Я устроился под любимым деревом, огромным дубом. Судя по его размерам, он был очень старым. Если спилить дерево и посчитать кольца, наверное, их оказалось бы много — сто или даже больше. Приходили и уходили годы, а дуб все стоял на месте и смотрел вниз на остальной лес. Дерево в самом деле было очень красивым. Шло время, и я устроил себе у подножия дуба уютное гнездышко. Удочку я всегда ставил слева от себя, а пакет с завтраком (в котором, естественно, был сэндвич с арахисовой пастой и виноградным джемом) — справа. Потом я доставал из кармана книжку и забывал обо всем. Именно в тот день я проверял одну теорию. За месяц до того на уроке естествознания учитель объяснил, что Земле четыре с половиной миллиарда лет. Еще раньше нам сказали, что человечеству всего двести тысяч лет. После того как я услышал эти любопытные, но бесполезные факты, в моем подсознании пробудилась одна мысль. Именно поэтому накануне я взял в библиотеке именно ту книжку — книжку об окаменелостях. Вот что мне хотелось понять. Если сегодня человечество исчезнет с лица Земли, надолго ли сохранятся свидетельства нашего существования? Здания, конечно, разрушатся быстро, и мать-Земля поспешит вернуть себе все, что принадлежит ей по праву. Органика исчезнет еще быстрее. Итак, допустим, по самым скромным оценкам (и потому что я забыл захватить калькулятор), что все следы нашего пребывания на Земле исчезнут за восемьсот тысяч лет. Складываем двести тысяч лет существования и восемьсот тысяч лет исчезновения; примерно выходит цикл в миллион лет. Нашей планете четыре с половиной миллиарда. Значит, вполне возможно, что за время существования Земли человечество (в той или иной форме) приходило и уходило четыре с половиной тысячи раз, не оставляя никаких следов своей предыдущей инкарнации. Даже если округлить этот цикл до десяти миллионов лет, шаблон повторится четыреста пятьдесят раз. А если допустить, что такой цикл равен ста миллионам лет, он все равно повторится сорок пять раз. И даже если предположить, что между каждой эволюцией человечества проходит миллиард лет, одно и то же событие могло произойти четыре или пять раз. Это меня поразило. Известный нам мир, все, созданное человечеством, может полностью исчезнуть без труда и полностью смениться, и новые люди даже не будут знать о существовании своих предшественников. Что, если мы не первые? Что, если предыдущая человеческая раса дошла до некоей точки, когда были созданы динозавры, а потом динозавры всех их съели, но после сами погибли из-за огромного астероида? Что, если дерево у меня за спиной было создано нашими предшественниками с помощью генной инженерии? Может быть, на нашей планете не было деревьев, пока их не создали обитавшие на ней существа? В конце концов, у нас не было арахисовой пасты до тех пор, пока кто-то ее не придумал; почему с деревьями не могло случиться то же самое? Или с собаками? Если те, кто жили здесь до нас, довели до такого совершенства технику и технологии, неужели так трудно поверить, что создать животное им было труднее, чем для нас сегодня построить машину? Что, если прогресс у предыдущей человеческой расы дошел до такой степени, что несколько сотен тысяч лет назад наши предшественники покинули Землю и могут в любой миг вернуться и навестить нас? Как они выглядят — так же, как мы, или больше похожи на инопланетян из фильма «Близкие контакты третьего уровня», одного из моих самых любимых фильмов всех времен? Разве мои предположения не разумнее, чем вера в то, что мы — первая или единственная человеческая раса, которая ступала на эту планету? Потом я подумал о фоссилиях, или окаменелостях; вот почему я взял в библиотеке именно ту книгу. Видите ли, предметы, сохранившиеся в камнях, «окаменевают» и остаются такими… сколько? Не знаю, но очень долго — миллионы лет, если вспомнить динозавров. Если бы прошлая человеческая раса создала автомобиль или компьютер, разве мы бы не нашли их останки, сохранившиеся в камне? Многие сразу согласились бы со мной, но я готов был с этим поспорить. В конце концов, для того, чтобы сохраниться в камне, существу или предмету для начала нужно туда попасть. Если остатки уничтожены дождем и ветром до того, как это могло произойти, доказательства бесследно исчезали. За месяц до того дня я убил кошку и положил одеревеневший трупик на берег озера, чтобы посмотреть, что будет дальше. Не волнуйтесь, это была не чья-то домашняя, а обыкновенная бродячая кошка. Маленькая трехцветная кошка жила в лесу. По крайней мере, там я ее нашел. Если даже она была чья-то, на ней не было ошейника и бирки. Если она была чья-то и ей позволяли бегать без ошейника, вину за смерть животного следует возложить на хозяев. Кошка выглядела не слишком хорошо. Так было уже давно. Первые несколько дней останки ужасно воняли, но это быстро прошло. Сначала налетели мухи, потом в трупе завелись личинки. Возможно, в первые дни по ночам приходили и звери покрупнее. И вот прошел почти месяц, и от кошки не осталось ничего, кроме кучки костей. Ветер и дождь, несомненно, размоют и их; потом от трупа не останется ничего. По-моему, человек способен исчезнуть так же быстро. Сначала меня испугал шорох. Сколько бы раз ни приходил к озеру, я никогда никого здесь не видел. Однако ничто не вечно. В тот день я понял, что кто-то стоит на берегу озера шагах в ста от меня и смотрит на воду. Я спрятался за дерево, чтобы меня не увидели. Хотя она стояла под таким углом, что лица не было видно, я сразу же узнал ее волосы, длинные черные кудри, которые доходили ей почти до талии. Она покосилась в мою сторону, и я пригнулся ниже. Потом она повернулась направо и стала озираться. Видимо, решив, что она одна, успокоилась, достала из пляжной сумки полотенце и расстелила его на берегу. Еще раз оглядевшись, она изогнула руку и расстегнула застежку платья. Оно упало к ее ногам кучкой белой материи в цветочек. Я разинул рот. Под платьем на ней ничего не было. До того дня я ни разу не видел голой женщины. Она закрыла глаза, подняла лицо к солнцу и улыбнулась. У нее были такие длинные ноги! И груди! Я почувствовал, как краснею. Я до сих пор краснею, когда вспоминаю тот день. Я увидел поросль волос в том месте, особом местечке. Миссис Картер подошла к воде и шагнула вперед. Сначала она вздрогнула — наверное, вода была холодной. Она шагнула дальше, туда, где дно опускалось. Когда вода дошла ей до бедер, она нагнулась, набрала пригоршню воды и плеснула себе на грудь. Через мгновение она нырнула и поплыла к середине озера. Я наблюдал за ней из своего безопасного укрытия — из-за дерева. Ночь я провел беспокойно. Вместе с летом в наши края пришла жара; после того как природа сбросила весеннюю дымку, в моей комнате стало душно. Правда, я не спал не из-за жары; мне не давали покоя мысли о миссис Картер. Не скрою, они были самыми нечистыми и очень новыми для меня. Стоило мне закрыть глаза, и я видел ее стоящей в озере; в лучах солнца на теле поблескивали капельки воды. Потом я вспоминал ее ноги… такие длинные и нежные… Кровь ударяла в такое место, куда никогда не ударяла раньше, и я чувствовал… Тогда я был маленьким мальчиком; достаточно сказать, что я был поражен. На следующее утро я проснулся от звуков ее голоса. Сначала я подумал, что мне еще снится сон, и обрадовался такому сну, мне хотелось еще раз посмотреть, как она снимает платье и входит в озеро. Мне хотелось снова и снова смотреть такой занимательный спектакль. Я услышал ее шепот, за которым послышался смех мамы. Я открыл глаза. — Настоящее извращение, — сказала она. — Раньше меня еще ни разу не связывали. — Неужели ни разу?! — спросила мама. Миссис Картер хихикнула: — Из-за этого я кажусь тебе ханжой? — Нет, просто неопытной. Пройдет время, и ты сама удивишься, узнав, на что способен твой муженек, чтобы завестись. — Правда? — О да. Вот на прошлой неделе… — Мама понизила голос до шепота. Я сел в постели. Голоса были еле слышными; они доносились из другой части дома. Я поспешно оделся и прижался ухом к двери, но по-прежнему не мог разобрать слов. Осторожно повернув ручку, я высунулся в коридор; в носках я шел по деревянному полу бесшумно. Коридор оканчивался в гостиной, которая, в свою очередь, переходила в кухню. Я потянул носом и почувствовал, что мама что-то печет: изумительно пахло яблоками и тестом. Может, пирог? Люблю вкусные пироги. Я не говорил, что моя мама великолепно готовила? Ее кулинарные таланты поражали даже самых строгих критиков. Не скрою, на ужин я ел даже овощи в ее исполнении. Спаржа у нее получалась восхитительно. А брокколи! Я просто обожал ее брокколи. Однажды она пожарила брокколи во фритюре. Как же было вкусно! Мама и миссис Картер одновременно расхохотались. Я прижался к стене в конце коридора. Я по-прежнему не слишком хорошо слышал, но не смел войти в гостиную. Ладно, сойдет и так. — Мой Саймон не такой предприимчивый, — сказала миссис Картер. — К сожалению, запас… приемов у него небольшой. Можно сказать, все его фокусы умещаются в сумочке, а не в мешке… Точнее, в бумажном пакетике. Открылась дверца холодильника; зазвенели бутылки. — Мой муж не такой, — ответила мама. — Иногда я затеваю игру нарочно, чтобы отвлечь его от спальни. Или от прачечной. Или от кухонного стола. — Не может быть! — смеясь, воскликнула миссис Картер. — Может, — ответила мама. — Мужчины похожи на зверей во время гона. Иногда его ничто не остановит. — Но ведь у вас ребенок? — Мальчик вечно где-то бродит, чем-то занимается. Или лежит в постели и спит, как медведь во время зимней спячки. Под ним может разверзнуться земля, и он способен заснуть даже во время побоища. Значит, вот чем занимаются мама и соседка, пока я в школе, а отец на работе? Сидят на кухне и проводят время за пустой болтовней о том, о сем, кто, что, когда, почему и как? Я осторожно высунул голову из-за угла, по-прежнему не произнося ни звука.