— К бабушке в деревню, — фыркнула Тори. — Не задавай глупых вопросов, Антуан. Я не собираюсь оставаться здесь и ждать, когда меня убьют вместе с этим твоим монстром! — Поэтому ты нанесла упреждающий удар… — Антуан принюхался и покачал головой. — А я думаю, почему дворецкий не открыл мне дверь? А вы, мадемуазель, его уволили. Радикально. Но платяной шкаф — не лучшее место, чтобы прятать труп. Тори пожала хрупкими плечами: — Под кровать он бы не влез. Разожрался на твоих подачках. Только не говори, что тебе его жаль. — Чушь. Не переводи тему. Какого демона ты пытаешься сбежать, не завершив операцию и не поставив меня в известность? Прекрасно же знаешь, шеф не любит таких финтов. Он тебя и в Новом Свете достанет. — Прекрати меня пугать! — Тори отчаянно сверкнула глазами и отступила к окну, словно бы там было что-то, способное ее защитить… Не додумав мысль, барон в два длинных прыжка достиг окна, сунул руку под подоконник — и достал оттуда тонкий стилет. Тони поникла, выругалась под нос и кулем осела на пол, обняла колени руками и уткнулась в них лицом. Осмотрев стилет и понюхав маслянистые пятна яда на лезвии, барон покачал головой, сунул стилет обратно под окно и достал из-за пазухи плоскую флажку. Вложил ее в руки Тори. — Пей и рассказывай, в честь какого праздника ты поменялась мозгами с курицей. — Сам ты… — буркнула Тори и булькнула фляжкой. Закашлялась. Снова булькнула. И только потом подняла голову и взглянула Антуану в глаза. Обреченно. — Они собираются убить Людвига. Обещали, когда я им помогу, вывезти меня обратно во Франкию, наградить… чуть ли не орден посулили, сучьи дети. — Сучьи дети, — согласился Антуан и сел с ней рядом, обнял за плечи. — Велели выманить его сюда. Не позднее послезавтра. А если я их предам, то скормят меня диким русалкам. — Допив бренди из фляжки, Тори отдала пустую Антуану и задрала юбку. — Вот что они на меня нацепили, сказали, если попытаюсь снять сама, оно взорвется и оторвет мне ногу. Эй, не трогай! Антуан отдернул руку от тонкой металлической змейки, обвившей щиколотку Тори поверх шелкового чулка. — У меня есть знакомая нелегальная колдунья… она бы сняла, наверное… — неуверенно шепнула она и тихо попросила: — Сделай что-нибудь, пожалуйста. — Ладно. Только не дергайся. Ничего тебе эта дрянь не оторвет, обыкновенная следилка. Закрыв глаза, Антуан нащупал магический замок, вскрыл его — чем-то вроде воображаемой отмычки, как это называется по-научному, ему было глубоко начхать — и снял браслет с тонкой женской ножки. Ему наградой послужил облегченный вздох и легкий поцелуй в щеку. — Пойдем отсюда, а? У тебя в посольстве наверняка найдется… — Нет. — Он поймал шаловливую ручку, скользнувшую вниз по его животу. — Мы не можем просто взять и сбежать, Тори. То есть можем, но бежать придется слишком далеко. Так что придется довести дело до конца. — И что же мы должны довести до конца? — теперь к ремню его штанов подбиралась вторая ловкая рука. — Дело, моя прелесть. Нам нужен Бастельеро, и я знаю, как мы его добудем. Ты ему… Горячие пальцы закрыли Антуану рот, я прямо перед его глазами оказались темные, глубокие, манящие, словно ночное море, глаза. — Отличный план, но мы обсудим его чуть позже, — с улыбкой шепнула Тори, и вместо пальцев его губ коснулись губы. «Ладно, позже», — подумал Антуан, поднимая Тори с пола и наощупь отыскивая кровать. Не мог же он, истинный франк, не утешить испуганную женщину! Тем более, такую, о… такую женщину!.. Виен, Астурия, часом раньше Рина В голове у Ринки было пусто и звонко. Настолько пусто, что она даже не смогла испугаться, когда на лице некроманта стали появляться чешуйки. Черные. Матовые. Объективно очень страшные. Вот некромантская матушка — та испугалась. И сестры. И придворные. Поделом им, пираньям! Правильно Людвиг их… проклял? Тут тоже надо было испугаться. Проклятия летают только так, некромантская матушка ее чуть не убила на глазах у полусотни любопытствующих аристократов, сам некромант черт знает что сотворил черт знает с кем, и все это — одним только злобным взглядом… А ей все равно. Трын-трава. Наверное, это последствия. Атипичная реакция, как сказал милейший толстый дядечка-доктор. Атипичная реакция продолжалась, пока Ринка не вышла на воздух. Она что-то говорила, возможно — чушь. Что-то делала. Кажется, погладила некроманта прямо по чешуйкам, из чистого научного любопытства. А может быть потому, что он был очень милый, этот некромант, даром что страшный. Он заступился за нее перед матушкой… и король, кажется, тоже. Странно. Непривычно. По папа, когда к мамаша Влада закатила ей скандал, так не заступался — потому что он интеллигентный и воспитанный человек, настоящий ученый… а Людвиг — аристократ, тоже воспитанный человек, но он заступился и у него чешуйки… Надо подумать, почему… Но вместо того, чтобы думать о «почему», она не думала вообще. Взяла на руки кошку по имени Собака, обняла и принялась чесать. А та — мурлыкать. Под ее мурлыканье Ринка почти уснула с открытыми глазами, очнулась, лишь когда мобиль резко остановился. — Мы уже дома?.. И только спросив, увидела причину остановки: впереди, по перпендикулярной улице, шли люди в черном, с печальными лицами и ветками в руках. Катафалк уже скрылся за углом. Зато музыка все еще слышалась, что-то ужасно торжественное и печальное. И ужасно фальшивое. Ринка сморщилась и виновато покосилась на некроманта, все же стыдно — у людей горе, а ей музыка уши режет. И с удивлением поняла, что не ей одной. У Людвига была такая страдальческая мина, словно ему бормашину показали. Посочувствовать, что ли… Но она не успела. Дверь цветочного магазина, поблизости от которого они остановились, распахнулась, и оттуда вылетел… вылетела… судя по вороху коричневых юбок и отчаянно рыжим косам, девушка. С характером девушка, потому что она тут же вскочила и с воплем: «Га-анс! Ты же обещал!..» — бросилась обратно. Ей дорогу преградила белобрысая полная фрау в «богатом» цветастом платье, а за ее спиной маячил откормленный парень с бегающими глазками. — Пошла вон! — фрау уперла руки в боки. — Мой сын ничего тебе не обещал! Убирайся, пока цела! Рыжая остановилась, неверяще посмотрела на трусоватого блондинчика. — Ганс, но как же… мы же… — Заткнись, тварь! — фрау шагнула к ней с видом немецкого танка, идущего на штурм Сталинграда, а парень стушевался и опустил глаза. — Постыдилась бы орать о своем позоре на весь квартал! И не смей тут появляться… — Но я… но вы… отдайте хотя бы мое жалованье! Ганс!.. — Ах ты!.. — фрау покраснела от возмущения, набрала в грудь воздуха и заорала: — Ах ты, воровка! Шлюха! Полиция!.. Размахнувшись, фрау отвесила рыжей девице оплеуху — такую, что бедняжка покачнулась и упала прямо на чисто выметенный тротуар. Вот тут Ринку переклинило. Для нее перестало иметь значение все — и траурная процессия, и собственное воспитание, и что подумает княгиня Марья Алексеевна. Фрау орала что-то еще, но Ринка уже толком не слышала. У нее перед глазами стояла Владова мамаша, вот так же высказывающая ей, Ринке — где место девицам, не умеющим держать ноги сдвинутыми… — Людвиг, открой мне, — проскрипела она: показалось, что она снова не может говорить, не может даже звука издать. — Рина, не вмешивайтесь. Бесполезно, поняла она. Перед матушкой за жену он заступился, а до девчонки-простолюдинки ему дела нет. Никому нет. Вон, пырятся из окон, как в цирке. Ненавижу! Она дернула дверь мобиля, толкнула — тоже без толку. Тогда, подобрав юбки, она вскочила на сиденье и выпрыгнула из мобиля прямо поверх дверцы. Фрау заткнулась, все любопытные лица повернулись к Ринке, даже трусливый парень забыл, что он трусливый, и смотрел не нее, открыв рот. Но Ринка на все это не обращала внимания, как и на собственного супруга. Она подлетела к опешившей фрау и загородила собой рыжую девчонку. — Вы! Не смейте ее трогать! А вы… — она ткнула пальцем в трусливого парня, сейчас безумно похожего на Влада, — тряпка, а не мужчина. Это вас надо в полицию! Как вы можете!.. Она осеклась, потому что ей на плечо легла тяжелая некромантская рука. Или потому что голос вдруг пропал, прямо как тогда, два года назад… — Дорогая, не волнуйтесь так. Это всего лишь тупые простолюдины без чести и совести, — холодный голос герцога Бастельеро тек, как сок анчара. — Вы расстроили мою супругу. Блондинистая фрау больше не была красной, нет. Теперь она была серой, и ее сыночек — тоже. Но фрау не готова была так просто сдаться, когда речь шла о защите цыпленка. Дрожа и заикаясь, она закрыла его собой. — Прошу прощения, ваша светлость, но это всего лишь падшая девка, она недостойна… — Не вам решать, кто и чего достоин, — голос некроманта стал еще морознее, а лицо фрау — еще серее. — Дорогая, не думаешь ли ты, что этих дерзких простолюдинов следует превратить в крыс? Или, может быть, в клопов? Ринка зависла. Что это с господином герцогом, полковником и некромантом? Он же не хотел… он же… он же должен вести себя совсем иначе! Почему он вдруг встал на ее сторону? И он что, в самом деле может превратить человека в крысу?! Как?! Вот бы на это посмотреть!.. Так. Стоп. Не увлекайтесь, Рина Николаевна. Это же люди, хоть и твари. — Не достойны, — Ринка тоже задрала нос. — А эту девушку… — Ринка обернулась к рыжей, так и сидевшей на тротуаре и растерянно хлопающей глазами. — Как твое имя? — Ма… Магда, ваше сиятельство. — Магду я забираю с собой. Некромант рядом напрягся, но виду не показал. — Дорогая, зачем тебе эта оборванка? Дай ей денег, с приданым ее с радостью возьмет замуж какой-нибудь бюргер. — Я… мне… — в словах супруга был смысл, но все равно это было неправильно. Как будто она поманила девчонку защитой, и тут же от нее отказалась. Откупилась. Нет, так нельзя! Надо… да, точно! — Мне нужна служанка. Я возьму… то есть… — Но она же падшая девка!.. — придушенно вякнула фрау, а ее сыночек согласно закивал. — Пожалуй, все же в крыс, — задумчиво пробормотал Людвиг. — Лучше пристрелить, а то еще кого-нибудь покусают.