– Ты здесь? – снова позвал шепотом Эрик и скрылся из вида. Вылезти из укрытия хотелось, и все же Фрэнсис сдержался, заподозрив, что приятель пришел на свалку в надежде выманить его на открытое место. А вдруг посреди гор мусора затаилась команда снайперов, высматривая в прицелы гигантского кузнечика-убийцу? Задержав дыхание, он напряженно скорчился под трейлером, изучая кучи отбросов. Где-то звякнула банка. Ворона… В конце концов Фрэнсису пришлось признать, что нервничал он зря, – Эрик был один. Еще через пару секунд в голову пришла новая мысль: вряд ли его разыскивают. Никто не поверит отцу, если тот расскажет, что ему там примерещилось. Поди заяви, что видел в спальне гигантское насекомое, выползающее из выпотрошенного тела любимого сынули! Папане сильно повезет, если его не бросят на заднее сиденье патрульной машины. Так и в психушку угодить недолго. Скажи он даже, что видел мертвое тело сына – никто не поверит. В конце концов, ни тела, ни сброшенной кожи не осталось. Молочно-белые выделения из кишечника Фрэнсиса наверняка давно растворили его бывшую оболочку. Еще свеж в памяти прошлый Хеллоуин, когда отец посидел в кутузке с белой горячкой, так что надежным свидетелем его считать никак нельзя. Конечно, его рассказ подтвердит Элла, однако цена ее слову примерно такая же, как и папашиному, а может, и меньше. Подруга отца не реже раза в месяц обрывала телефоны отдела происшествий местной газеты, заявляя, что видела в небе облако, точь-в-точь напоминающее Иисуса. Собрала целый альбом с фотографиями облаков, в которых якобы просматривался лик Спасителя. Фрэнсис как-то пролистал ее подборку и не нашел ничего хоть отдаленно похожего на лик. Хотя был там один снимок, напоминающий огромного толстяка в феске. Если полиция будет искать Фрэнсиса – как человека, а не насекомое, – то далеко ли они зайдут в своих стараниях? Ему восемнадцать – свободный, самостоятельный человек. Первый раз, что ли, прогулял уроки? В местном участке всего четверо полицейских: шериф Джордж Уокер и три помощника-совместителя. Организовать полноценные поиски не получится, а кроме того, в такой чудесный безветренный день найдутся занятия и получше: потрепать нервы нелегалам из Мексики, приехавшим на заработки, или посидеть в засаде, ожидая, когда какой-нибудь юнец превысит скорость по дороге в Феникс. Так или иначе, Фрэнсис, устав маяться в ожидании опасности, замечтался о перекусе у «Малышки Дебби». Он даже припомнить не мог, когда у него так подводило живот. Небо все еще отдавало синей эмалью, было неимоверно жарко, однако солнце откатилось за красную скалу на западе, и в канаве понемногу сгущалась тень. Фрэнсис выкарабкался из-под трейлера и начал путь через горы хлама, приближаясь к лопнувшей сумке с вывалившимся содержимым. Шевеля усиком антенны, он изучил гниющий мусор. Мятые газеты, дырявые пластиковые стаканы, скомканные подгузники… Оп! Красный леденец на палочке! Фрэнсис наклонился, неловко захватив жвалами конфету вместе с оберткой, и сунул ее в рот. На землю закапала слюна. Его ротовая полость заполнилась ошеломляюще сладким нектаром; к сердцу прилила кровь. Еще через секунду грудную клетку изнутри обожгло, горло перехватило спазмом, и желудок перевернулся вверх ногами. Он с отвращением выплюнул леденец. С объедками куриных крылышек тоже не сложилось. Оставшиеся на косточках жир и лохмотья мяса имели тошнотворный привкус, и Фрэнсиса рефлекторно вывернуло. Синие мясные мухи жадно гудели над горами отбросов, и он задумчиво посмотрел на жужжащих тварей. Попытаться поймать парочку? Насекомые ведь едят других насекомых. Фрэнсис догадывался, что его новое тело способно на стремительные движения, вот только как ловить мух, если у тебя нет рук? Впрочем, полдюжины такой мелочи вряд ли утолят терзающий его голод. У него разболелась голова. Скорее всего, чудесному превращению он обязан съеденным кузнечикам в сахаре и прочим насекомым, которых глотал без счета. Затем ему вспомнилось солнце, вставшее в два часа ночи, и штормовые порывы горячего ветра, бившие в стены заправочной станции с такой силой, что с потолка сыпалась труха. Верн, отец Хьюи Честера, как-то раз сбил на дороге кролика, вышел из машины и обнаружил, что у того неестественно розовые глаза. Причем не два, а четыре. Он притащил кролика в город – показать приятелям, однако находку у мистера Честера отобрал биолог, сопровождаемый капралом и двумя автоматчиками. Верну заплатили пять сотен долларов, подписав с ним обязательство о неразглашении. Через неделю после одного из испытаний в пустыне на город опустился плотный сырой туман, воняющий жареным беконом. Не видно было ни зги, пришлось даже отменить занятия в школе и закрыть местный супермаркет с почтовым отделением. Совы перешли на дневной образ жизни; в клубящемся влажном мраке постоянно что-то грохало и низко рокотало. Говорили, что ученые в пустыне проделывают дырки в земле и в небе, а может – и в самой ткани вселенной. Облака то и дело озарялись огненными всполохами. До Фрэнсиса впервые дошло, что все они, должно быть, насквозь пропитались тут заразой, и правительство не желает афишировать информацию об аномалиях. Поэтому и появлялись такие капралы с чековыми книжками и договорами, предписывающими хранить молчание. Признать правду оказалось непросто. Возможно, потому, что Фрэнсис всю жизнь чувствовал себя отравленным, а больше никто об этом задумываться не хотел. Он раздраженно отпрянул от сумки с объедками и с абсолютно пустой головой двинулся дальше. Пружинистые задние конечности толкнули его тело вверх; жесткие лепестки на спине яростно затрепетали. Желудок сжался в твердый ком. Под ним мелькала выжженная солнцем, усеянная мусором земля. Он испугался, что упадет, однако опасения были напрасны – его тело все дальше ввинчивалось в воздух. Через несколько секунд Фрэнсис приземлился на гигантскую, освещенную солнцем груду отходов. Воздух с шумом вырвался из его горла; он и не заметил, что в полете задерживал дыхание. Фрэнсис несколько минут сидел на куче – никак не мог отойти от шока. Усик антенны покалывало. Он преодолел – нет, пролетел! – целых тридцать футов под небом Аризоны. Думать было страшно, думать не хотелось, и он снова взмыл вверх. Крылышки загудели, словно механический моторчик, и Фрэнсис, забыв о голоде, в пьяном упоении закружился в воздухе над кучами разлагающегося мусора. Забыл он и о том, что всего несколько минут назад сидел с чувством полнейшей безнадежности. Прижав лапки к бронированным бокам, Фрэнсис зачарованно взирал на свалку с высоты в сотню футов. Порывы ветра били ему в лицо, а по мусору неслась его невероятная тень. 3 Домой он вернулся в сумерках. Идти было некуда, а голод по-прежнему давал о себе знать. Эрик? По пути к его дому придется пересечь пешком несколько улиц, а подняться на недосягаемую глазу высоту Фрэнсис не мог. Его обязательно заметят. Он залег в кустарнике у дальней стороны заправки. Колонки выключены, свет потушен, шторы на окнах офиса закрыты. Отец никогда не сворачивался так рано. В этой части Эстрелла-авеню было совсем тихо, лишь изредка проедет случайный грузовик. Жизнь замерла. Интересно, дома ли отец? Хотя где ему быть… Фрэнсис ступил на гравийную дорожку и бездумно заковылял к сетчатой двери. Приподнявшись на задних ножках, заглянул внутрь. Что такое? Он качнулся от внезапно нахлынувшей слабости. Открывшееся глазу зрелище обескураживало. Отец растянулся на диване, повернувшись на бок и уткнувшись лицом в декольте Эллы, словно ребенок, накричавшийся вдоволь и уснувший на материнской груди. Похоже, они и правда спали. Элла обняла папашу за плечи, расслабленно свесив ему на спину пухлую, унизанную кольцами руку. Диван был узким, и отец с трудом умещался на краю. Зарывшись в такие буфера, недолго и задохнуться… Фрэнсис не мог припомнить, когда отец с Эллой последний раз обнимались, и совсем позабыл, каким мелким выглядел его родитель по сравнению со своей могучей подругой. Немолодые, одинокие люди – они даже во сне производили впечатление полных неудачников. При виде двух фигур, прижавшихся друг к другу, Фрэнсис ощутил мучительное сожаление, и тут же осознал, что его совместная жизнь с отцом подошла к концу. Допустим, они проснутся и увидят сына. Снова начнется визг, Элла упадет в обморок, отец схватится за ружье, приедет полиция… Отчаявшись, он уже решил вернуться на свалку, когда заметил на столе, справа от двери, большую миску. Элла приготовила салат «тако». Заглянуть в миску Фрэнсис не мог, однако точно определил по запаху, что именно там находится. Обоняние у него теперь было что надо: он ощущал и ржавый привкус дверной металлической сетки, и душок плесени на ворсистом ковре, и запах подсоленных кукурузных чипсов. До него доносились ароматы обжаренного говяжьего фарша и острой сальсы. Фрэнсис представил себе большие листья салата, пропитавшиеся соусом, и его рот наполнился слюной. Он налег на дверь зазубренными крючками передних лапок, вытянул шею, пытаясь заглянуть в салатницу, и дверь неожиданно приоткрылась под его весом. Бросив вороватый взгляд на парочку на диване, Фрэнсис скользнул внутрь. Спят… Пружина на двери давно ослабла, и сетка, слегка качнувшись на скрипучих петлях, тихо стукнула о дверную раму. Даже негромкий звук заставил сердце Фрэнсиса подпрыгнуть в груди, однако отец лишь поежился, еще глубже закопавшись в ложбинку между морщинистых грудей Эллы. Фрэнсис подкрался к столу и навис над миской. Там почти ничего не осталось – лишь лужица жирного соуса на дне да несколько влажных клочков салата, прилипшего к стенкам. Он попытался выловить один из обрывков, однако лапки – это вам не человеческие руки. Лопасти наподобие шпателя, росшие на концах передних ножек, неловко задев миску, перевернули ее на бок. Фрэнсис хотел поймать салатницу, накренившуюся на краю стола, но та выскользнула из его крюков и со звоном упала на пол. Он пригнулся, застыв на месте. За его спиной заспанно вскрикнула Элла, раздался металлический щелчок, и Фрэнсис обернулся. Отец уже вскочил с дивана и стоял от него в каком-то ярде. Наверняка проснулся еще до того, как грохнулась миска, а может, с самого начала прикидывался спящим. Бадди уже переломил ствол дробовика, зажав приклад в подмышке, а другой рукой открывая коробку с патронами. Похоже, спал, не выпуская ружья, лежавшего на диване между ним и Эллой. Верхняя губа отца искривилась от отвращения. Нескольких зубов во рту не хватало, а те, что еще оставались, сгнили и почернели. – Ах ты мерзкая тварь, – пробормотал он, откинув крышку коробки. – Бьюсь о заклад, теперь уж мне поверят! Элла грузно зашевелилась на диване, глянув через спинку, и издала придушенный вопль: – О господи, господи! Фрэнсис попробовал заговорить – нет, не трогайте меня, я ведь вам ничего не сделал, – однако звуки, вырвавшиеся из его рта, напоминали дребезжание металлического листа. – Чего оно хочет? – захныкала Элла, стараясь слезть с дивана, и лишь еще глубже утонула в подушках. – Берегись, Бадди! – Что значит «берегись»? – перевел на нее взгляд отец. – Сейчас разнесу эту тварь в клочья. Я покажу этому говнюку Уолкеру… Стоял здесь, изгалялся надо мной! – Отец хихикнул. Руки его тряслись так, что патроны один за другим падали на пол. – Они еще разместят мое фото на первой полосе завтрашней газеты! Наконец захватив пальцами заряд, Бадди вставил его в патронник. Фрэнсис уже прекратил попытки вступить в переговоры, покорно подняв вверх увенчанные крюками передние ножки. – Оно что-то задумало! – взвизгнула Элла. – Когда ты наконец заткнешься, сука крикливая… – прорычал Бадди. – Это всего лишь насекомое, и мне до лампочки, какого оно размера! Оно все равно не соображает, что я делаю. Ствол со щелчком встал на место. Фрэнсис рванулся вперед, намереваясь оттолкнуть отца в сторону и прорваться к двери. Взмахнув передней лапкой с отливающим изумрудом когтем, случайно задел Бадди. Длинная кровоточащая царапина прошла от правого виска через глазницу и переносицу, пересекла другую глазницу и протянулась еще на четыре дюйма по левой щеке. Рот отца удивленно распахнулся – будто ему только что бросили в лицо страшное обвинение, и он не находит слов для ответа. Его палец непроизвольно нажал на курок, и чувствительные усики антенн на голове Фрэнсиса затрепетали от боли. Часть дробинок ужалила его в плечо, остальные впились в пластиковую панель за спиной. Фрэнсис взвизгнул от страха и боли, и снова комната наполнилась дребезгом алюминиевого листа, только теперь звук обрел совсем иную тональность. В воздух взлетела вторая лапка с кривым ятаганом крюка. Фрэнсис вонзил маленькую секиру отцу в грудь, вложив в удар весь вес своего нового тела, и ощутил жуткую отдачу в суставе. Попытался извлечь свое оружие из тела отца, однако лишь поднял того в воздух. Элла, закрыв глаза руками, верещала не переставая. Фрэнсис задергал лапой, пытаясь стряхнуть отца с ятагана. Бадди превратился в безвольную куклу с безжизненно болтающимися конечностями. Крики Эллы причиняли Фрэнсису невыносимую боль – еще немного, и он потеряет сознание. Тело отца ударилось о стену, и заправочная станция содрогнулась. Наконец Бадди сорвался с крюка и вяло соскользнул на пол, прижав руки к дыре в грудной клетке. На стене остался кровавый мазок. Ружье отлетело куда-то в сторону. Визжащая Элла раскачивалась на диване, раздирая лицо ногтями, и он обрушился на женщину, нанося ей удар за ударом лопастями передних лап. Звуки бойни напоминали хлюпанье сырой земли под лопатами могильщиков. Лопаты стучали несколько минут подряд. 4 Фрэнсис долго сидел под столом, ожидая, что кто-то ворвется в комнату, после чего для него все закончится. Плечо пульсировало от боли, а сердце билось прямо в горле. Никто не пришел. Он поднялся и навис над телом отца. Тот сполз на пол, – лишь голова упиралась затылком в стену. Бадди всегда был сухопарым, даже тощим человеком, однако в таком положении выглядел необычно толстым – двойной подбородок свесился на грудь, челюсть безвольно отвалилась. Фрэнсис обнаружил, что может полностью обхватить голову отца изогнутым крюком, в который превратилась его рука. Смертельное оружие! В сторону месива, оставшегося от Эллы, он смотреть не осмеливался. Его желудок расстроился, и вновь, как утром, внизу появилось страшное давление. Хотелось с кем-нибудь объясниться, сказать: он сожалеет, что все вышло так ужасно, он хочет отмотать время назад… однако говорить было не с кем. Да никто и не понял бы звуков, издаваемых огромной саранчой. Фрэнсис едва не заплакал, но вместо рыдания из него вырвалось вонючее облако, за которым последовало несколько спазматических толчков, выбросивших наружу пенящуюся едкую струю. Кислота хлынула на грудь отца, пропитала футболку и с шипением въелась в тело. Фрэнсис несколько раз повернул голову Бадди, надеясь различить в его лице знакомые черты, однако успеха не добился: перед ним лежал чужак, незнакомец. Его внимание привлек запах жареного бекона. Он перевел взгляд вниз. Распоротый живот отца ввалился, и внутри плескалась водянистая розовая жидкость. Обнажились блестящие окровавленные ребра с налипшими на них волокнистыми кусочками растворяющейся под действием кислоты ткани. Желудок гигантского насекомого содрогнулся в отчаянном приступе голода. Фрэнсис склонился ниже, изучая пузырящуюся массу усиками-антеннами. Чего я жду, подумал он, и несколькими мощными глотками втянул в себя превратившиеся в жидкую массу внутренности отца. Его жвалы влажно защелкали. Сейчас доем и выберусь наружу. Опьянев от плотной трапезы, он с тяжелым животом проковылял под стол и затаился отдыхая. Сквозь металлическую сетку двери просматривался небольшой кусочек шоссе. Находясь в сытой дреме, Фрэнсис наблюдал за редкими проезжающими мимо грузовиками, удаляющимися в пустыню. Машины взбирались на пологий холм, на миг освещая заднюю стену их жилища, и беспечно исчезали вдали. Лучи фар, легко рассекающие тьму, напомнили об ощущении полета и о длинном прыжке, позволившем ему подняться в небо. Воспоминания о посвистывании теплых воздушных потоков заставили его выбраться за глотком свежего воздуха. Фрэнсис с треском прошел через сетчатую дверь. Для подъема в небо рановато – живот еще полон. Он вышел в центр гравиевой парковки и, запрокинув голову, вгляделся в ночь. Далеко вверху пенной сияющей рекой тек Млечный Путь; в голове отдавалось пение сверчков в зарослях травы – жалобный гул наподобие странных звуков терменвокса, вздымающийся и опадающий во тьме. Это был зов, и Фрэнсис слышал его с самого детства. Он бесстрашно вышел на середину шоссе, дожидаясь очередного грузовика. Сейчас тот скользнет фарами по странной фигуре, отчаянно заскрипят тормоза, и в ночи раздастся хриплый испуганный вопль. Дорога была пуста. Отяжелевший Фрэнсис медленно полз вперед, не задумываясь ни о будущем, ни о том, куда направляется. Ему было все равно. Слегка саднило плечо. Броню дробинки не пробили – куда им. Осталось лишь несколько небольших кровоподтеков. Как-то они с отцом выбрались на свалку, прихватив с собой ружье, и по очереди палили по консервным банкам, крысам и чайкам. «Представь, что нас атакуют поганые фрицы», – сказал папа. Фрэнсис слабо представлял себе, как выглядят немецкие солдаты, поэтому воображал, что стреляет в одноклассников. Восстановив в памяти тот день, он ощутил легкую тоску по отцу. Все же порой они неплохо проводили время, да и ужин из Бадди получился приличный. Чего еще можно желать от отца? Задумавшись, незаметно добрел до школы. Небо на востоке уже розовело. Четкого плана у Фрэнсиса не было; наверное, его привели сюда фантазии о стрельбе по однокашникам. Он изучил кирпичное здание с рядами узких окон. Отвратительный улей… Даже осы строят жилища лучше, выбирая верхние ветви деревьев, где весной их гнезда скрывает пышная пахучая листва. В кроне дерева у ос нет врагов, кроме порывов холодного ветра. На школьную парковку свернула машина, и Фрэнсис скрылся в тени, быстро перебравшись за угол – подальше от любопытных взглядов. Хлопнула дверца автомобиля, и он попятился задом. Присмотревшись, заметил ряд окон в школьный подвал. Первая же рама подалась, повернувшись на древних петлях. Свалившись вниз, он забился в угол помещения и замер в полной тишине. Со стороны входа его прикрывали ледяные водопроводные трубы; из окон под потолком вниз падал солнечный свет, сперва робкий, сероватый, потом – лимонно-желтый. Наконец солнце озарило подвальный мир, где в беспорядке лежали газонокосилка, куча складных металлических стульев и груда банок с краской. Фрэнсис долго не смыкал глаз, ни о чем не думая, но постоянно пребывая настороже, как и в первый день, когда нашел убежище под старым трейлером. Золотистые лучи уже вовсю били в подвал, когда над потолком начали отпираться первые шкафчики, затопали ноги и раздались громкие возбужденные голоса. Он зашагал по ступеням. Шел на звук, но шум почему-то удалялся, словно его окутал плотный кокон. Вспомнил о Бомбе и о красном шаре, поднявшемся с песков в два часа ночи, об урагане, сотрясавшем заправку; из дымного облака тогда посыпалась саранча. Он взбирался вверх, и в нем просыпались разнообразные чувства. Появилось внезапное волнующее ощущение цели. Выход был заперт, и он ударил в дверь одним из своих серпов. В подвале родилось эхо; деревянное полотно дрогнуло. Он ждал. И дверь открылась. На пороге стоял Эрик Хикман. За его спиной бегали дети, вытаскивая вещи из шкафчиков и перекрикиваясь, и все же действо напоминало немой фильм. Несколько ребят, заметив Фрэнсиса, словно окаменели в неестественных позах. Первой завизжала девочка с пшеничными волосами, державшая в охапке несколько учебников. Книги одна за другой бесшумно попадали на пол. Эрик уставился на него сквозь заляпанные стекла своих дурацких очков, дернулся в шоке и отступил на шаг. Присмотревшись, недоверчиво ухмыльнулся. – Потрясающе, – пробормотал он, и Фрэнсис его услышал. Он прыгнул вперед, распоров шею Эрика своими жвалами, которыми орудовал теперь словно огромными садовыми ножницами. Фрэнсис любил Эрика, потому и выбрал его первой жертвой. Приятель упал, конвульсивно задергав ногами в предсмертной пляске, и фонтан крови ударил в девочку с пшеничными волосами. Та застыла на месте, не переставая визжать. Затем звуки обрушились на Фрэнсиса настоящим водопадом: захлопали дверцы, застучали ноги убегающих школьников, раздались несвязные молитвы. Он пополз вперед, подталкивая свое тело пружинистыми задними ногами. Без малейших усилий сдвигал людей со своего пути или швырял их на каменный пол. Хьюи Честера он поймал в конце коридора. Тот пытался добежать до выхода, но получил удар клешней в поясницу. Острие вышло у Хьюи из живота, и Фрэнсис поднял его вверх. Одноклассник соскользнул по копью Фрэнсиса до самого его плеча, кашляя и задыхаясь. Ноги мальчишки забавно бились в воздухе. Фрэнсис вернулся туда, откуда вышел, размахивая в разные стороны своими серпами и щелкая жвалами. Впрочем, девочку с пшеничными волосами он пока пощадил – та упала на колени и читала молитву, прикрыв лицо руками. В коридоре он убил четверых, затем поднялся на второй этаж. Нашел еще шестерых, забившихся под парты в лаборатории. От него не ушел ни один. Девочку с пшеничными волосами он убьет последней… Вернувшись вниз, девочки Фрэнсис на месте не обнаружил. Он отрывал куски мяса от трупа Хьюи, поедая их один за другим, когда во дворе прокатилось искаженное закрытыми окнами эхо. Кто-то кричал в рупор. Фрэнсис запрыгнул на стену и, добравшись до потолка, пошел вверх ногами, приближаясь к пыльному стеклу. В дальнем конце улицы стояли армейские грузовики. Солдаты сбрасывали из кузовов на землю мешки с песком. На улице раздался громкий металлический лязг, зашипел-зафыркал где-то огромный двигатель, и Фрэнсис глянул в сторону Эстрелла-авеню. Ах, танк? Ну-ну. Танк им понадобится. Он ткнул в окно острой клешней, и осколки, кружась в воздухе, посыпались на улицу. В залитом пыльным солнечным светом дворе раздались крики. Танк остановился, разворачивая орудийную башню; командир выкрикнул приказ, прижав ко рту мегафон, и солдаты залегли. Фрэнсис выпрыгнул в оконный проем, взмыл в небо, и его крылья зажужжали подобно циркулярной пиле. Поднявшись над школой, он запел.