– Что ж, пока. До встречи, – сказала Хэрриет. – До встречи, – отозвался Бобби. Ему хотелось взять ее за руку, но он не смог. Хотел сказать что-нибудь, но не мог придумать что. – Есть здесь парочка волонтеров, желающих быть убитыми? – прозвучал совсем рядом голос Ромеро. – Крупный план в фильме гарантирую. Бобби и Хэрриет одновременно вскинули руки. – Я! – выкрикнул Бобби. – Я! – подхватила Хэрриет и кинулась к Ромеро, по пути наступив Бобби на ногу. – Я! * * * – Превосходное будет кино, мистер Ромеро, – сказал Бобби. Они стояли плечом к плечу, перебрасываясь словами, пока Савини заряжал Хэрриет пиропатроном – в презерватив наливался сахарный сироп с пищевым красителем, который, лопаясь, изображал попадание пули. Сам Бобби был уже заряжен, в прямом и переносном смысле. – Настанет время, когда каждый в Питсбурге будет клясться, что играл у вас мертвеца. – Подлизнул, что твой профи, – одобрил Ромеро. – Похоже, давно в шоу-бизнесе? – Шесть лет офф-Бродвея[16], – признался Бобби. – Плюс поиграл в большинстве из комедийных клубов. – А теперь вернулся в великий Питсбург? Неплохая карьера, малыш. Все шансы стать местной звездой. К Бобби подлетела Хэрриет с развевающимися волосами. – Готово! Прямо в сиську попадут! – Потрясающе, – оценил Бобби. – Не зря говорят, что надо просто идти вперед – никогда не знаешь, где случится чудо. Джордж Ромеро подвел их к нужным отметкам и кратко обрисовал, чего именно хочет от них добиться. Свет направили на серебристые, блестящие зонты, от которых лилось раскаленное белое сияние. На плиточном полу около квадратной колонны развернули бугристый полосатый матрас. Хэрриет предполагалось застрелить первой. Она должна была дернуться, но продолжать идти, не сбавляя шагу и не обращая внимания на выстрел. Бобби, в свою очередь, падал, получив пулю в лоб следом за ней. Заряд спрятали в латексной складке разрубленного скальпа, ведущие к нему проводки – в волосах. – Ты должен свалиться первым и откатиться назад и вбок, – инструктировал Ромеро. – Можно сперва рухнуть на одно колено, а потом выпасть из кадра. Если чувствуешь в себе силы, попробуй сразу опрокинуться на спину. Главное, угодить именно на матрас, травмы нам тут не нужны. В эпизоде снимались только Бобби и Хэрриет, камера должна была взять их по пояс. Остальная массовка выстроилась вдоль стен торгового центра. Пристальные взгляды и шепот приятно щекотали нервы Бобби, добавляя адреналина. Том Савини примостился поодаль на коленях с металлической коробочкой в руке, откуда тянулись провода к Хэрриет и Бобби. Рядом сидел маленький Боб, положив подбородок на руки, сжимавшие селезенку; его глаза горели восторгом. Савини объяснял ему, что сейчас произойдет, чтобы тот не испугался при виде крови на груди матери, но мальчик и без того был спокоен. – Я весь день глядел на ваши ужасы. Они не страшные. Смешные даже. – Камера! – скомандовал Ромеро. Бобби вздрогнул. Разве уже снимают? Им ведь только что показали отметки! Господи, Ромеро подошел к оператору!.. Бобби инстинктивно схватил Хэрриет за руку. Та на миг сжала и тут же отпустила его пальцы. Режиссер вышел из кадра. – Мотор! Бобби закатил глаза так усердно, что перестал различать, куда ему двигаться. Безвольно свесил челюсть. И тяжело шагнул вперед. – Валим первую, – приказал Ромеро. Бобби не видел, как взорвался заряд, потому что был на шаг впереди, только услышал громкий, звенящий щелчок, отозвавшийся всюду эхом, да почуял запах пороха. Хэрриет тихо всхрапнула. – И-и-и-и… второго! У виска прозвучал выстрел – это грохнул взрыватель, да так, что Бобби немедленно оглох. Он отшатнулся назад, крутнувшись на пятках, врезался плечом во что-то прямо позади себя, даже не понял, во что. Заметил промельк квадратной колонны около матраса, и тут его посетило вдохновение. Пролетая мимо, он задел колонну лбом и на белой штукатурке расцвел алый след. Пружинистый матрас покачался, затихая. Бобби поморгал. В глазах стояли слезы, отчего все кругом плыло и смещалось. В воздухе таял синий дым. Голову саднило, лицо забрызгала холодная, липкая жидкость. Когда звон в ушах начал проходить, он ощутил две вещи: во-первых, негромкий, но непрекращающийся гул аплодисментов, который наполнил его, как бриз. Джордж Ромеро тоже хлопал, подходя к матрасу, и по обеим сторонам его бороды играли веселые ямочки. А во-вторых, руку Хэрриет у себя на груди. – Я тебя сшиб? – спросил Бобби. – Боюсь, что так, – ответила она. – Вот чуял я, что затащить тебя в кровать – только вопрос времени. Хэрриет улыбнулась открытой, довольной улыбкой, первый раз за сегодняшний день. Ее залитая кровью грудь вздымалась и опадала совсем рядом с Бобби. Маленький Боб подбежал к матрасу и хлопнулся с краю. Хэрриет подхватила его, перебросила в узкую щель между собой и Бобби. Мальчик просиял и засунул в рот большой палец. Его макушка оказалась совсем рядом с лицом Бобби, и тот почувствовал дынный запах детского шампуня. Хэрриет все с той же улыбкой смотрела на него через голову сына. Бобби перевел взгляд наверх, на просветы яркого, пронзительного неба в потолочных окнах. Вставать не хотелось, хотелось сохранить эти мгновения как можно дольше. Интересно, чем занята Хэрриет, когда сын в школе, а муж на работе? Завтра понедельник, сам-то он работает или нет? Бобби надеялся, что нет. Рабочая неделя разворачивала перед ним массу возможностей. Так, втроем, Хэрриет, Бобби и мальчик, они лежали на матрасе, тесно прижавшись друг к другу и почти не шевелясь, если не считать дыхания. Подошел Ромеро, покачивая головой. – Здорово ты придумал задеть колонну и оставить кровавый след. Хорошо бы повторить еще раз, в точности так же. Еще и мозгов добавить. Кто из вас, дети мои, жаждет второго дубля? – Я, – ответил Бобби. – Я, – отозвалась Хэрриет и повторила: – Я. – Не против, – сказал маленький Боб, не вынимая пальца изо рта. – Решение единогласное, – заключил Бобби. – Все за второй дубль. Отцовская маска Перевод Виталия Тулаева По пути к Биг-кэт-лейк мы затеяли игру – предложила ее мама. Когда наша машина выехала на федеральное шоссе, на улице уже сгустились сумерки. Небо потемнело, лишь на востоке еще пробегали всполохи холодного бледного сияния. Тогда мама и сказала, что они меня ищут. – Это люди из карточной колоды, – объяснила она, – короли и дамы. Настолько плоские, что могут протиснуться в щелку под дверью. Они движутся со стороны озера. Выслеживают нас, пытаются нам помешать. Смотри, не попадайся на глаза незнакомым людям, скрывайся от них. В дороге мы тебя защитить не сможем. А ну-ка, пригнись, быстрее! Вот и один из них. Я залег на заднем сиденье. Навстречу ехала другая машина, подсвечивая своими фарами потолок нашего салона. Я и сам не знал – то ли втянулся в игру, то ли просто захотелось лечь. Меня охватило уныние. Рассчитывал заночевать у друга – Люка Редхилла, сыграть с ним в настольный теннис, а поздно вечером посмотреть вместе телевизор. Впрочем, в основном меня интересовали его длинноногая старшая сестра Джейн и ее кудрявая подружка Мелинда. Однако, вернувшись из школы, я обнаружил на крыльце собранные чемоданы, которые отец один за другим забрасывал в машину. Для меня стало новостью, что ночь наша семья проведет в дедушкином домике на Биг-кэт-лейк. Я не мог даже рассердиться на родителей за то, что не поделились со мной своими планами заранее, потому что, похоже, с утра никаких планов и не было. Судя по всему, решение о поездке мама с папой приняли во время завтрака. Родители вообще ничего не планировали наперед. Вечно были во власти каких-то порывов, и даже тринадцатилетний сын не мог их остановить. Не имел права голоса. – А почему вы не сможете меня защитить? – Есть на свете опасности, от которых ни материнская любовь, ни мужество отца тебя не уберегут. Да и как прикажешь с ними сражаться? Ты ведь знаешь, что такое люди из колоды. Разгуливают со своими маленькими золотыми топориками и серебряными сабельками. Замечал, что старшие карты в колоде хорошо вооружены? – Первая карточная игра, которой мы обучаемся – «Война». Это не случайность, – заметил отец, ведя машину одной рукой. – Все остальное – лишь ее разновидности. Условные короли борются за обладание деньгами и лучшими красотками, которых в мире не так много. Мама, обернувшись, серьезно посмотрела на меня, блестя глазами в темноте салона. – Мы в беде, Джек, – произнесла она. – В ужасной беде. – Понятно, – ответил я. – Она назревала давно. Сперва мы не стали тебе ничего говорить – решили не пугать. И все же ты должен быть в курсе. Видишь ли, у нас больше нет денег. Всё эти люди из колоды. Они копали под нас, превращали в пыль наши инвестиции, блокировали наши счета, распространяли о нас жуткие слухи на работе у папы. Не хотелось бы тебя расстраивать грубыми подробностями, но нам поступают звонки с угрозами. Люди из колоды рассказывают по телефону о тех мерзостях, которые хотят со мной сотворить. Не только со мной – со всей нашей семьей. – Вчера вечером они подмешали какую-то гадость в соус из моллюсков, и меня всю ночь несло, – поддержал маму отец. – Думал – помру. Одежду из химчистки доставили со странными белыми пятнами. Их рук дело. Мама рассмеялась. Я где-то читал, что у собак есть шесть разных видов лая: у двери чужак, хочу играть, хочу на двор… У мамы смех тоже был разный, и я легко мог различить его по интонациям. Так или иначе, ее смехом я наслаждался. Сейчас она хихикнула отрывисто и резко, словно услышала неприличную шутку. Точно так же реагировала мама на обвинения, или когда ее заставали за какой-нибудь проказой. Я тоже прыснул, поднявшись на сиденье. От сердца немного отлегло, хотя мама сидела с серьезным лицом, широко распахнув глаза. Чуть не забыл, что это она все и начала. Мама наклонилась к отцу и провела пальчиком по его губам, словно застегивая замок-молнию. – Молчи, сама расскажу. – Если у нас такие серьезные трудности с деньгами, почему бы мне немного не пожить у Люка? – предложил я. У Люка и Джейн, ага. – Не хочу доставлять вам лишние хлопоты. – О деньгах я как раз не беспокоюсь, – обернувшись, ответила мама. – Завтра придет оценщик. От дедушки осталось немало замечательных старинных вещиц, и мы подумываем их продать. Мой дед Аптон умер год назад. О его смерти говорить не любили. В нормальной жизни так не умирают; так умирают только в фильмах ужасов с элементами черной комедии в стиле Фрэнка Капры. Дед жил в Нью-Йорке, на пятом этаже большого дома из коричневого камня. Дом находился в Верхнем Ист-Сайде; впрочем, у старика была еще куча квартир. Однажды он вызвал лифт и вошел в него, как только дверцы открылись. Только лифт не приехал, и дед пролетел до первого этажа. Он не погиб на месте и жил еще день на дне шахты. Лифт был старым, медленным, и при движении страшно скрипел, жалуясь на нелегкую долю, как и многие обитатели дома. Криков так никто и не услышал. – Может, продать дом на Биг-кэт-лейк? – предложил я. – Будем кататься как сыр в масле.