– Идемте. Пока двое мужчин шли по тропинке до ворот, Петр думал: «Хороша семейка, ничего не скажешь. Остается только надеяться, что отец сегодня не накиряется по случаю застольных переживаний и не выкинет какой-нибудь фортель. Винтовка-то так на диване и валяется, убрать ее на место он не удосужился. Может, забрать Владика? Нет, слишком опасно. Особенно везти его в одной машине с этим уродом – мало ли что у маньяка на уме. Вот дерьмо!» Все эти невеселые мысли заставили Зигунова опять набрать знакомый номер: – Андрей? Да, привет, это снова я. Слушай, не в службу, а в дружбу. Пусть твои ребята у отца до утра посидят. Можно это устроить? Спасибо, старик…. Только скажи им, пожалуйста, чтоб не пили, а то он обязательно будет предлагать. Я – твой должник. Повесив трубку и выйдя со двора, майор махнул рукой пэпэпэсникам. В ответ мигнули фары уазика. – Открывайте машину. Никишин вытащил ключи из кармана ветровки, отпер дверь и уже собирался сесть на водительское сидение, но Петр потребовал: – Сначала багажник откройте. – Не знаю, в чем вы меня подозреваете, но предупреждаю заранее: в багажнике ружье. – Какое? – Обычное, охотничье. Оно зарегистрировано, все как положено, ничего незаконного. Охотбилет есть. – Вы охотник?.. – поинтересовался Зигунов, а когда молодой человек щелкнул ключом и попытался поднять крышку багажника, скомандовал: – Нет! Я сам. Отойдите. Никишин сделал несколько шагов в сторону. – Нет, я охоту не люблю. Но по банкам-мишеням иногда стреляю. В багажнике лежали, кроме винтовки в чехле, еще бухта каната, рулон полиэтилена, скотч, пила, топорик и бейсбольная бита. Майор ткнул пальцем: – А это? – Дома ремонт, вот и… – Бита тоже? – Нет. Это кто-то в читалке забыл пару дней назад. Я забрал, чтоб не свистнули. Когда владелец объявится, верну. – Садитесь в машину. На пассажирское! Я сам поведу. Они сели в «Форд», и Петр запустил мотор, повернув в зажигании ключ, который ему отдал Никишин. Пистолет уже лежал в кобуре, но опер краешком глаза продолжал следить за сидящим на соседнем кресле человеком. Как-то странно он себя ведет. Временами даже создается впечатление, что он действительно не понимает, что происходит. Но тогда почему так спокойно реагирует? Или на него каждый день оружие наставляют? Конечно, есть вероятность, что он ожидал чего-то подобного именно от Зигунова. Тогда встает закономерный вопрос: почему? Что ж, и здесь ответ очевиднее некуда – потому что у него был роман с Катей, и агрессия со стороны рогоносца вполне ожидаема. У Петра скрутило солнечное сплетение. Рогоносец. Значит, жена ему все-таки изменяла, он не напрасно сходил с ума и вел себя как ревнивый идиот. Как там на том литературном форуме было написано? «Моя умница!» Коллеге по работе такое не напишешь. МОЯ. Раз «моя», значит, отношения близкие. Это, конечно, далеко не железное доказательство, но как косвенное вполне пойдет. Получается, Катя изменяла. Наставляла рога… Перед глазами внезапно сверкнула картина, как этот худосочный Денис Иннокентьевич ласкает тело жены. Целует ее, а она улыбается в ответ и смотрит на него томным взглядом… Петру очень хорошо был знаком этот взгляд. Он его так любил. Ярость и обида рванулись из горла, перед глазами поплыла темно-красная пелена. Но в последнюю секунду Зигунов все же успел взять себя в руки, и изо рта вырвалось только нечленораздельное хриплое бульканье. – Вы что-то сказали? – спросил Никишин, но ответа не удостоился. Петр просто не мог сейчас говорить. Получалось только на автомате вести машину и удерживать внутри бушующее чудовище. Отелло. Ха-ха. Смех получался очень невеселым. Ладно. Если подумать спокойно. Катя и помощник библиотекаря крутили роман. В таком случае она могла без всяких проблем пустить его в квартиру. И даже нарядиться в красивую кружевную ночнушку. Интересно, они писали это сраное сочинение до того, как потрахались, или после? Вероятно, до. А потом в порыве страсти или по холодному расчету (что скорее, если вспомнить тщательно выстроенную мизансцену, которая встретила майора в спальне) он ее задушил. Зигунов бросил взгляд на руки Дениса. Тощий, а запястья широкие, да и ладони крепкие. Физической силы в нем явно больше, чем кажется на первый взгляд. Когда майор уже собирался отвернуться, чтобы следить за дорогой, глаза зацепились за красную нитку, завязанную на левом запястье молодого человека. Петр скрипнул зубами. Точно такую же нитку Катя купила в Турции и все уговаривала мужа ее надеть. Типа, считается, что это талисман на удачу. Зигунов посчитал это глупостью и отказался, а вот тонко чувствующий любитель литературы, конечно же, напялил. Ну да, как же иначе? – Вы не против? – ворвался в поток невеселых мыслей Никишин. – Что? – Вы не против, если я кофту надену, а то у меня тут стекло отходит – давно собираюсь на СТО заехать, да все никак времени нет, – и здорово дует? – Валяйте. Петр сбросил скорость и положил руку поближе к кобуре. Он внимательно следил, как парень достал с заднего сиденья серую толстовку, надел на себя и накинул капюшон. – У меня с детства отиты, так что сквозняков боюсь больше пистолета, – усмехнулся он. Петр улыбку не разделил, а только плотнее сжал губы. От кофты исходил очень знакомый запах с явной ноткой лимона. Такую туалетную воду ему дарила Катя на последний Новый год. Он ею пользоваться не стал – мол, я не принц Лимон. Что ж. Катерина знала, кто точно будет поливать себя чем угодно, лишь бы ей понравиться. Где сейчас коробка с туалетной водой, Зигунов не знал – жена убрала ее куда-то. До сегодняшнего дня ему было и не интересно – куда. Теперь он знает. Надо полагать, очкарик тоже получил подарок. Безотходное производство. Майор свернул на старый раздолбанный проселок, который тянулся между болотами. Место здесь было глухое и безлюдное. Машины проезжали редко, а люди почти не ходили вообще, так как полоса твердой почвы была только одна – дорога. С обеих сторон простирались поросшие редкими чахлыми кустами топи. Отличное место, чтобы избавиться от тела. Майор снова глянул на попутчика. Если Никишин убийца, сейчас самое время напасть. Труп исчезнет в болотной жиже быстро, и потом его уже никто никогда не найдет. А нет тела, как говорят, нет и дела. Черт, надо было у пэпээсников наручники взять. Или хотя бы связать очкарика веревкой из его багажника. Ну, Зигунов, ты и дал маху. Сделай такую хрень кто-то из подчиненных, тут же улетел бы из отдела. Даже свиста бы никто не услышал. Профессионал, нечего сказать. – А… Екатерина Александровна надолго уехала? – с запинкой произнес помощник библиотекаря (чуть не оговорился опять «Катя», видимо). Петр вздрогнул и скрипнул зубами. – Екатерины Александровны больше нет. – Что? Как нет? – Так – нет. Ее убили. И не нужно притворяться, что ты не в курсе. – Что? Убили? Кто? Когда?! Теряя над собой контроль, майор жахнул кулаком по рулю и сказал фразу, ради которой, кажется, все это и затевалось: – Как кто? Вы и убили. – Чуть было не сказал, как настоящий Порфирий Петрович: вы и убили-с. – Я ее убил… Своей медлительностью… На лице Дениса был написан такой ужас и недоумение, что его могло бы даже стать жалко. Он смертельно побледнел, на глазах выступили слезы, губы задрожали. – Это все из-за тебя! – начал он кричать, захлебываясь словами. – Сука! Дерьмо! Ты ее никогда не понимал! Бил! Я знаю! Она говорила! У Зигунова внутри все сжалось. Он только один раз в жизни ударил Катю. Совсем не сильно. Даже не ударил, толкнул, потому что она пришла с какой-то институтской вечеринки хорошенько выпившая и на взводе. Стала допекать его, устроила скандал с какими-то абсурдными обвинениями, что он следит за ней, роется в ее телефоне, записях, прослушивает звонки… В общем, всякую чушь несла, но остановить ее было невозможно. И вот тогда, когда она кинулась на него с кулаками, он ее оттолкнул. Катя упала и начала плакать. И запомнила… – Что молчишь? Скажешь, неправда?! Я все про тебя знаю. Все знаю. Катя же… Она же… Мы любили друг друга! Она хотела уйти, а ты ее не отпускал. «Не доставайся же ты никому», да? Да?! Убью тебя! Я сам тебя убью! Петр не успел заметить, как парень выхватил из кармашка на дверце отвертку и ринулся на него. Нога автоматически резко вдавила педаль газа. Шины взвыли, машина вильнула, съехала правыми колесами с дороги и по инерции влетела в ствол кривого засохшего дерева. Обоих пассажиров сильно тряхнуло, но Никишин этого, кажется, даже не заметил. Он как бешеный размахивал отверткой, стараясь всадить ее в лицо Зигунова. Тот отбивался, одновременно вытаскивая из кобуры пистолет. Денис действительно оказался сильным, и в какой-то момент ему все-таки удалось прорваться сквозь оборону. Петр ощутил жуткую боль в районе шеи. На плечо моментально потекло что-то горячее, а лицо нападающего окрасили ярко-красные брызги. – Сдохни! Сдохни! – выкрикнул молодой человек, всаживая отвертку в шею противника еще раз. Грохнул выстрел. Никишина отбросило. Он замер с удивленным выражением на лице. Из аккуратной дырочки на груди вился дымок. По кофте быстро расплывалось темное пятно крови. Из кармана куртки Зигунова послышался звонок телефона. Зажимая изо всех сил рану на шее, он кое-как вытащил его и нажал на значок зеленой трубки: – Зигунов. – Как ты там? Держишься? – послышался голос полковника Дидиченко. – Угу. – Я тебя порадовать звоню… Ну как – порадовать… В общем, все кончилось, майор. Похоже, можно закрывать дело. – Да уж… – Аброськин в камере себе вены вскрыл. Зубной щеткой. Ручку заточил и вскрылся. Молодцы не углядели. Но это я с ними потом еще побеседую на этот счет – куда они смотрели? В общем, кончился Аброськин. И записку оставил, мол, не хочу на подвал, во всем сознаюсь. Вот так. И приписал: спасибо. Я так полагаю, это тебе. За то, что остановил его. Ну и я от себя тоже говорю – спасибо. Заключение Я начал писать Книги еще задолго до института и даже школы. Я имею в виду Литературу, а не жалкие статейки в жалких научных журналах. Помню, когда стал кандидатом искусствоведения и мне прочили великое будущее, думал – вот оно! Теперь я все изменю. А нет. Все осталось так же. А может, и хуже. Потом возглавил кафедру, как все пели: – Павел Юрьевич, вы свет в оконце! – Доцент Рында – это новое слово в русском литературоведении! – Вы обязательно должны издавать ваши произведения! Ну на этом, собственно, все и кончилось. Издавались только мои убогие методички, унылые статьи и один учебник в соавторстве с Зориным, который вскоре и возглавил кафедру.