В настоящей жизни так не бывает. Я видел, как люди прощались с жизнью; их было много, больше, чем я могу сосчитать. В самом конце у всех появляется такое же выжидательное выражение; они смотрят на дверь и ждут, что вот-вот появится их спаситель. Только он не приходит. В настоящей жизни спасти себя можно только самому. Ей удалось отбить с трубы кусочек краски, и больше ничего. На самой трубе не появилось даже вмятины. Правда, она старалась, и именно это показалось мне важным. Когда они сдаются, игра быстро надоедает. Я понимал, что она сдастся. Рано или поздно. Они всегда сдаются. — А может, я вовсе и не хочу разбить трубу, — сказала она. — Может, я хочу разбить раскладушку! — Она помахала правой рукой и дернула цепь наручников. Я нахмурился: — Но даже если вы отделаетесь от раскладушки, вторая ваша рука все равно останется прикована к водопроводной трубе. Чем вам это поможет? Вы по-прежнему останетесь прикованной к трубе, только вам не на чем будет спать. Так что ваши действия приведут к обратным результатам. Она обхватила пальцами металлический каркас раскладушки и поджала губы: — Я возьму трубку и сломаю шею твоей матери. Потом отниму у нее ключи и выберусь отсюда. Я склонил голову набок. Ее новый план был лучше, чем предыдущий, но и в нем имелись изъяны. — А что, если мама не носит с собой ключей? Что, если они у отца? А может, они вообще остаются наверху, на кухне, на гвоздике у двери черного хода? Зачем брать их сюда с собой? В конце концов, совсем нетрудно без ведома человека снять у него что-нибудь с руки или вынуть из кармана! В доказательство своих слов я поднял руку и разжал пальцы. У меня на ладони лежали ее часы — крошечные, марки «Таймекс», с фальшивыми бриллиантами. — Как? — ахнула она. — Когда ты успел? Я невольно хихикнул: — Подобрал с пола. Наверное, ремешок перетерся. Я бросил часы на раскладушку. — Значит, тебе все равно, что я собираюсь причинить боль твоим родителям, чтобы выбраться отсюда? — Ваша реакция вполне естественна. Не могу винить вас, за такие мысли. Если загнать в угол зверя, он тоже будет кусаться и царапаться, чтобы вырваться на волю. А человек по большому счету ничем не отличается от зверя: инстинкт самосохранения и так далее, — ответил я. — Будь я на вашем месте и будь у меня возможность прямо сейчас причинить вам боль, непременно так бы и поступил. Более того, боль, которую способен причинить я, была бы гораздо хуже. Так оно всегда бывает. Мы наносим друг другу удары, один за другим, один за другим, пока кто-то не сдается. Наверное, вам стоит подумать вот над чем: кто сдастся первым? Вы или мои родители? Вы или я? Потому что, в конечном счете, если вы не верите в то, что вы сильнее, чем ваш противник, драка — напрасная трата сил. В таком случае разумнее направить свои силы в другое русло и попробовать что-нибудь еще. Миссис Картер покосилась на часы, но не сделала попытки взять их. — Если ты отпустишь меня, мне не придется причинять боль ни твоей маме, ни твоему отцу. И им тоже не понадобится причинять боль мне; я никому ничего не скажу, обещаю! Саймон был плохим человеком; он сам напросился. Твои родители оказали мне услугу. Они освободили меня. Я их должница. Им не нужно из-за меня волноваться. Обещаю тебе, я не причиню вам вреда. И все останутся в выигрыше. — Вы нарушили правила, — тихо напомнил я. — К сожалению, у всего есть последствия. — Почему я нарушила правила? Потому, что позволила мужу избить меня? — Лучше задуматься, за что вас избил муж. Еще одна слеза пролилась из ее глаза и покатилась по щеке. Она пыталась вытереть ее, но из-за наручников не дотягивалась до лица. Сев на край раскладушки, я достал из заднего кармана носовой платок и вытер слезу. Она посмотрела на меня, но ничего не сказала. — Я нашел фотографию. — Какую фотографию? — По-моему, вы прекрасно знаете какую. Она побледнела: — Ты должен ее спрятать! — Со мной была мама; теперь фотография у нее. Не знаю, что она с ней сделала. — Отец ее не видел? — Еще нет, — ответил я. — Но это не значит, что он ее не увидит. — Но ведь ты ему не скажешь? Я не ответил; видимо, она все поняла по моему лицу. — Если он увидит ту фотографию, он сделает больно не только мне; плохо придется и твоей матери. Ты этого хочешь? Я снова промолчал. 46 Портер — день второй, 6.53 Войдя в оперативный штаб, Портер увидел, что Нэш, Клэр и Уотсон столпились вокруг стола и смотрят в экран ноутбука. Нэш поднял голову и поманил его, спросив: — Ты хоть поспал? — Не получилось. А вы? По их красным, воспаленным глазам Портер понял, что ни один из них не спал ночью. Портер бросил плащ на спинку стула и подошел к остальным. — Нашли что-нибудь? — Кое-что нашли. Во-первых, подружка Эйсли не подвела. Вот, полюбуйся! — Нэш развернул ноутбук монитором к Портеру. — Это голова из Музея восковых фигур мадам Тюссо? Уотсон показал на изображение: — Она выварила череп, затем наложила прокладки, имитирующие мышечную ткань, — в двадцати с лишним местах — и заполнила углубления специальной глиной. Я слышал о том, что криминалисты-антропологи так воссоздают лица, но никогда еще не видел результата. Производит сильное впечатление. И так быстро… По словам Эйсли, она приступила к работе вчера в семь вечера. — Погодите, — нахмурился Портер. — Это и есть Обезьяний убийца?! Уотсон продолжал, словно не слышал его: — Волосы у нее были; они пострадали не так сильно, как лицо. Даже часть зубов сохранилась, так что челюсти у нее тоже были. Цвет глаз известен… По-моему, сходство вполне близкое. Я смотрел ее страницу в «Википедии». Обычно она работает с черепами коренных американцев, обнаруженными на раскопках; там куда больше неизвестных, многое приходится додумывать. Ну а здесь она могла добиться точного сходства. — По-моему, Уотсон запал на подружку Эйсли, — заметил Нэш. Уотсон покосился на него: — Я просто подчеркиваю, что, по моему мнению, мы получили довольно точный портрет Обезьяньего убийцы. К тому же она создала реконструкцию за рекордно короткий срок, только и всего. Художественность исполнения и искусность потрясающие. Такой точности невозможно добиться с помощью одной компьютерной графики; тут нужен особый дар. — Мне прямо страшно стало, — признался Нэш. — Он как будто следит за тобой. Как один из тех портретов, на которых глаза смотрят на тебя в упор, где бы ты ни находился. Мурашки по коже! — Клэр, пожалуйста, распечатай изображение и обойди все местные онкоцентры — помнишь, мы вчера говорили? Он получал октреотид, трастузумаб, оксикодон и лоразепам — возможно, зная: схему его лечения и имея в распоряжении портрет, нам скорее удастся установить личность, — велел Портер. — У нас есть еще кое-что, — заметила Клэр. — Пока ты отдыхал после смены, все остальные не прекращали работать. Портер посмотрел на часы: — Сейчас даже семи утра нет! — Ты впустую потратил почти полдня! — Что еще вы нашли? — Портер тяжело вздохнул. — Идентифицировали покойника из «Малифакса»… Его звали Гюнтер Херберт; он был главным финансовым директором в «Толбот энтерпрайзиз», холдинге, в который входят и «Толбот истейт девелопмент», и «Озерный причал», и еще несколько фирм. Его жена три дня назад сообщила, что он пропал. Уехал на работу и не вернулся. Опознание провели час назад. По мнению Эйсли, он умер примерно три дня назад. Скорее всего, его похитили, когда он ехал на работу. — Ты уже доложила капитану? — У нас еще не все, босс, — сказал Нэш. — Ну, Клэр-эклер, выкладывай! Клэр улыбнулась: — Помнишь туфли, которые были на покойнике номер один, прыгнувшем под автобус? В лаборатории сообщили, что отпечатки идентичны… знаешь с кем? — С кем? Нэш забарабанил по столешнице: