусите!» Ниже Влад пририсовал мужской половой орган и крупными стрелками со всех сторон обозначил направление к нему. Вика оставляет листок на столе. Берет в охапку конверт и выходит на улицу. Девушка идет и думает о том, что для полиции Влад написал какую-то полную хрень. И кто в такую несуразицу поверит? Хотя… Что там в голове у самоубийцы? К тому же для нее Влад написал еще более запутанную полную хреновую хрень. Девушка прижимает к груди документы и смотрит по сторонам. Спрятать в надежном месте. – И где оно, это твое надежное место? – говорит она вслух и переходит улицу на зеленый. Вика заходит в магазин. Старается не привлекать к себе лишнего внимания, кладет посылку в шкафчик для хранения сумок. Запирает ячейку на замок, прячет ключ в карман и прохаживается вдоль прилавков. На автомате руки тянутся к упаковке детского питания. Она читает этикетку, но ее мысли сейчас где-то далеко. «От ноля до трех месяцев. Выгодная акция один плюс один», – говорит она себе под нос. Вика смотрит на ценник, дату изготовления и срок годности. Она читает состав продукта, какие в нем содержатся витамины, но мозг не воспринимает пустую информацию. Девушка возвращает коробку на полку. «Сейчас я вернусь в квартиру и позвоню в полицию. Сообщу о происшествии и дождусь их приезда». Вика покупает на кассе упаковку мятных леденцов и шоколадку. Она не собирается их есть. Просто так покупает. Лежали бы возле кассы отвертки или колышки для походной палатки, купила бы их. Девушка идет по проспекту. Бледная. Смотрит себе под ноги. Возвращается в квартиру. По пути она на всякий случай крепит ключ от ячейки к основному брелоку с ключами от дома. Надежнее места для тайника, чем ячейка в магазине, она не смогла придумать. Вика заходит в подъезд. Поднимается мимо изрисованного почтового ящика. Теперь послание в сердечке от безграмотного любовника вызывает у нее раздражение. Стараясь выплеснуть эмоции, девушка как может быстро поднимается по лестнице. Она бежит, громко топает, хватается за поручень двумя руками, рывком перепрыгивает через несколько ступенек. Вика со злостью захлопывает дверь и закрывает замок. Девушка запыхалась. Она тяжело дышит. Она снимает обувь и проходит в комнату. Дальше все происходит как во сне. Ее пальцы сами жмут на кнопки старенького мобильника Влада, набирают короткий номер. Ее губы сами дрожащим голосом сообщают оператору, что ее любимый покончил с собой. Ее уши слушают в трубке вежливый ответ девушки о том, что полиция уже выехала, что теперь нужно оставаться на месте и дожидаться их прибытия. Мозг упорно отказывается верить в происходящее. – У нас будет ребенок, – сообщает Вика и кладет телефон на стол. Она снова плачет. Слезы не текут, слезы закончились, но девушка продолжает плакать. – У нас будет ребенок! Сын! Твой сын! Вика колотит кулаками Влада по спине. Она не хочет, руки сами бьют любимого. – Ты слышишь меня? Влад, конечно же, ничего не слышит. Вика обнимает его остывшее тело. Она рыдает ему в рубашку, которая все еще пахнет таким знакомым и таким родным его особенным запахом. * * * – Пожалуй. Если сможешь, тогда встреть его, а я потом. – Пап, конечно. Езжай, – не дает договорить Вика. – И встречу, и накормлю, и уроки проверю. Не волнуйся, мы уже не маленькие дети. После смерти матери отец стал… как тут получше выразиться… слишком заботливым. Достал своей гиперопекой. Вике уже восемнадцать, она закончила школу, она взрослая, она уже не ребенок. У нее у самой будет ребенок, о чем, кстати, до сих пор никому, кроме своего Влада, не рассказала. – Я позвоню через пару часов. – Да-да. Знаю. Позвонишь, убедишься, что у нас все хорошо. Топай уже, опоздаешь. Кошелек свой не забыл? – Моя дочка. Отец улыбается, показывает кошелек, обнимает дочь, набрасывает куртку и выходит из дома. Вика смотрит в окно, наблюдает, как он проходит через двор, попутно гладит подбежавшего к нему и виляющего хвостом Шампа. Отец оборачивается и напоследок еще раз машет дочке, притаившейся за занавеской. – Ох, да иди уже, – брюзжит Вика и отходит от окна. Она слышит, как захлопывается металлическая калитка. Девушка переодевается. У нее есть пара свободных часов. Нужно успеть сходить в магазин, купить хлеб, того-сего и приготовить обед. Скоро брат вернется из школы.