— Я сказал правду. Кать, скажи, что вкусно! — Фкушно! — еле выдавила из себя Козочка и продолжила жевать макароны, а проглотив их сказала: — Твоя яичница с этим ни в какое сравнение не идет. — Вредина. — Я улыбнулся. — Ведь вредина же. Еще и хитрая, как лиса. — Как мой сенсей? — Нет, как млекопитающее с медной шерстью и особой любовью к воровству. — Женя! — строго произнесла мама, вызвав мой смех. — Я не специально. Какой вопрос, таков и ответ. — Боже, кого я воспитала! — запричитала самая прекрасная женщина в мире. — Взрослый детина, а поведение как у подростка. Не стал ее переубеждать и украл макаронину у дочери. Та прищурилась подобно бабушке, схватила вилку всей ладонью и яростно пырнула ею кусок мяса в моей тарелке. — Зуб за зуб! — мстительно произнесла Козочка, и кусок куриной грудки пропал у нее во рту. — Ну, знаешь ли, это скорее глаз за зуб. Бартер совсем нечестный получается. — Ты крадешь у детей, так что все честно! — Она прикрыла рукой свою тарелку и предупредила меня взглядом больше не лезть на ее территорию. — Кстати о сенсеях, — заговорила внезапно мама. — Кто будет вести группу? — Одна из учениц Дюдюка — Лиса. Черный пояс, — ответил ей. — Это хорошо. — Ба, а ты знаешь, что папа проиграл бой? — вклинилась Катюша в разговор взрослых и начала в красках описывать схватку с Котовым, отметив стойкость своего отца и ловкость противника. А мои воспоминания тем временем подкидывали совсем другое — Лису. Интересно, какая у нее татуировка на шее? Пока ел, решил, что обязательно загляну к ней завтра, хотя бы поглазеть издалека. Конечно, это походило на поведение прыщавого подростка, однако на большее я был не готов. И вообще, Кристина права. Вряд ли кто-то займет в моем сердце столько же места, сколько отводилось Нике. Образ моей жены до сих пор преследовал меня. Особенно темные прямые волосы, которые она завязывала в низкий хвост и перекидывала через плечо. Вероника любила платья и сарафаны, часто носила простые лодочки и красила губы бесцветным блеском. Она всегда пахла ягодами. Шампунь, крем, духи — все отдавало сладостью, сочностью, юностью… С тех пор как она ушла, я ни разу не встречал женщин, от запаха которых мог бы потерять голову. Они все манили, но уже не так. Порой я думал, что дело в ощущениях. Стоит человеку попробовать что-то впервые, как он помнит этот момент всю оставшуюся жизнь. Первая любовь, становление мужчиной, предложение, брак… Моя первая девушка и жена — Ника. Я считал ее своей главной победой, радовался как ребенок, покорив эту крепость, на деле оказавшейся хрупкой и бесконечно нежной девушкой. Все в ней было особенным, чистым… даже смерть. — Женя? Я посмотрел на встревоженную мать и улыбнулся. — Все хорошо. — Уверен? — Абсолютно. — Отложил вилку. — Спасибо. Было вкусно. — Ты не доел, — проворчала она, но ощутив мой поцелуй на своем виске, тут же оттаяла, пошутив в своей манере: — Это коррупция в чистом виде. Подкуп госслужащего карается законом. — Я уже откупился. Исправительные работы сроком в десять лет — не шуточки. — Эй! — возмутилась Козочка, сообразив, что речь о ней. — Я ваше счастье, а не наказание! — Тебе еще за вазу отвечать, — пожурила ее бабушка, и маленькие плечи медленно поползли вверх, пряча шею. Глава 9. Волков Утром в десятом часу я припарковался возле додзё. Настроение было дерьмовым. Новое дело по убийству женщины, произошедшее прошлой ночью, поручили Хрустеву. Уж не знаю, к кому он там подлизывался, но поведение начальства начинало раздражать. Создавалось ощущение, что либо меня игнорируют, намеренно топят и не дают показать себя, либо кое-кто заострил зубы. И этот загадочный ублюдок профукал дело Дюдюка, сомнительный случай гибели тридцатилетней женщины тоже наверняка замнет. — Руслан быстрее. Она голову открутит за опоздание! — Да бегу я, бегу. В дверях мимо меня, запыхавшись, прошмыгнули два пацана двенадцати лет. Понять, о ком именно они говорили, многого ума не надо — единственной женщиной в учителях значилась Ева. Черт! Как бы она мне помогла, вспомни хоть что-нибудь. Я вздохнул и направился в кабинет Степаныча. Он как раз выходил из него. — А-а, Женя. — Мужчина протянул мне руку. — Я на пару минут в зал. Подождешь или спешишь? — Подожду. — Тогда входи. Он направился туда, откуда были слышны возгласы учеников. А я, понаблюдав за его грузной походкой, вошел в уже знакомое помещение. Сел на стул и уставился на стенд, где висели все те же фотографии. — Сергей Степа… — дверь резко распахнулась, и в кабинет заглянула Лиса. Увидев меня, она удивленно застыла. — Привет, — отчего-то заулыбался я. — Здравствуйте, Евгений. — Ева смешно тряхнула хвостом и спросила: — Вы Сергея Степановича не видели? — Ушел в зал. — Спасибо. Дверь закрылась с легким хлопком, и я остался в тишине со своими мыслями. Она была в кимоно с черным поясом. Розовые щеки, брови домиком и маленький носик. А татуировка… Кажется — это была мордочка какой-то ящерицы. Хамелеон? Достав телефон, сразу ввел в поисковике запрос, но изучить ответы не успел. Степаныч вошел и посмотрел на меня со всей серьезностью. — Ты по делу Дюдюка или как? — По нему. Изучил материал, который я оставил? Он прошел на свое место и достал из ящика стола мою папку. — Да, но знаешь, я вряд ли смогу помочь. — Степаныч растер лицо. — Серьезно. Вся информация расплывчата. Лучше бы ты это Еве показал. — А она психологически выдержит? — Не уверен. Тем более после того, как к ней заявился Нестеров. Жень, может, вместо расследования дела своего учителя, ты возьмешься за защиту Евки? Девушка похоже влипла. — Объясни. — Я напрягся. — А что тут объяснять? Нестеров наверняка предложил ей большие деньги в обмен на индивидуальное обучение в пределах своего дома. Либо чем-то пригрозил. Я пока не успел с ней серьезно поговорить, но когда этот богатенький папаша заявился ко мне в кабинет, чуть челюсть не уронил. Она же на дух не переносит тех, у кого пальцы веером. Мои кулаки невольно сжались, и вывод напросился сам собой: — Значит, угрожал. — Вот урод! — воскликнул Степаныч и вскочил. — Я с ним не нашел общего языка. Попытался внести ясность, что Ева не просто какая-то баба, которую можно использовать, как разменную монету в своих делах, а он бросил свою фирменную ухмылку и свалил в закат. Только, знаешь, нервный был какой-то. — Я тебя понял, — сказал ему, прикрыв на несколько мгновений веки. — А по делу Дюдюка точно ничего сказать не можешь? Или не хочешь? В помещении установилась тишина, нарушаемая свистливым дыханием Степаныча. — Заболел? — спросил его. — Простудился немного. Сквозняк, видать, поймал. И это… Есть одна личность, которую стоит проверить. Я по своим связям кое-что пробил. — Тогда почему несколько минут раньше говорил иначе? — посмотрел в спину одного из друзей своего учителя. — Потому что ты лезешь в клоаку. — Он обернулся. — Слышал когда-нибудь об Ивашине? — Допустим. Информацию о нем еще следовало бы пробить, но кое-что мне было известно. Хоть и в общих чертах. Он вроде занимался добычей руды на севере, а именно — на Чукотке. — Так вот, — Степаныч шмыгнул носом. — На приеме, где были Ева с Дюдюком, присутствовал Ивашин. А где он, там и Танат.