– Не хочешь сказать мне, в чем дело? – Я устала пытаться с тобой говорить, – просто ответила она, сложив руки под грудью. – Сегодня, впервые за три месяца, ты сам задаешь мне правильный вопрос. Мы уже давно перестали быть напарниками – вот в чем дело. – Что это значит? – Ты никогда о себе ничего не рассказывал, но раньше нас связывало настоящее, а прошлое значения не имело. Теперь прошлое стало для тебя важнее всего, а твое настоящее больше никак не связано со мной. Грустный взгляд ее голубых глаз скользнул чуть в сторону, и Макс обернулся, следуя за ним. Дэн сидел на подоконнике круглого окна вместе с Экой. Они словно спорили на любимую тему, потому что она с широкой улыбкой и вскинутыми руками что-то объясняла, а у Дэна был такой самодовольный вид, какой обычно бывает у человека, добившегося расположения другого и заставившего его это демонстрировать. Макс невольно вспомнил, как сам проводил с ней время после тренировок и как давно это было. Подступающая пустота начала покалывать кончики пальцев. – Я чувствую себя самым неподходящим для тебя напарником, – проговорила Аня. Он вернулся к ней взглядом: – Лучше тебя нет. – Да. – Аня слегка улыбнулась. – Наверное, мне грустно, потому что ты будто больше и не хранитель. Не знаю… если тебе и нужен напарник, то среди нас его нет, – сказала она и собралась вернуться в бокс. – Подожди. – Макс прошел вперед, окликнув ее нового напарника: – Лёх, слушай, по делу того пропавшего парня… Влад, кажется? Тут всплыло, что пропал он в Чертоге. Возможно, дело рук какой-то новой банды. Это бы проверить. – Вот это поворот, – проговорил Лёша, пожимая ему руку. – Никто из хранителей в здравом уме туда не сунется. – Говорят, что эти бандиты из Красного реестра. Собирайте егерей, у которых ордера на поимку особо опасных, и вперед. – Нужен свидетель, от которого появилась эта информация. – Его не будет, – отрезал Макс. – Кто-нибудь да согласится. Если что, я тоже готов спуститься. – Понял. Поговорю с парнями. – И еще… – Макс задержался перед выходом из бокса, указывая на вошедшую Аню: – Глаз с нее не своди. Случится что-то, я тебя урою. – Принято! – рассмеялся Лёша. Эка с пониманием оставила их с Дэном, когда Макс подошел к окну, на котором они сидели. В своей толстовке с широким капюшоном и черных спортивных штанах брат выделялся среди курсантов, одетых по форме, как монах среди английских студентов. – Я ценю все, что ты сделал для Яры. – Каждое слово давалось Максу тяжелой победой над собой, но должно было прозвучать. – Это важно не только потому, что она осталась цела, но и потому, что с тобой все в порядке. Дэн поднялся с подоконника и закинул сумку на плечо, давая понять, что тема разговора ему не нравится. – У меня нет иллюзий на свой счет. – А кажется, наоборот, – эти слова слетели с языка, до того как Макс успел их обдумать. Брат быстро почувствовал перемену в его голосе: – Говори сразу, к чему клонишь. – Как у тебя выходит забирать все, что мне дорого? – Не понимаю, чего тебе сейчас-то надо, – все-таки заговорил Дэн и задумался, эти мысли его задержали. – Яра тебя отшила? В этом дело, да? – Я люблю ее. – Три простых слова опустошили его так, словно больше внутри ничего и не было. – Ты любишь только свои крылья. – Крылья, – повторил Макс, мотая головой, а в его голосе росло напряжение. – Суть не в них, а в том, с чем я живу каждый день, какой вопрос задаю себе каждое утро. Кто я? Я не собираюсь спускать Ратманову с рук то, за что он должен гнить в измерении, – вскипел он и про себя еще трижды повторил последнюю фразу, словно пытаясь убедиться в степени ее жестокой справедливости. – Как без крыльев, по-твоему, можно разобраться с той мразью, которую приходится называть отцом? У Дэна явно был хороший ответ, тот самый ответ, который в глубине души устроил бы и Макса, но брат решил оставить его при себе. – И именно в тот момент, когда я встречаю девушку, рядом с которой становлюсь тем, кем хочу быть, – продолжал Макс, но потоки слов на пути к брату словно теряли курс и не достигали своей цели, – я получаю возможность разобраться с тем, кто я на самом деле. Дэн утомленно качнул головой. – А сейчас, – продолжал Макс, – я вижу, как ты смотришь на нее, как она смотрит на тебя, и узнаю, что за то время, которое я дал ей разобраться в себе, ты у меня за спиной влез ей в душу со своим горем. Глухой отрывистый смех брата пронзил непонимание между ними. – Ты, как всегда, очень стройно выкручиваешься и забываешь главное – ты сам все просрал, – с этими словами Дэн пошел в раздевалку. Макс развернулся, продолжая говорить ему вслед: – Думаешь, Яра хорошо представляет, что ее ждет рядом с тобой, когда заступается за тебя, когда начинает доверять уголовнику на досрочном? – Я разве похож на осла, который живет иллюзией, что нужный человек рядом заставит меня быть кем-то другим? Я честен с окружающими, а главное – сам с собой, и тебе бы стоило, – не оборачиваясь, говорил Дэн. – Просто признайся, что на самом деле хочешь трахнуть Сагу. Ладони Макса обессиленно сжались. Он не понял, как все произошло, но быстро почувствовал желанное облегчение, выветрившее слабость из его кулаков, и яростные удары по своему доспеху в ответ. Они с братом свалились на пол и боролись, пока их не растащили курсанты под крик Эки: – Какого вы, два взрослых мужика, здесь устроили?! – Иди трахнись и уймись! – орал Максу Дэн, которого оттаскивали сразу три курсанта. Разноцветные потоки нейтрализующей магии окутали обоих братьев с ног до головы. – Макс, – уставилась на него Эка, – что с тобой? – О, ты тоже на его стороне? – разочарованно бросил он и рывком плеча показал, что держать его уже не нужно. – Хотите отношения выяснять – идите на ринг, – крикнул кто-то из толпы курсантов, собравшейся вокруг них. – Он там сразу ляжет, – ответил Дэн. – Давай! – Макс подался вперед, и его снова схватили двое парней. – Думаешь, ты один тут на что-то способен? Через десять минут они оба стояли у ринга, испуская такой горячий жар ненависти друг к другу, что парням, бинтовавшим им руки, приходилось утирать пот со лба. Эка надела на них шейные цепи с видом, будто это единственное условие, которое позволило ей отдать им свой зал на растерзание. Дэн вскочил на ринг. – За свои преступления я был наказан и в заключении много думал о том, что за поступки, которые совершил ты, тебя никто не осудит, – с закипающей злостью начал он, растягиваясь на канатах. – Признаешься ли ты, Максим Евгеньевич Тенёв, что предал свою семью? – Я признаюсь только в том, что ушел вместо того, чтобы быть поддержкой для вас обоих, – ответил Макс, поднимаясь наверх и сближаясь с братом в центре. Он коснулся перчаткой его правой руки и встал в стойку. – Наша мать была неизлечимо больна. Быстрый удар Дэна встретил защиту. Брат кружил вокруг, без конца меняя курс, сбивая с толку. Уклонившись от удара левой, он шагнул в сторону, и его локоть напоролся на предплечье Дэна. – Может, семнадцатилетнему мальчишке нужно было ограбить банк и сесть в тюрьму, оставив вас двоих и дальше гнить в нищете? – Макс свалил брата с ног, сковал его со спины, удерживая локтем и своей ногой его бедра, всем весом не давая ему вырваться. – У нас, кроме нее, никого не было, – хрипел брат сквозь захват. – Она была только у тебя! – не помня себя от ярости, кричал он. – А я просто смотрел со стороны, как это, когда тебя любят! – Целители из Чертога лечили столько же людей, сколько лечат магов в лечебке Цитадели… – Это нарушение закона! Дэн освободился и перевернулся через него, двумя ногами схватил правую руку Макса, своей левой блокировал его левую и взялся за удушение. – В мире, где жили мы, таких законов не было. Мир становился меньше, словно проскальзывал в слив раковины. Макс тонул вместе с ним, затянутый огромным водоворотом. Злость окрасила лицо брата кровавой краской, заставила вены проступить на лбу, превратила его в воинственного демона в угрожающей маске. Макс хлопнул ладонью по мату. Смертельные тиски ослабли, и мир хлынул назад, наполняя легкие воздухом, голову кровью и грудь болью. Дэн поднялся на ноги и протянул ему руку. Несколько мгновений они стояли друг напротив друга. Прогорклое чувство вины, внезапно притупившаяся боль и вместе с ними едва уловимая, необъяснимая – вопреки всей логике – свобода. – Тенёвы! – окликнул их появившийся в толпе у ринга Мортен. – Есть разговор. Переодевайтесь. Я жду вас у себя в кабинете. Они молчали, пока шли к раздевалке через толпу хранителей, ободряюще хлопавшую их по спинам, молчали, пока переодевались, и потом до самого кабинета Мортена ни сказали друг другу ни слова, но это молчание больше не было отталкивающим. Образовавшаяся тишина камень за камнем раскладывала ограждающую стену озлобленности между ними в длинный, извилистый путь и звала обоих ступить на него. У Мортена в кабинете Макс заметил, что стойкая улыбка исчезла с лица норвежца, вернув непривычную природную суровость его чертам. Вместе с ним в комнате, отделанной белым и серым мрамором, их встретил еще один старший хранитель – надзиратель тюремного блока. Второй всегда внешне казался подходящим для своей должности: чрезмерно худой, сутулый, с осунувшимся лицом. Сейчас же в светлом и мягком освещении Цитадели он в действительности выглядел как властитель подземного царства, неохотно поднявшийся из своей преисподней. Недовольство одолевало его так, как способно одолевать только тех хозяев, в чьи неприступные владения вторглись самозванцы и учинили там ранее невиданные беспорядки. Они с братом сели за широкий стол напротив старших хранителей. – Две новости, – заговорил Мортен. – Сегодня ночью произошло нападение. Женя в лечебном крыле. Его уже несколько часов не могут вернуть в сознание. – Вторая новость хорошая? – с надеждой поинтересовался Дэн. – Управляющий Ратмановых мертв, – севшим голосом ответил Мортен. – Его зажарили прямо в камере. – Кто это сделал? – в один голос спросили братья.