Кивком поблагодарив главу Ордена, барон уселся на вполне удобный гостевой стул. — На мадемуазель Амалии Вебер, — ответил он прежде, чем отхлебнуть из своей чашки. — Мы планировали, что месье Людвиг женится на вдове графа Рокле, а не на этой… ветреной мадемуазель. — Мадам Бастельеро бывает весьма неуступчива, — безэмоционально возразил барон и потер глаза. — Ваша светлость, я сделал все возможное. Мне удалось завербовать мадемуазель Вебер в самый последний момент, и поверьте, стоило это недешево. — Надеюсь, не деньгами Ордена, — проворчал Д'Амарьяк, и барон де Флер позволил себе мимолетную улыбку. А Д'Амарьяк потер седые виски и продолжил: — Отвратительные новости, барон. Я получил известие из Нового Света: кронпринц отплывает домой и прибудет не позже, чем через два месяца. Барон де Флер едва сдержался, чтобы не выругаться, как портовый грузчик. — Два месяца! — нахмурившись, повторил он. — У нас нет и одного. Лейб-медики дают его величеству не больше трех недель. Если боги будут очень добры, то четыре. Мсье Людвиг — наша последняя надежда. Барон мог бы ответить, что эта последняя надежда — самая ненадежная из всех возможных соломинок, но не стал. Если кронпринц не успеет вернуться, пока император жив, начнется гражданская война. Демонами покусанные герцоги ни за что не откажутся от шанса умостить задницы на трон, а дорогие соседи только и ждут возможности отхватить куски территории. Нет уж, лучше соломинка, чем гарантированный хаос и кровопролитие. — Бастельеро не идет на контакт. От денег он отказался, племянница императора в качестве невесты его не интересует, в карты он не играет, скачки не посещает, актрисок терпеть не может. Примадонну Императорской Оперы выставил из дома и послал учить сольфеджио! А моего лучшего агента проклял так, что орденские медики вторую неделю не могут вернуть ему человеческий вид. — При воспоминании о зеленокожем в оранжевый горошек агенте барон потряс головой: чувство юмора у мсье некроманта оказалось крайне специфическим. По типу «то ли плакать, то ли смеяться». — Мои люди пытаются выяснить хоть что-то об их родовой тайне, собрали всю информацию о его покойных женах, но пока ровным счетом ничего, на что можно было бы надавить. Надеюсь, молодая супруга найдет его секрет. — Не затягивайте, барон. Я точно знаю, что наша доблестная оппозиция тоже охотится за месье Людвигом. Но вычислить их агента мне пока не удалось. Вот зараза! — грохнул кулаком по столу карлик. — И не обратиться за помощью открыто! Наш выживший из ума старик перессорился со всеми дворами! Барон де Флер промолчал, хотя целиком и полностью был согласен с Д'Амарьяком насчет императорского маразма. Ругать его величество мог только месье Д'Амарьяк, всем остальным это грозило лишением головы. Глава 2, о цветных котиках, родне белых кроликов Москва, Россия Рина Натянув поверх любимой рубашки стеганную жилетку и схватив сумку с учебниками, Ринка выскочила за дверь и помчалась вниз по лестнице. На первом этаже она едва не сшибла бабульку божий одуванчик. — Ой, простите! — она поддержала соседку под острый локоток, а то еще упадет. — Ничего, деточка, не волнуйся. К тебе не приходила Аполлония? — Нет. Извините, я… — Ничего-ничего. На улице дождик, как бы Аполлония не простудилась… Последние слова бабульки заглушил гул открывающейся двери в подъезд. Ринке хотелось бы надеяться, что это пришла Аполлония порадовать свою бабульку, но, увы, кошке металлическая дверь была не по зубам. И не по лапам. А вот Петру… — Я уже иду, Петь! — крикнула она и ссыпалась по последнему лестничному пролету прямо в руки своему… ухажеру? Кавалеру? Парнем или бойфрендом назвать Петра язык не поворачивался. Слишком взрослый, серьезный и основательный, одни офисные костюмы чего стоят! Честно говоря, Ринка никак не могла понять, что он в ней нашел: ни особой красотой, ни умом она не блистала. На биофак МГУ поступила только потому, что бабушка сорок лет там преподавала, а куда хотела — ее не взяли. И не возьмут уже. Ринка помотала головой, отгоняя болезненные воспоминания. Хватит. Не случилось — и не случилось. Плакать она больше не будет. Не дождутся! — Ты опять не посмотрела на градусник, — раздался над ухом хорошо поставленный начальственный тенор. — Я же просил, одевайся как следует. Ринка вздохнула и зажмурилась. Она бы лучше укрылась под лестницей, а еще лучше — под льдиной на Северном полюсе, но от Петиной заботы так просто не скроешься. Где угодно достанет. Потому Ринка, прикусив язык во избежание бессмысленного и беспощадного скандала, издала мычание, которое при желании можно было принять за согласие, раскаяние и даже торжественное обещание всегда-всегда смотреть на градусник. И надевать шапку. И перчатки. И калоши. И тулуп! Два тулупа!!! — Не пыхти, Рина. Я о тебе забочусь, — укоризной в голосе Петра можно было молоко сквашивать. — Я не могу допустить, чтобы моя невеста, будущая мать моих детей, по-глупому простудилась и заболела ангиной! От упоминания будущих детей в горле образовался комок, и еще больше захотелось куда-нибудь деться, но Ринка напомнила себе: все хорошо. Все давно прошло и больше не повторится. И вообще, Петр — именно такой мужчина, который ей нужен. Основательный. Ответственный. Для него семья на первом месте. Радоваться надо! А что воспитывает… ну… у каждого свои недостатки. Ринка потянула Петра из подъезда. Ладно, выслушать нотацию она может, в конце концов, в самом деле оделась не по погоде и зонтик забыла. Но не при соседке же! Отчитывает, как двоечницу-первоклашку! — Идем, мне пора на лекцию. Волшебное слово «лекция» сработало. Петр очень одобрял здравый подход Ринки к учебе — в смысле, что надо получить хорошее образование, и в универе надо учиться, а не гульки гулять и водку пьянствовать. Прямо как папа… Нет, не стоит по сотому разу прокручивать: а если бы папа отреагировал иначе? А если бы она смогла найти нужные слова? Если бы, если бы! Если бы все сложилось так, как мечталось — она сейчас была бы замужем за совсем другим человеком, и она ездила бы не в универ, а в консерваторию… И не вздрагивала бы при каждом звонке от отца. — …не забудь, в пять часов… — тем временем продолжал нудеть над ухом Петр, открывая перед ней дверцу «Опеля». — Рина, ты меня слушаешь? — Конечно, Петь. Заедешь в пять часов. Не забуду. Петр нахмурил густые русые брови и, сложив черный зонт с костяной ручкой, сунул его Ринке в руки. — Возьми с собой. Еще не хватало тебе промокнуть. Надо было сказать спасибо. Надо было почувствовать благодарность. Но почему-то не получалось, и Ринке стало отчаянно стыдно. Вот что она за скотина такая бесчувственная? То есть, конечно, Петр ей нравится. Она, наверное, его любит. Он симпатичный. Не красавец, конечно — и слава Ктулху! Хватит с нее избалованных красавцев! Петр — именно такой мужчина, который ей нужен. Массивный, черты тяжеловатые, но породистые. Харизмы не хватает, но зачем ему? Еще бы улыбался почаще. Ему очень идет улыбка. Ринка покосилась на Петра, выводящего «Опель» из узенького проезда между домами. Вот бы Петр был не таким практичным и серьезным! Цветы бы дарил иногда. Шутил. На ее анекдоты бы смеялся, а не морщился. В кафешку бы позвал, просто так посидеть и потрепаться о книгах, а то и потанцевать… Да хоть разговаривал бы с ней, а не только воспитывал! — Петь, а давай сходим сегодня кофе попить вместе, а? Петр снова нахмурился. — Ты каким местом слушала, Рина? Я же сказал, мне сегодня нужно доделать отчет. — Просто зайдем выпить кофе по дороге, это же совсем недолго, Петь, — в голос прокрались отвратительно жалобные нотки. — Ладно. Но только недолго! Ринка сжала кулаки и отвернулась, сделав вид, что за окном машины что-то невесть какое интересное. Сколько раз обещала себе: не просить! Не унижаться! Надо быть взрослой и самодостаточной. И хоть кошку завести, что ли. Взгляд Ринки скользнул по автобусной остановке, зацепился за трехцветную кошку, сидящую на лавке, и тут в мозгу щелкнуло: Аполлония! Вот же она! — Петь, останови! Там кошка!.. — Какая еще кошка, Рина! Что за глупости! — разумеется, Петр и не подумал затормозить. — Соседкина, Аполлония. Бабулька старенькая, волнуется. Пожалуйста, Петь! — Рина. Я не могу опаздывать на работу. Позвони соседке и скажи, где видела кошку. Она сама заберет. — У меня нет ее телефона. — Значит, кто-то другой ей скажет. Ты прекрасно понимаешь, что нельзя опаздывать на лекцию только потому, что у кого-то сбежала кошка. Твоя система приоритетов… О боже. Боже! Только не это! Ринка мысленно застонала и так же мысленно зажала уши руками. Зачем она дала повод, теперь Петр до самого универа не замолчит! Она оказалась права. Все пятнадцать минут, что они ехали до Воробьевых, Петр с абсолютно серьезным видом читал ей лекцию о важности образования, пунктуальности и прочей хрени. А она смотрела на проносящиеся мимо дома, столбы, желтеющие деревья — и видела перед собой кошку. Пушистую, трехцветную, домашнюю кошку, внезапно лишившуюся дома. А может быть, и чего-то большего, чем дом. То есть, конечно, Ринка прекрасно понимала, что это глупо — проецировать на животное собственные беды, но… Одиночество. Ненужность. Осенняя холодная хмарь. Одиночество. Нельзя оставить кошку там. Она же домашняя, глупая зверюшка, она же не умеет жить на улице и наверняка не найдет дорогу домой. А вечером ее какой-нибудь бомж найдет и съест, она же не помоечная тощая кошка, а упитанная, домашняя. Совсем-совсем беззащитная. Надо вернуть ее домой. Пусть хоть у кошки все будет хорошо! — Ровно в пять, не опаздывай. Ринка так глубоко ушла в свои мысли, что не заметила, как «Опель» остановился напротив универа. Вот и хорошо, занудная нотация пролетела мимо ушей. И вообще, хватит уже Петру решать за нее. — Ага, — бросила она, подхватила сумку… — Зонт, Рина! — Угу, — забрала протянутый зонт и тут же его раскрыла: с хмурого неба капало. А сделав несколько шагов в сторону универа, обернулась, убедилась, что Петр отъехал и занят дорожным движением — и побежала обратно, к переходу. Был шанс успеть на автобус, показавшийся в конце квартала.