Глава 27 Петр ехал в Кузнецк, не вполне еще понимая, что случилось и что будет дальше. Огромные синяки на Катиной шее. Струйка крови изо рта. Ночнушка. Ледяной холод тела, к которому он прикоснулся, уже когда приехали криминалисты… Все это никак не складывалось в единую картину. Катя умерла. Ее убили. Он повторял себе это снова и снова, но слова проходили сквозь сознание, будто сквозь воду. Не задерживаясь. Они уходили в никуда, не позволяя ужасу и горю смести Зигунова в пропасть. Его ждут сын и отец. Его ждут. Он нужен. Катя… Опергруппа работает. Ребята знают, что делать. Лепнин проследит. И Святой Георгий тоже. Об этом можно не беспокоиться. Сейчас важно только одно – Владик. Раз уж убийца взялся за его, Петра, семью, следующая цель очевидна. Нужно скорее доехать до Кузнецка. Спецы во главе с москвичами приехали на квартиру Зигуновых очень быстро. Майор оставил входную дверь открытой и сидел на кухне, перелистывая рабочие записки жены, которые она по старинке вела на страницах школьной тетрадки в клеточку. Лицо у него было бледное и отсутствующее. – Петр Сергеевич, – позвал Перемогин, остановившись в дверном проеме. Он будто просил разрешения войти. Лицо психолога выражало сочувствие. Понятно, зачем он это делал – чтобы не форсировать эмоциональное состояние пострадавшего, но Зигунов в ответ только скрипнул зубами. – Вы сможете со мной поговорить? – Позвольте, Валерий Всеволодович, – прогудел из-за спины московского специалиста знакомый голос. Петр поднял голову и с недоверием посмотрел на дверной проем. Психиатр отступил, а на его месте появилась широкоплечая кряжистая фигура, знакомая уже не первый десяток лет. – Ну как ты, майор? – без обиняков спросил полковник Дидиченко, переступил порог и подошел к Зигунову вплотную. – Ты держись. – Я держусь, Георгий Иванович. Спасибо, что приехали. – Брось. Что ты мне тут расшаркиваешься? Встань-ка. Петр с недоумением на лице поднялся с табуретки и тут же угодил в медвежьи объятья. Святой Георгий обнял его с такой силой, что аж ребра захрустели. Ему было многое известно о непростых отношениях между Петром и Катей. Не то чтоб полковник лез в дела подчиненных, но если они сказывались на их работе… А не притащить семейные дрязги в Управление под силу, вероятно, только роботу. Да и по характеру начальник Управления был таким человеком, с которым хотелось поделиться своими проблемами, попросить совета. В общем, так и выходило, что Дидиченко знал о подчиненных почти все, включая их личные перипетии. И сейчас он хорошо понимал, что творится с Зигуновым. – Не смей раскисать, Петр, слышишь? – тихо проговорил он. – Ты нам нужен. Мы найдем этого сукина сына. Я тебе обещаю – найдем. Но для этого ты должен быть сильным. Полковник разжал руки, и Зигунов остался стоять. – Что вы со мной, как с маленьким, говорите? – попробовал возмутиться он, хотя у самого слезы начали щипать глаза. Дидиченко похлопал его по плечу и сделал вид, что ничего не заметил: – Ничего-ничего, потерпи. Я уже слишком старый и черствый, чтобы правильные слова подыскивать. Не обессудь. Сейчас извини, но я не позволю тебе горевать. Поплачем потом, сынок, когда поймаем этого негодяя. – Значит, вы меня от расследования не отстраните? Повисла секундная пауза. Святой Георгий пожевал губами и медленно произнес, явно раздумывая и подбирая слова: – Сделаем так. Ты пару дней отдохнешь… – Нет, я могу… – Я сказал, отдохнешь пару дней. Поговори с сыном. Сходи к нашему психологу. Приди в себя чуток. А там я уже соображу, как быть дальше. – Есть, товарищ полковник, – с демонстративной покорностью произнес Зигунов. – Обиделся? Ничего, это на пользу. В такую минуту все на пользу, что занимает голову. Я сейчас пришлю к тебе Перемогина и Родионова – ты с ним не работал, но он толковый спец… Твоих ребят я решил пока не подключать, подумал, с чужими тебе попроще будет. – Спасибо. – А заодно они тебе меньше поблажек будут делать, снимая показания. Нам сейчас все важно… Ну ты понимаешь… – Угу. Когда полковник вышел из кухни, Зигунов снова сел. После объятий Дидиченко ребра все еще побаливали, но на душе стало как-то полегче. Показания с Петра сняли довольно быстро. Было видно, что коллеги не хотят особо его мурыжить. Да и он сам старался отвечать как можно более полно и ничего не упускать. Майор акцентировал внимание на литературных поделках Унтервегера, показал его переписку с Катей, комментарии на форуме пединститута. Все это так увлекло в какой-то момент, что Зигунов даже ненадолго забыл, убийство кого именно они расследуют. Правда, долго это помутнение не продлилось. Когда все улики, на которые он указал, криминалисты упаковали и забрали для дальнейших исследований, подошел полковник Лепнин. – Петр, – заговорил он в своей обычной спокойной манере, но в голосе все-таки чувствовалось некоторое напряжение, – вам есть где пожить несколько дней? Я хотел бы опечатать квартиру ненадолго, пока мы не закончим работу. Да и вам, наверное… – Да, – перебил Петр, не желая дослушивать москвича до конца, – я поеду к отцу на дачу. В Кузнецк. Полковник отправил меня в отгул на пару дней. И Владик… в смысле сын, сейчас тоже там, так что… – Хорошо. Но будьте на связи. – Само собой. – Может, выделить вам кого-то в сопровождение? – Владимир Петрович пытливо посмотрел на майора. – Вам, наверное, за руль… – Нет. Спасибо. Я сам. – Ладно. Тогда до встречи. Когда Зигунов рухнул на сиденье водителя, он почувствовал, как чудовищно устал за последние часы. К горлу подкатил такой огромный сухой ком, что невозможно было ни вдохнуть, ни выдохнуть. Сердце колотилось, руки на руле дрожали. Минут десять Петр просидел в машине, не в силах двинуться. Его трясло. Вместо легких, казалось, зияет дыра таких размеров, что туда может рухнуть весь окружающий мир. Хотелось выть в голос, рыдать и биться головой об стены. Но не было ни сил, ни слез. Единственная мысль, которая удерживала на поверхности и не давала сорваться в истерику, – Владик. Теперь матери у него нет, и отец остался единственной опорой. Ответственность за сына держала Зигунова за горло и помогала выплыть, глотнуть воздуха, прийти в себя. Владик в опасности. Нужно ехать. Нужно торопиться. Маньяк рядом. Он не будет ждать, он постарается ударить поскорее. Как это предотвратить? Как уберечь сына и отца от убийцы? Майор набрал полную грудь воздуха и задержал, пока ребра не начало ломить. Затем он с силой выдохнул, достал из кармана телефон и набрал номер. Автоответчик предложил оставить сообщение. Вот зараза! Ладно. Тогда есть другой путь. Он выбрал из списка контактов номер Кузнецкого РОВД. – Говорит майор Зигунов из областного Управления. Соедините меня с капитаном Семичастновым… – В трубке послышались щелчки, а через минуту раздался знакомый хрипловатый голос: – Семичастнов на проводе. – Привет, Андрей. Не смог тебе дозвониться на мобильный… – А, черт! Забыл его с автоответчика снять. Мне тут названивает один деятель… – Да не страшно, – перебил майор. Сил слушать о чужих проблемах сейчас просто не было. – У меня к тебе просьба есть… С капитаном они познакомились лет семь назад, когда вели одно дело в области. С тех пор поддерживали приятельские отношения, помогали по работе, если была необходимость, иногда встречались за стаканчиком – поделиться новостями и просто потрепаться за жизнь. Семичастнов не был гениальным сыщиком, но свою работу делал скрупулезно и всегда был готов подставить плечо. А это временами оказывалось куда важнее озарений, эксцентричных экивоков и всяких других киношных штампов. Зигунов в нескольких фразах обрисовал ситуацию и попросил: – Отправь, пожалуйста, к дому отца пару нормальных ребят. Есть такая возможность? – Конечно. Какие разговоры. Сейчас снаряжу молодцов, через десять минут будут на месте. Не переживай. – Спасибо. Телефон на секунду замолчал, а затем из динамика прозвучал тяжелый вздох: – Я тут, если что, ты же знаешь, да? – Знаю, Андрюха. – Ну, давай тогда. – Давай. Убрав телефон обратно в карман, Зигунов повернул ключ зажигания и нажал на газ. Машина покатила по темным улицам города. Ехать было сравнительно недалеко. По меркам обычной жизни. Час, может, немного больше. Но в сложившейся ситуации это время казалось майору почти вечностью. За час могло произойти что угодно. Могло и не произойти, но воображение с настойчивостью шизофреника подсовывало сценарии один хуже другого. И мертвые тела отца и сына были в них еще не самым плохим. Чтобы отогнать от себя неудержимо подступающую панику, Петр постарался сосредоточиться на фактах. Думать о деле – значит не думать о чем-то другом. Этот девиз не раз спасал его от зацикливания на каких-нибудь жизненных переживаниях. На тех же ссорах с Катей. Зигунов отдавал себе отчет, что временами перегибает палку со своими подозрениями, но ничего не мог поделать – они лезли буквально ото всюду. Любая мелочь наталкивала на возможные варианты измены жены. И сколько она ни пыталась его убедить в обратном, это ничего не меняло. Но он старался. Видит бог, он старался изо всех сил. И «думать о деле» отчасти помогало. В противном случае они, наверное, уже разошлись бы с Катей давным-давно. Или он, как тот самый Отелло, которого процитировал маньяк, убил бы ее, а затем… А что затем? Убился бы сам? Или бросился в бега, оставив сына на произвол судьбы? Изредка, когда скандалы с Катей были особо напряженными, Зигунов как будто выпадал из реальности. Когда он успокаивался, то не помнил какой-то части событий. Что именно он говорил или делал в момент ссоры. Он, конечно, ни разу не навредил жене. Даже не попытался, но кто даст гарантию, что эти «выключения» в какой-то момент не приобрели более серьезный характер? Все ведь возможно. Психика человека – субстанция тонкая, малоизученная. Вон тот же Унтервегер, вполне возможно, не в себе был, когда… Ну да. Почему бы и нет? Чем он – Петр Сергеевич Зигунов – плохой подозреваемый? Очень даже хороший. И предпосылок для «литературности» хоть отбавляй. С детства он любил читать, читал запоем. После того как стал начальником отдела, времени, безусловно, на это уже оставалось мало, но все равно. Время находилось. Катя вечно его ругала, что он в туалете часами сидит. А как не сидеть, если там можно было с книгой отвлечься от всего на свете и погрузиться в миры, которые живут такой полной и насыщенной жизнью. Где все по-другому, не так, как у тебя. Где люди иначе думают и чувствуют… или наоборот – думают и чувствуют в точности как ты! Разделяют твои переживания и тревоги. Книги были параллельной реальностью, которая спасала от повседневности, обид и горестей, да и от самого себя тоже. Читая, погружаясь в эту другую жизнь, можно было не следить за собой и быть таким, какой ты на самом деле. В юности Петр даже пробовал писать что-то свое. Выходило плохо. В итоге он бросил эту затею и пошел учиться в школу милиции. Однако свои литературные экзерсисы так окончательно и не забросил – пописывал иногда заметки. В основном для себя, но иногда давал почитать отцу. Тот относился к произведениям сына максимально лояльно, даже считал, что у Петра есть большое литературное будущее. Впрочем, он так считал и в отношении своих стихов, которые, конечно, никуда не годились. «Бросай ты эту милицию, – повторял Сергей Аркадьевич всякий раз, как Зигунов-младший приезжал к нему в гости и поблизости не было Кати. – Зачем тебе так же, как я всю жизнь, руками дерьмо перебирать? Иди в писатели». Может, вся это окололитературная каша, которая крутилась всю жизнь вокруг Петра, в конечном итоге и привела к тому, что на свет вылезло его альтер эго? Полицейский Джекил и писатель Хайд. Стоп! Но тогда надо принять и тот факт, что он взял ник «Унтервегер» – фамилию серийного убийцы, международного преступника и расхайпленного журналиста. Он, Петр Зигунов, решил назваться именем Венского душителя, Джека-поэта? И переписывался с Катей на форуме? Если согласиться с этим абсурдом, то встает закономерный вопрос: а куда он тогда едет? Ведь если с головой швах, значит, он легко может застрелить Владика и отца, как до этого задушил любимую жену? Вот уж вряд ли. Нет, это все подгоны слишком разгулявшегося воображения. Называется, почувствуй себя Раскольниковым. Только тем, который ПРИДУМАЛ себе убийства и теперь себя за них поедает с потрохами. Да уж, дружочек, тебе точно нужно сходить к психологу. Святой Георгий прав. Разве подобная галиматья может образоваться в голове здорового человека? Конечно, нет. Но я не настолько псих, чтобы пропустить мимо раздвоение личности, при котором можно кого-то убить и забыть об этом. В конце концов, я опер с немаленьким стажем. Выдыхай, бобер. Тебе еще понадобятся твои мозги, чтобы решать реальные, а не придуманные задачи. Зигунов посмотрел на часы. Прошло сорок пять минут. Не хотелось показаться подорванной истеричкой, но беспокойство не отпускало, так что он снова набрал номер Семичастного. На этот раз тот ответил сам: – Все в порядке, Петр. Не дергайся. Двое толковых ребят на месте. Ведут наблюдение. Все время держим связь. Так что все под контролем, мышь не проскочит. – Отлично. Спасибо еще раз. Вскоре машина свернула на знакомую улицу, и Петр осмотрелся. Уазик наблюдателей из РОВД стоял неподалеку от ворот у дома отца. Подъехав ближе, майор увидел двух пэпээсников в форме. Рядом с их машиной стоял старенький «Форд». У Сергея Аркадьевича машины не было. Зигунов мигнул наблюдателям фарами, остановился и вышел. – Зигунов, – показал он свое удостоверение. – Как обстановка?