– Ты возобновила дрейф континентов, тоже заслуга. – Мать Андре-Мари увезли домой. Они все знали в лицо Андре-Мари, которая работала в «Лабораториях Убук», в том же исследовательском отделе, что и Шарли. Вдобавок Шарли часто рассказывала о ней в том, что Беттина называла «маленький социо-энтомологический сериал про Убук-лаб». – Мы ей очень сочувствуем, – сказала Гортензия вежливо и так серьезно, что никто не понял, издевается она или нет. – Но каким боком это касается нас? – добавила Беттина. Шарли не сводила глаз с бланка, который заполняла: Если больной не застрахован… – Андре-Мари уезжает ухаживать за матерью. Поль на юге… – Кто такой Поль? – Ее муж. Он объезжает больницы. – Он тоже болен? – Он представляет «Лаборатории Убук». – Все равно не понимаю, как это нас каса… – Мы в зоне В. Интернат Коломбы – в зоне С. – Коломба? Голубка?[4] Они еще и птиц разводят? – Коломба. Их дочь. – Какое странное имя, – удивилась Энид. – Для девочки. – Но это же женское имя! – Я хочу сказать, для человека, – уточнила Энид. – Насчет имени кое-кому лучше бы… Шарли оборвала фразу на полуслове. – Ты же хотела рассказать вкратце, – подбодрила ее Беттина. Шарли подписала последний бланк и вложила его в конверт, где он встретился со своими собратьями. Она вздохнула: – Хорошо, вкратце. Мы приютим Коломбу в Виль-Эрве на несколько дней. Пока в зоне С каникулы. Она быстро обвела сестер взглядом. – И чтобы ни одна из вас, – повысила она голос, – не вздумала обзывать ее птичьими кличками! Завывший в каминной трубе ветер подчеркнул ее строгий вид снопом лиловых искр. 2 Зануда, или Перины летают! – А, черт! – воскликнула Беттина за компьютером. – Гадская Лижа! Сестер это ничуть не смутило. Беттина обращалась к Безголовой Леди Лиже и ее тринадцати Темным Пампкинсам. Было девять часов вечера. Лежа прямо на плиточном полу, перед тучным и кривоватым кухонным камином, Энид блаженствовала: Роберто от души топтал ей печень. Гортензия с увлечением читала (Гортензия всегда читала и всегда с увлечением) «Марджори Морнингстар», опершись локтем на скамью и пристроив левую пятку в резьбу ближайшего буфета. Где-то на втором этаже Женевьева складывала белье; так она сказала сестрам, и это наверняка была правда, потому что сестры давно усвоили, что Женевьева никогда не лжет. Стоя у газовой плиты, Шарли ставила кулинарные опыты. В воздухе пахло горячими каштанами. – А, черт! – повторила Беттина, по-прежнему обращаясь к Леди Лиже. Это было ее последнее ругательство за вечер, и вновь воцарилось спокойствие. По крайней мере внутри дома. Ибо снаружи бушевала буря. Ветер крепчал с каждым часом, пригибал вереск в ландах, тряс двери и рамы старого дома, завывая с утеса, точно свора голодных собак. Шарли у плиты повернулась, направив прямиком на линию горизонта деревянную ложку, которую держала в руке. – Ты уверена в рецепте? – спросила она Гортензию. – У меня не получается добиться консистенции джема. – Вдохновись мозгами Беттины. – Дура, – буркнула Беттина. – Попробуй-ка, – скомандовала Шарли. Продолжая читать, Гортензия наклонила голову и открыла рот. Шарли влила в него немного варева. – Получается или твердый, как карамель, – вздохнула она. – Или мягкий, как… э-э… – …мягкая карамель? Гортензия проглотила и поцокала языком. Не отрывая глаз от судьбы Марджори Морнингстар, она перечислила: – Перебор сахара. Слишком твердо. Недоварено. Едали мы и лучше. Шарли крутанулась на каблуках. Потом еще раз (вернувшись к исходной точке) и проворчала: – Все из-за Беттины. Она должна была следить за пропорциями, когда я сыпала сахар. – Все на свете знают, что следить надо за Беттиной. – Дура, – снова буркнула Беттина. – Перины! – воскликнула Энид, прижимаясь носом к запотевшему окну. – Что она такое несет? Энид залезла на встроенный столик под окном. Роберто сидел у нее на плече, Ингрид – на руке, а она всматривалась в темноту, где клубились вихри. – Похожи на летающие перины, – повторила Энид. – Тучи. Но вопрос уже был забыт. Шарли поправила большие подставки для дров с медвежьими головами – они открыли пасти, то ли смеялись, то ли хотели укусить. Она поворошила кочергой дрова в камине, подбросила полено, огонь ярко вспыхнул. – Я больше люблю каштановый крем в банках, особенно из «Гиперпромо», – вставила Энид. – И Роберто тоже. Она подумала немного и добавила: – Как Ингрид, не знаю. Беттина взвизгнула «Телефон!» и, бросив Безголовую Леди Лижу на экране, побежала на звонок. – Где этот телефон? – рявкнула она. – Энид! Если ты опять забыла его в туалете… Она отыскала трубку на дне кастрюли и вспомнила, что сама положила ее туда, поговорив со своей подругой Денизой. – Алло? На том конце провода зазвучали скрипки. Потом голос: – Гортензия? – Нет. Это… Женевьева, – соврала Беттина, узнав собеседницу. Скорчив гримасу, она прижала трубку к животу в области печени, точно стетоскоп. – Зануда! – беззвучно проговорила она. – Слушает своего шансонье со смертельным именем! Это была любимая игра Беттины, когда звонила Зануда, – убедить ее, что она разговаривает с кем-то другим.