— Я думаю, это можно назвать пассивным суицидом, — сказал Паркер. Ева улыбнулась ему так, будто он сказал что-то опрометчивое, и Паркер почувствовал раздражение, что было крайне не типично для него. Она и вправду такая глупая? — Эти колбаски делаются из субпродуктов. В машину по переработке бросают кости, а на выходе получается что-то вроде фарша из рубленого мяса, жил, жира, а также волос и костей. Они еще измельчают эту смесь, пичкают ее нитратами, порошками и консервантами, а потом запихивают в съедобный презерватив, чтобы придать привлекательную форму. Хлеб содержит медленно действующий яд, называемый sodium-five, который увеличивает срок хранения и свежесть, создавая эффект «только-что-из-печки». В кетчупе и горчице море искусственных красителей: это настоящие яды на основе древесной смолы. Майонез — это вообще кошмар, сплошной холестерин, яичные желтки, масло, загустители, гуаровая камедь. И твоя кровь сейчас такая жирная! Капельки жира жареной картошки разносятся с кровью по всему твоему организму. Ева посмотрела Паркеру в глаза и громко рыгнула. — Ну ты и засранец! — Ладно бы только это, но все еще хуже. У мужчин после такого, с позволения сказать, мяса начинает расти грудь. Гормоны… Ева выпрямилась и сказала: — Могли бы поделиться со мной парой размерчиков… — Почему ты ешь эту дрянь? — Вкусно! — Набить рот — веская причина. Чавк-чавк… Органолептика. Ева все еще улыбалась. — Вот эти изюминки, которые ты жевала. Ты знаешь, что они обработаны минеральным маслом? — Так это еще лучше. — Это вызывает анальное недержание, — добавил Паркер. Она удивленно взглянула на него. — Ты серьезно? Паркер ничего не ответил, а потом его стало тошнить от того, что он ей рассказал, и ему захотелось, чтобы его стошнило прямо перед ней, чтобы он вызвал у нее отвращение. — Ну, по крайней мере, ты не раздражала официантку. Ева не поняла, к чему он это сказал. — Есть в таких заведениях очень рискованно, — продолжал Паркер. — Если ты будешь раздражать обслуживающего тебя официанта, он может плюнуть в твой суп или в твой кофе. Ева посмотрела в свою чашку кофе, и ее левая рука дрогнула, будто она хотела взять ее. — А если ты совсем им не понравишься, они возьмут твой хлеб или рулет и протрут им сиденье унитаза, а потом аккуратно положат тебе на тарелку. И ты ничего не заметишь. Всегда следи за официантом. — Да заткнись ты! — оборвала его Ева. Она отвернулась и больше не смотрела на Паркера. Ее выражение лица стало грустным и потерянным. Она сидела и теребила свой безразмерный свитер. Паркер знал, что обидел ее: он добился своего. Он легко придвинулся к ней и взял ее за руку. Твердость руки Евы удивила его. Ладонь оказалась мясистой и грубой. — Прости! — сказал Паркер. Она не смотрела на него. — Здоровое питание — мой пунктик. Первый сердечный приступ случился у меня, когда мне было тридцать. И только после этих его слов Ева повернулась к нему. В ее лице не было ни жалости, ни сожаления, но она смотрела на него с интересом, достаточным для того, чтобы он продолжал. — Я чуть не умер, — медленно проговорил Паркер. Но в этом момент он не думал о сердечном приступе, ведь никакого сердечного приступа не было. Он думал об автобусе, выросшем перед ним словно из-под земли, нависающем над ним и грозящем расплющить его. Лицо Паркера было искажено гримасой боли. Ева разжалобилась: — Я думала, ты просто издеваешься надо мной. — Я бы никогда этого не сделал, — уверил ее Паркер. — Просто меня занесло. — Я еще не привыкла к тебе. — Да… — сказал Паркер. — Вот и хорошо. Я даже выпью за это! С этими словами он опустошил свой стакан с минералкой, поставил его на стол, а потом поцеловал Еву. Это был их первый поцелуй. Она инстинктивно отпрянула назад, но была явно рада и смущена. — Я весь день на работе думал о тебе, — говорил он. — Все думал, чем бы нам заняться. Мы могли бы пойти погулять. Она едва заметно вздрогнула. Паркер понял, что ей некомфортно. Он сказал о работе, и Ева стала представлять себе его офис. — Как там твой коллега Монстр? Паркер улыбнулся, слегка встревоженный ее внимательностью. Он сказал ей как-то, что у него есть коллега, которого все зовут Монстр. Его хобби — красть женское нижнее белье. Рассказав ей это, Паркер просто ждал вопроса типа: «А что он делает с этими трусиками?» У него не было офиса, о котором он говорил Еве. У него не было коллеги, помешанного на нижнем белье. Паркер был архитектором, доросшим до главы проектного бюро. Его компания — Хай Импакт Пропертиз — располагалась на Вест Уокер. Но она смотрела на него и явно хотела сменить тему, но он настаивал. — Ты не поверишь, — продолжал Паркер. — Мы и понятия не имеем, зачем ему это. Он держит всю эту коллекцию трусиков в шкафчике своего рабочего столика. Бог его знает, что он с ней делает. Представляешь? Ева беспомощно ответила: — Я даже не хочу думать об этом! — Я думаю, что он когда-нибудь попадется! — Надо сдать его. Пусть все знают. Даже если у него все в порядке с головой, это же воровство! — Воровство — прикольно, — подхватил Паркер. — Слово-то какое… Ты что, он же безобидный! Если они узнают, ему крышка! Если все это всплывет… Тогда ему кранты! Ева задумалась, а потом сказала со вздохом: — Какой-то ты агрессивный! — Я — агрессивный? Он терпеть не мог, когда ему говорили такое, да еще прямо в лицо. Такие обвинения провоцировали его именно на то поведение, в котором его обвиняли. Паркер возразил, что он спокоен как удав. И сам усомнился в том, что Ева поверила ему. — Так может сходим куда-нибудь для разнообразия? — спросил Паркер. — В ночной клуб, например! Ева иронично ухмыльнулась и спросила: — Ты представляешь меня в ночном клубе? Она намекала на свой внешний вид: спортивный свитер и старые джинсы. — Это только для начала, — настаивал Паркер. — Потом можно еще куда-нибудь сходить. По ее выражению лица — достаточно было посмотреть в ее глаза — он понял, что она не хотела. Паркер был этому рад. — Я бы чувствовала себя не в своей тарелке. — Ладно, — ответил он, всячески пытаясь скрыть свое облегчение: у него словно камень упал с души, ему даже физически стало легче дышать. — Больше не буду настаивать. Пойдем, когда созреем. — Спасибо, что не обиделся на меня, — сказала она, и погладила его по руке, а потом по щеке. Тепло ее пальцев было долгожданной наградой для Паркера. — Ненавижу трудности. Думала ли она о том, что он говорил ей о еде? Так или иначе не концентрировалась на этом. Паркер понял, что, не настаивая на ночном клубе, проявив гибкость, он смог завоевать ее доверие. И она будет держаться за него еще сильнее, чем если бы была влюблена в него или хотела его. Только потому, что он долго не настаивал и с ним было так просто. «Нельзя обидеть и еще кое-кого», — подумал Паркер и посмотрел на часы. Лишь половина седьмого: и все же он уже представил, как собирается другая женщина, которая будет ждать встречи с ним. Он знал ее имя, вес и рост. Вот она сейчас смотрится в зеркало и думает о нем. Она тоже горела любопытством и питала надежды, ведь они никогда не виделись. Ему вдруг очень захотелось, чтобы Ева ушла. Паркер встал, надеясь, что она тоже начнет собираться. Он сказал ей, что будет очень рад увидеться с ней снова. Это были просто слова — звуки в определенном порядке, но Ева улыбнулась и сказала: «Ты мне нравишься!». И сказала это с таким чувством, которое, как Паркер представлял себе, женщины берегут для любви и страсти. Он хотел сказать, что ему нравилось быть с ней, потому что она ничего не требовала от него и потому что ему верила. Но Паркер знал, что, если он скажет ей, как мало ему нужно от нее, она тут же прекратит общаться с ним или запаникует, мучаясь подозрениями и страхами, как это свойственно женщинам. — Мне пора, — сказала она. Он не уточнил, куда она спешит. — А ты не очень любопытный, да? — спросила она.