– Все тихо, товарищ майор. – А «Форд»? – Он уже стоял, когда мы подъехали. Мы выяснили, все в порядке – это ваш… Дослушивать Петр не стал. Он рванул к даче изо всех сил. Калитка оказалась незапертой, хотя отец всегда закрывал ее на ночь. Все больше приходя в ужас, Зигунов бежал, не различая ничего вокруг. Преодолев в три гигантских прыжка тропинку к дому, он ворвался внутрь, сжимая в руке пистолет. Дача была тихой и темной, только со стороны веранды слышались тихие голоса и просачивался свет из-за прикрытой двери. Не задерживаясь, Петр побежал туда и распахнул дверь. На веранде был накрыт большой обеденный стол. Белая, вязанная крючком скатерть, оставшаяся еще от бабушки. На ней тарелки с закусками, графинчик с самогоном, большая салатница. А рядом стопки книг, какие-то рукописи… Владик сидел за столом, болтая ногами, и ковырялся в тарелке. Зигунов-старший листал какую-то подшивку потрепанных листов. А в центре стола, прямо напротив двери сидел… – О, Петя, – удивленно заулыбался отец. – Какими судьбами? Мы тебя не ждали. Заходи-заходи. А у нас тут как раз небольшой сабантуй. И только сейчас Сергей Аркадьевич заметил, что в руке у сына оружие. – А что… – Помолчи, папа, – скомандовал тот, не сводя глаз с гостя. – Добрый вечер, Денис Иннокентьевич. В центре стола, прямо напротив двери сидел Денис Иннокентьевич Никишин, заместитель библиотекаря и ведущий кружка ЛИТО. Глава 28 – Ты чего с оружием? – Брови Сергея Аркадьевича взлетели вверх, собрав лоб в морщинистую гармошку. – Напугал нас. Убери, свои же все. И присоединяйся к нашему ЛИТО-собранию. Денис Иннокентьевич мои стихи слушает, помогает Владику с сочинением… Что случилось-то, Петя? Зигунов на отца не смотрел и не обращал внимания на его болтовню. Взгляд майора неотрывно был прикован к Никишину, который как ни в чем не бывало потягивал чай из расписной чашки «для гостей» и благостно улыбался. – Владик, марш наверх и запрись там. Откроешь только мне. – Петя, ну что ты… – Помолчи, папа. И тоже иди с Владиком. – Нет, я совер… – Я сказал, наверх! ОБА! – гаркнул Петр таким голосом, что сын вздрогнул и быстро выбежал с веранды. – Не смей со мной разговаривать в таком тоне! – взвился неожиданно Сергей Аркадьевич, и на Зигунова пахнуло перегаром. Черт, похоже, отец хорошенько уже приложился к самогону. Это плохо. Очень плохо. Черт! – Я в своем доме, – продолжал между тем Зигунов-старший. – Какое ты имеешь право? Врываешься с табельным наперевес, как какой-нибудь Жеглов… Стало понятно, что отец завел свою шарманку надолго. Зная, что подобные тирады не остановить, майор перестал слушать отца и переключился на зама библиотекаря: – Что вы здесь делаете, Денис Иннокентьевич? – Я? – очень театрально удивился тот. – Да вот, приехал помочь Владику с конкурсным сочинением. Сегодня в шесть вечера последний срок сдачи. Катя… Екатерина Александровна просила помочь, но пропала куда-то. Я ей звонил, однако дозвониться не смог. Вот и решил заехать к Сергею Аркадьевичу… – Кстати, да, – снова встрял Зигунов-старший, наливая себе рюмку. – Где Катерина?.. Знаете, Денис Иннокентьевич, если б не она, я бы сына, наверное, только на своих похоронах увидел – не хочет ездить к старику, и все. Даже по телефону иногда не отвечает. – Ну у него такая ответственная и опасная работа… – Никишин красноречиво посмотрел в дуло пистолета. Услышав, что Никишин говорит о Кате, у Петра так сдавило горло, что он еле-еле мог вздохнуть. Изнутри поднялась волна плохо контролируемой ярости. Он почувствовал, что если этот гад скажет о жене хотя бы еще пару слов, получит пулю в лоб. Прямо в самую середину. – Так где же Катюша, Петя? Куда ты ее дел? – Отец шутливо погрозил пальцем. Майору пришлось сделать над собой титаническое усилие, чтобы не взорваться криком. Сглотнув, он бесцветным голосом ответил: – Она… Ей пришлось уехать. – Вы же не поругались? – участливо поинтересовался Зигунов-старший. – Нет. – Ну и хорошо. Может, рюмашку за встречу? – Нет. – Так Екатерина Александровна уехала, значит, – медленно проговорил Никишин и удрученно кивнул. – Понятно. Жаль, что она не предупредила. Я думал… Там же в сочинении факты нужны, которых я не знаю. Вот мне и подумалось… – Да я расскажу получше, чем Катерина, – довольно вставил Сергей Аркадьевич и снова залихватски опрокинул рюмку. – Она ж все с моих слов знает. Про дедушку Аркадия и про бабушку Клаву. Я… – Как вы узнали адрес дачи? И что Владик здесь? – снова оборвал отца Петр. Он не сводил глаз с заместителя библиотекаря и лихорадочно просчитывал в голове варианты. То, что отец не ушел, было очень плохо. Если что-то произойдет, старик не успеет убежать и не даст нормальный отпор… Зато станет отличным заложником. Но Зигунов-старший, похоже, никакой опасности не ощущал и снова встрял в разговор, опережая Никишина: – Что за допрос, Петр? Как-как? Я сам и сказал. Когда Владьку забирал. Ты же сам мне сказал, что его надо забрать, забыл, что ли? Я заехал на кафедру, показал документы преподавателям, чтоб они не сомневались, что я Владику дед, а не хрен с горы. Оставил адрес свой на всякий случай – мало ли… Вот и весь секрет. Ты ж сам просил! Впервые в жизни майору захотелось дать отцу в ухо. Ты же бывший опер, старый идиот! Неужели не допер, что раз нужно прятаться с внуком на даче, значит, проблемы очень большие и рот следует держать на замке? Хотя что теперь-то? Уже все сделано, назад не отыграешь. – Я понял, папа, – как можно спокойнее произнес Зигунов. – Ладно. У меня есть другой вопрос к господину Никишину. Почему «Унтервегер»? – Хороший вопрос, Петр Сергеевич. Помощник библиотекаря расплылся в довольной улыбке, сделал глоток из чашки и аккуратно поставил ее на блюдце. – Йохан Унтервегер – личность весьма яркая и загадочная. Вы не читали его «Чистилище», «Тюрьму» или «Путешествие в дом заключения»? – Нет. – Напрасно. Очень затягивающие тексты. Нельзя сказать, что высокохудожественные, но со своим шармом. Венский душитель, писатель и журналист… Крайне неординарное сочетание, не находите? – Нет. Мне это неинтересно. Меня интересует другое: почему вы взяли это имя в качестве никнейма на форуме? Никишин устроился поудобнее на стуле и снова улыбнулся, будто и не замечая пистолет в руке опера. – Он меня еще со студенческих лет занимал. Унтервегер. Сейчас пишу на основе его биографии и трудов кандидатскую «Убийцы в мировой литературе». Вот оно само как-то и выскочило. – Нравится ассоциировать себя с маньяком? Вы поэтому такие рассказы пишете – от лица убийцы? Эссе про подъезд очень смахивает на выписку из дневника. – Ой, ну что вы, – замахал руками Денис. Он был польщен или делал вид, что польщен. На щеках появился смущенный румянец. – Спасибо, конечно, но это чистой воды вымысел. Попытка переосмыслить великих персонажей… – Петя, – вклинился Сергей Аркадьевич. Слова у него выходили уже не совсем четко, а взгляд слегка осоловел. – Это же литература! Я же тоже фантазирую, и даже в моих стихах не все правда. Тут уж Зигунов не сдержался и ответил с нескрываемым сарказмом: – Серьезно?! – но реакции ждать не стал, а скомандовал Никишину: – Собирайтесь, Денис Иннокентьевич, поедете со мной. – Ладно, если вы настаиваете… Молодой человек пожал плечами и стал собирать в сумку тетради, листки с пометками, рукописи. – И вот это глянете? – сунул ему свои сочинения Зигунов-старший. – Хотел бы ваше мнение… Редакторский взгляд, так сказать. Петр посмотрел, как отец опрокидывает очередную рюмку, и раздражение наконец накрыло – он подошел к столу, вылил остатки самогона в горшок с цветком и сказал с нажимом: – Папа, тебе уже хватит. Следи за Владиком. Зигунов знал, что у родителя в погребе таких бутылок еще предостаточно, но, может, хоть сегодняшнее веселье закончится на этой опустевшей рюмке. На улице, плотно закрыв за собой дверь отцовской дачи, майор хмуро посмотрел на Никишина, не опуская пистолет: – Поедем на вашей машине. Правда, тот его, похоже, и не услышал. Парень думал о чем-то другом и нервно потирал левое запястье. – Эх, жалко, что с сочинением так вышло. Не успеем. Получается, я зря торопился. У Петра дернулся рот. Господи, дай сил не прибить этого чмошника прямо здесь и сейчас! – Сочинение отец Владику дописать поможет. Время еще есть. – Ну да, ну да, – покивал замбиблиотекаря, но по тону было понятно, что он не особо верит в подпившего старика.