– Вы дурачка-то не включайте, товарищ майор. Тех, кто заслужил: процентщика, писаку-жополиза, шлюху ту тоже. По затылку Зигунова пробежал холодок. Неужели это и есть ОН? Неужели литературный убийца сидит прямо перед ним? – И как же вы их убили? – Известно как: ростовщика и его внучка топором тюкнул, журналюгу этой штукой проткнул (он показал выпад шпагой), а бабу пихнул на рельсы. Напряжение зазвенело в воздухе так сильно, что Петру понадобилось две долгие секунды, чтобы собраться с мыслями. Спешить нельзя и скоропалительных выводов делать – тоже. – Хорошо. Если это сделали вы, то мне необходимо услышать подробности: как, где, при каких обстоятельствах? Ларин посмотрел на собеседника с ехидной улыбкой и откинулся на спинку стула: – Не помню. Никаких подробностей не помню. Все происходило самой собой, как на страницах хорошей книги. Знаете, так бывает, когда читаешь по-настоящему классное произведение. Вот так. Что у вас там дальше по сюжету? Конвой, уведите арестованного? На дальнейшие вопросы задержанный отвечать отказался. Только сидел и улыбался с видом полного удовлетворения… или даже счастья. Глава 18 После пресс-конференции у Петра появилось стойкое ощущение, что его сунули в мясорубку и с десяток раз хорошенько провернули. Сил не осталось никаких: ни душевных, ни физических. Теперь понятно, почему Святой Георгий отправил в этот вольер с гиенами его, а не выступил сам. Старый стрелочник. Хотя, может, начальник здесь и ни при чем, а вся проблема в самом Петре Сергеевиче Зигунове. Может, если бы он на сто процентов был убежден, что они поймали того самого преступника, выступление перед журналистами не показалось бы таким тяжким. Однако что-то грызло, не давало покоя. Где-то картинка не складывалась, рябила и вызывала головную боль. Только майор никак не мог найти нужную мысль, место несостыковки, чтобы рассмотреть со всех сторон и убедиться в правильности своих сомнений… Хотя, конечно, очень хотелось бы найти подтверждение тому, что выводы правильные и все наконец закончилось. Но внутри будто сидел и хихикал злобный гном, похожий на тянущую зубную боль. Он дергал за нервы, нашептывал туманные намеки, зловонно дышал беспокойством. Что-то не так. Что-то не так… Дорога до дома показалась чудовищно долгой, ключ в замке поворачивался миллион лет, а когда дверь все-таки открылась… Изнутри жахнуло ярким светом, бестолковым музыкальным умп-ца-ца и сильным запахом чеснока. Черт возьми, нигде нет покоя. – Привет, па! – замахал руками, выбежав из комнаты Владик. Он подпрыгивал, выделывал какие-то идиотские коленца вперемешку с неуклюжими балетными па – в общем, вовсю плясал какой-то модный танец, видимо. – Угу, – кивнул в ответ Петр и стал снимать туфли, отчетливо чувствуя себя старой лошадью, с которой сдирают подковы, прежде чем отправить на убой. – А я смотрел твое выступление на ноуте. Энергия из сына хлестала через край. Зигунов, раздеваясь, поглядывал на него с завистью – мне бы столько сил. – И как впечатления? – Офигеть! Ты такой серьезный, солидный. Я прям загордился. Ты круче Железного человека прям! – Ну, положим, я далеко не один его поймал. И к тому же еще есть кое-какие… Но Владик не слушал, продолжая тараторить: – Я этот видос с твоей конференцией даже у себя на странице повесил. Написал: «В бан, Бэтмен! Это мой батя». Так пост уже больше двадцати лайков собрал. Прикинь? – Здорово, конечно, ну то есть зря ты про меня… Ладно… но ты сочинение-то свое домучил? Тебе его когда сдавать? – В понедельник… И чего сразу «домучил»? Я на кружок ходил, типа по литературному мастерству, к маме в институт, там три часа целых торчал и написал все как надо, можешь посмотреть. Мама, кстати, сказала, что получилось хорошо. – Так даже? Ну о’кей, сейчас переоденусь и почитаю… Кстати, а мама где? – Пошла в магазин, сказала, скоро придет. – Ясно. Тогда чайник поставь пока что, пожалуйста. И прекрати дергаться, в глазах рябит… Из меня эта конференция и так все соки выжала. Последнюю фразу Петр пробубнил уже себе под нос, так, чтобы сын не услышал. Ему было приятно восхищение Владика, но настроение все равно осталось ниже плинтуса. В домашних штанах и футболке было уютно и спокойно, даже на душе как-то полегчало. Зигунов по пути на кухню глянул на себя в зеркало, пригладил рукой волосы и постарался придать лицу более человеческое выражение. Нечего сына пугать своими закидонами. Все, пусть работа остается на работе, будем о ней думать завтра, а сейчас – сочинение. У Владика всегда черновики были размалеваны, как полотна художника-графомана, но эта домашняя работа даже для него была выдающейся. На полях и между абзацами красовались старательно выписанные витиеватые кубки и старинные перстни, вперемешку с нотами самых разных размеров. Смотрелось интересно и даже в некотором роде стильно, хотя и никак не сочеталось с темой домашней работы. Впрочем, если мальчику так проще справляться с трудными заданиями, то почему бы и нет? Он же не в чистовике это все рисует, в конце концов. – Ты еще и художником решил заделаться? – А! – Владька отмахнулся, как будто речь шла о несущественном. Глянув с улыбкой на сына, майор погрузился в текст. «А неплохо написано, – с приятным удивлением подумал он про себя. – Это уже похоже на художественное (до определенной степени, конечно) произведение, а не на набор разрозненных фактов. Катя, ты гений педагогики! Нашему сыну, определенно, сильно повезло с матерью. Смотри чего, на кружок отвела. Ну да, раз отцу времени не хватает…» Владик сидел рядом, блестящими глазами вперившись в экран смартфона. И это бы ладно, даже хорошо, далеко не всегда дети стремятся составить родителям компанию, особенно в подростковом возрасте. А что в телефон уткнулся, как зомби, ну… К такому поведению молодого поколения старшие Зигуновы почти притерпелись, глядя на Владькиных одноклассников, да и просто на малышню в городском транспорте и на улицах. Однако сегодня Петра раздражало все, а любимый отпрыск еще и постоянно подергивался, будто его било током. – Чего ты корячишься? – Я не корячусь, – надулся Владик. – Это флешмоб от Милы Милый кот. – Что? Кто? По-русски можешь… Договорить Петр не успел, в замке входной двери щелкнул замок, и раздался голос жены: – Владя, папа уже вернулся? – Вернулся, – ответил за сына Зигунов. – Читаю сочинение. – Ага, давай. У него хорошо получилось, скажи? Хорошо с ним позанимались – сразу все и получилось. Я сейчас, только разденусь. Пока родители разговаривали, Владик встал у окна и стал, все так же неотрывно глядя в телефон, выдавать еще более яростные коленца. – Ты так и не дорассказал, зачем эти пляски дикого Вита? – Никакие не пляски… Короче. Мила Милый кот… – Кто это? – Крутая блогерша и тиктокер. Брови Зигунова-старшего поползли вверх, но он взял себя в руки. – О’кей…. – Вот, гляди. На экране протянутого телефона красовалась розовая кошечка с длинными ресницами. Затем заставка с тягучим «мур-мур» уехала в сторону, и в кадре появилась красивая девушка, выделывающая всякие замысловатые коленца под ритмичный саундтрек. Смотрелось все это забавно и даже симпатично. – Это Мила, – пояснил отцу сын. – Она выложила ролик со своим танцем… или не танцем… в общем, неважно. И устроила флешмоб. Надо повторить ее движения, снять себя на камеру и прислать ей. – Зачем? – спросила Катя, заходя на кухню и открывая дверь холодильника. – Затем. Потом она с помощью рандомайзера выберет победителя, и он получит новый айфон. На секунду в кухне Зигуновых повисла пауза. – Понятно, – с преувеличенным спокойствием прокомментировала мама Владика и положила пакет молока на нижнюю полку. – Ну вы же мне его никогда не купите. В голосе мальчика слышались одновременно вызов, обида и надежда. – Никогда, – спокойно подтвердила бессердечная родительница. – Давайте лучше поужинаем. – Не хочу я есть. Пойду тогда досниму ролик. И выиграю! – Успехов. Мы в тебя верим! Когда сын ушел в свою комнату, Катя посмотрела на мужа: – Ты как? Живой после этой конференции? – Не совсем. – Есть будешь?