Посидев на песке десять минут, он вздохнул, встал и пошёл дальше. – Аврора, – спросил он вдруг в микрофон. – Скажи, всё ли в порядке? Песчаных бурь не предвидится? – Вы уже спрашивали о прогнозе, командир, – отозвалась «Аврора». – И я сказала, что буду предупреждать о неблагоприятных погодных явлениях. Пока что я их не прогнозирую. – Да, да… – сказал Лазарев. – Хорошо. Молодчина. Следи. На станции всё в порядке? На корабле? В посадочном модуле? – Сигналов о нарушении работы каких-либо систем корабля, посадочного модуля и исследовательской станции не поступало. Если хотите, я могу провести диагностику систем корабля. – Проведи. И кстати… – Он остановился. – Слушай, «Аврора», почитай мне стихи. Он сам удивился мысли, которая пришла ему в голову. Но «Аврора» неплохо читала стихи. В конце концов, будет не так скучно идти. – Конечно, командир. Что бы вы хотели услышать? – Не знаю… – Он неторопливо зашагал дальше. – Что-нибудь о дальних странствиях, героях… Что-нибудь такое, что сейчас зашло бы под настроение. Понимаешь? – Понимаю. Хотите послушать Гумилёва? – Давай. Он улыбнулся и продолжил идти в размеренном темпе, а «Аврора» начала читать. – Я конквистадор в панцире железном, Я весело преследую звезду, Я прохожу по пропастям и безднам И отдыхаю в радостном саду. В панцире… Лазарев снова улыбнулся. Песок под ногами сменил цвет с медно-рыжего на желтоватый с золотистым оттенком. Впереди море, которое, может быть, ответит на его вопросы. – Как смутно в небе диком и беззвездном! Растёт туман… но я молчу и жду И верю, я любовь свою найду… Я конквистадор в панцире железном. Лазарев шёл, не чувствуя, как гудят ступни, как вспотели волосы под шлемом, как тяжело каждый раз сгибать ногу в правом колене – видимо, что-то случилось с гофрированным наколенником, и надо будет как следует осмотреть его на станции, – он шёл и думал о том, что совершает самое далёкое путешествие в истории человечества. Тот самый подвиг, о котором говорил ещё тогда, на Земле. То, ради чего жил. – И если нет полдневных слов звездам, Тогда я сам мечту свою создам И песней битв любовно зачарую. Я пропастям и бурям вечный брат, Но я вплету в воинственный наряд Звезду долин, лилею голубую. Впереди, в вязком мареве горизонта вдруг сверкнул и исчез белый блик. Лазарев остановился и присмотрелся. На горизонте чернела еле различимая полоса, неровно подёргивающаяся в блестящих переливах. Это море. Он сверился с навигатором. Да, точно. Совсем близко. Два километра. Вот оно. Лазарев пошёл быстрее. – «Аврора», я вижу море. Наконец-то я дошёл, – сказал он. – Будьте осторожнее, – ответила «Аврора». Он шёл и шёл, и море было огромным, маслянисто-чёрным, оно блестело расплывчатыми бликами в свете звезды и сливалось на горизонте с зелёным небом, где роились рваные бледно-жёлтые облака. Вот оно. Наконец-то. Подойдя ближе к берегу, Лазарев заметил, что песок постепенно переходит в гальку. Наклонился, взял несколько круглых, отёсанных волнами камней, рассмотрел их. Камни как камни. Как на Земле. Он положил камни в контейнер для проб и пошёл дальше. В десяти метрах от моря галечный берег резко уходил вниз, и спускаться пришлось осторожно, чтобы не упасть и не повредить скафандр. Чёрные волны неторопливо накатывали на берег, закипая грязно-коричневой пеной – одна за одной, расшевеливая мелкие камешки и унося их с собой. Через внешний динамик Лазарев слышал, как шумит море, как перекатывается галька, как плещется вода. Вот оно. Он подошёл ближе к воде, следя за тем, чтобы волны не добрались до ботинок. Снял с пояса раздвижную металлическую палку-манипулятор, осторожно нагнулся и погрузил её конец на пару сантиметров в воду. Лучше пользоваться манипулятором – кто знает, из чего состоит эта вода и что за примеси делают её такой чёрной. На всякий случай лучше не допускать её попадания на скафандр. Достал манипулятор, осмотрел – ничего необычного. Просто чёрная вода. Тогда он вытащил из подсумка ещё одну баночку для сбора образцов, прикрепил её к манипулятору, погрузил в воду и зачерпнул. Есть образец. Вода выглядела густой и чёрной, судя по всему – чуть более плотной по консистенции, чем на Земле. Он плотно закрыл баночку и сунул в подсумок. Теперь надо взять ещё одну пробу, более глубокую. Он сделал шаг вперёд и тут же отдёрнул ногу – приближалась высокая волна, сильнее, чем предыдущие. Отошёл на пару шагов назад. Волна накатила на берег и разбилась грязными маслянистыми брызгами. Судя по всему, ветер усиливался. Лазарев достал другую баночку, прикрепил к манипулятору, дождавшись промежутка между волнами, подошёл почти вплотную к воде, погрузил палку на максимальную глубину – так, чтобы она коснулась дна, – зачерпнул и тут же сделав два быстрых шага назад. Это было вовремя: ещё одна волна, взгорбившись высоким гребнем у самого берега, обрушилась на камни и расплескалась коричневой пеной. Лазарев тут же осмотрел скафандр и увидел, что несколько капель оказались на носу ботинка. Придётся отчистить песком, подумал он. Глубинный образец оказался более густым, почти как нефть или чернила. Он плотно закрутил крышку и положил баночку в подсумок. Два образца. Достаточно. Пора возвращаться. И ветер явно усиливается, а волны становятся больше. – «Аврора», у моря усиливается ветер. Ты уверена, что с погодой всё будет в порядке? – спросил Лазарев, поднимаясь наверх. – Я фиксирую усиление ветра, но опасных погодных явлений не прогнозирую. – Хорошо. Он ещё раз оглянулся на море. Оно стало будто ещё плотнее, его чёрная гладь морщинилась волнами, вспенивалась грязно-коричневым и искрилась оранжевыми отблесками. Облака на горизонте из лимонно-жёлтых стали грязно-рыжими, они становились плотнее и гуще. Море определённо начинало волноваться: на том месте, где раньше стоял Лазарев, уже вовсю плескалась пена.