Втроём – к поискам присоединился встревоженный Гинзберг – они вернулись к отсеку управления, снова заглядывая по пути в каждую кабину. Пусто, везде пусто. – Может быть, он в кабине стазиса? – предположил запыхавшийся Крамаренко. – Я был там только что, пусто, – ответил Гинзберг. – Его нет нигде. Лазарев с силой вдохнул воздух и выпустил его через сжатые губы. Где, где, где, где он может оказаться, как это вообще могло получиться. – Командир, – послышался из динамиков голос «Авроры». – Рутгер Нойгард в двигательном отсеке. Все трое помчались обратно в конец коридора, снова мимо кают-компании, снова мимо столовой, мимо генераторного отсека. Нойгард стоял возле пульта управления двигателем с открытой крышкой и изучал микросхемы, сверяя их со своим планшетом. При виде Лазарева, Гинзберга и Крамаренко он повернул голову в их сторону и посмотрел на них непонимающими синими глазами. – Всё в порядке? – спросил он. – Нойгард, сукин сын. – Лазарев только сейчас понял, что еле говорил от усталости. – Где ты был? – Здесь, – ещё больше удивился Нойгард. – Надо было проверить резервный пульт управления двигателями. Тут всё в порядке, беспокоиться не о чем. Что случилось? – И ты не слышал меня по радио? – По радио? Лазарев закрыл глаза. Сделал вдох. С силой выдохнул. Молча развернулся и быстрым шагом направился к отсеку управления. Дойдя до своего места, он без сил рухнул в кресло и откинулся на спинку. Несколько минут он сидел, молчал и пытался отдышаться. Снова посмотрел на экран навигации. Ничего нового. – «Аврора», – заговорил он наконец. – Что произошло? – Вероятно, произошла ошибка, – сказала «Аврора». – Ошибка? Вероятно? У меня на корабле пропал человек. – Не пропал. – Ты не видела его датчик. Его не было ни в одном отсеке. – Он был возле резервного пульта управления двигателем. – Но ты его не видела! – Лазарев сорвался на крик. – Вам следует успокоиться. – Я не успокоюсь, пока не пойму, что это было. – Вероятно, произошла ошибка. Лазарев ударил кулаком по столу перед пультом. – Какая ещё к чёрту ошибка! «Аврора», я повторяю, у меня на корабле на несколько минут исчез человек. Это серьёзный сбой. Это проблема. – Возможно, плохо сработала система распознавания датчиков, либо же датчик барахлит у Рутгера Нойгарда. Я запущу диагностику систем. – Запусти. Но я верю своим глазам. Его не было нигде. Вообще нигде. – Может быть, он где-то был, но вы его не заметили. – Я ещё раз говорю: мы пробежали весь корабль, его нигде не было, а потом он появился в двигательном отсеке, как из воздуха, – сказал Лазарев. – Вам необходимо успокоиться. У вас очень частый пульс и сильное сердцебиение. Пожалуйста, примите более удобную позу и расслабьте плечи. – Ты издеваешься? – Нет. Я выполняю свою работу. Лазарев скрипнул зубами, запрокинул голову и закрыл глаза. – Хотите, я почитаю вам стихи? – сказала вдруг «Аврора». – Читай. Делай, что хочешь. – Мне выбрать стихотворение самостоятельно? – Делай, что хочешь, – повторил Лазарев. – Мне очень нравятся стихи Бориса Поплавского. «Как тебе могут нравиться стихи, – подумал Лазарев, – ты же робот» – впрочем, какая разница, пусть читает, что хочет. Надо отдохнуть и наконец-то поспать. Он только сейчас понял, что не спал уже тридцать часов. – Делай, что хочешь, – повторил он в третий раз и закрыл глаза. – В чёрном парке мы весну встречали, Тихо врал копеечный смычок. Смерть спускалась на воздушном шаре, Трогала влюблённых за плечо. Розов вечер, розы носит ветер. На полях поэт рисунок чертит. Розов вечер, розы пахнут смертью, И зелёный снег идёт на ветви[6]. «Гинзберг прав, – думал Лазарев, – он чертовски прав – нас запустили в этой железной болванке за миллиарды километров от дома, и никто не знает, что будет дальше, – даже они, те, кто запускал, не знали, что будет дальше и будет ли хоть что-то. Даже я, командир корабля, уже не знаю, что происходит на борту. И даже “Аврора” не знает. Не знает никто». – Тёмный воздух осыпает звёзды, Соловьи поют, моторам вторя, И в киоске над зелёным морем Полыхает газ туберкулёзный. Корабли отходят в небе звёздном, На мосту платками машут духи, И, сверкая через тёмный воздух, Паровоз поёт на виадуке. «Позади бесчисленные миллиарды километров чёрной пустоты, впереди – неизвестная планета, маленький шарик, летящий в бездну, такой же шарик, как и наша Земля, но совсем чужой. Может быть, он тоже когда-то был такой же Землёй, а может, ещё будет. Может, мы там увидим нечто невероятное, новое, потрясающее. А может быть, не увидим ничего». – Тёмный город убегает в горы, Ночь шумит у танцевальной залы И солдаты, покидая город,