— Лишь прошу за всех — не казни нобилей этого города… — произнёс Флавий Азиний. — А вы не заслужили? — хищно улыбнулся Эйрих, заставив римлянина опустить взгляд, лишь бы не смотреть в глаза, из которых на него смотрит неотвратимая смерть. — Чего вам стоило сдать город, как это сделали уже сотни префектов? Пусть среди этих «сотен городов» большую часть составляют не оснащённые никакими крепостными сооружениями поселения Сельской Италии, но это всё ещё города, с гарнизонами. — Тут важно понимать контекст, претор, — вновь поднял взгляд бывший сенатор. — Прибыл представитель от трижды проклятого Флавия Гонория, точнее, от четырежды проклятого консула Флавия Аэция… Он карал за любое неповиновение и поставил своих людей во главе гарнизона — они верны лично ему, поэтому будут драться до конца. Мы бы и рады сдать тебе город, но это было не в нашей власти. Ты накажешь невиновных… — Таких ли уж невиновных? — спросил Эйрих. — Я от своих принципов отступать не собираюсь, поэтому лучше беги сейчас, лично тебе и твоей семье я это разрешаю, за твою личную смелость. Остальных же ждёт участь непокорных. Так, дайте мне пергамент и писчие принадлежности! Всё было подано за считаные секунды. Эйрих быстро написал на готском и продублировал на латыни разрешение на выезд лично для Флавия Азиния и его семьи, после чего передал этот пергамент римлянину. — Можешь спасти кого-то ещё, — усмехнулся Эйрих. — Десятник Дегавин, со своим десятком сопроводи этого человека к его дому, чтобы собрал пожитки и родичей… — Я отказываюсь! — воскликнул Флавий Азиний. — Ты начинаешь своё правление с тирании!!! — Не начинаю я никакого правления, — усмехнулся Эйрих. — Я здесь в роли Бренна или Ганнибала, как тебе нравится. Как только штурм будет окончен и установится власть Сената готского народа, мои полномочия здесь — всё, окончены. Но, пока что, я имею право принимать какие угодно решения. Vae victis. Так ты отказываешься от дарованного мною разрешения? — Как я смогу жить дальше, зная, что в своей попытке выпросить жизнь для невинных, сумел получить только жизнь себе и своим близким⁈ — римлянин упал на колени. — Умоляю, заклинаю Христом — смилостивись! Мы не заслужили кары! Эйрих был не на шутку удивлён. — То есть, выходит, что ты отказываешься от жизни своей и своих близких? — переспросил он. — Отказываюсь, — решительно ответил Флавий Азиний. — Я не смогу жить с этим, а мои потомки не смогут нести бремя выживших. Лучше честная смерть вместе со всеми. Это было нехарактерное для обычных патрициев поведение. Опыт общения с ними привёл Эйриха к выводу, что эти жалкие людишки думают только о своих животах и кошелях, а на большее их скорбные разумы не способны… — Ты, признаться, ввёл меня в замешательство, — произнёс Эйрих задумчиво. — Что ж, тогда я отложу вопрос участи патрициев этого города. Решать будет Сенат. — Претор, мне сопровождать его к… — вмешался десятник. — Нет, — покачал Эйрих головой. — Возвращайся к своим обязанностям. А ты, Флавий Азиний… Ты сумел произвести на меня впечатление, поэтому можешь возвращаться к своим людям и успокаивать их — вашу судьбу будут решать готские сенаторы, а не я. — Я буду благодарен тебе по гроб жизни, претор, — трижды поклонился в пояс вставший на ноги римлянин. — Да-да, конечно, — отмахнулся от него Эйрих. — А теперь позаботься о том, чтобы гарнизон этого неожиданно возникшего каструма сложил оружие. /29 сентября 411 года нашей эры, Западная Римская империя, г. Рим/ Гигантский город — гигантские проблемы. Сенат, не желающий впутываться в постосадные проблемы, назначил Эйриха временным префектом Рима, чтобы он сам разобрался со всеми проблемами и предоставил сенаторам город в образцовом порядке. Это было очень удобно, потому что не требовало отвлечения других функционеров магистратуры от их насущных дел, но Эйриху такой финт ушами сильно не понравился. Город пребывал в разрухе и волнениях, начались грабежи и убийства, потому что кто-то разнёс слухи, будто бы готы не собираются раздавать хлеб. Якобы они хотят заморить честных римлян голодом, дабы потом занять освободившиеся жилища. Проблему с хлебом удалось решить за счёт Сельской Италии, где заблаговременно создавались большие запасы, отчасти и за счёт личных средств Эйриха. Львиную долю запасов на склады закупил Сенат, конечно же, но Эйрих предвидел продовольственную катастрофу в период закрепления власти и закупился даже сверх необходимого. Конвои с зерном прибыли точно в назначенные сроки, Эйрих организовал раздачу зерна и катастрофы удалось избежать. На прокорм полумиллиона населения ушла настоящая прорва денег, но параллельно с расходованием складских запасов, Эйрих налаживал связи с поставщиками зерна из Египта. С этими была отдельная песня — велась интенсивная переписка с уполномоченным представителем комиции египетских магнатов-латифундистов, заседающим в Сиракузах, но камнем преткновения были цены. Эйрих выступал за фиксированную цену, не пересекающую определённый потолок, а латифундисты хотели сохранить свою свободу в Риме и ратовали за динамическую цену, так называемую «рыночную», чтобы не «выключать» Рим из общего зернового рынка и сохранить традиционную конкуренцию Рима и Константинополя за зерно. Эйриха подобная ерунда категорически не устраивала, потому что он хотел стабильности поставок, а не регулярной перебранки с Восточной империей. Флавий Антемий, судя по всему, хочет полностью «оседлать» Египет, ведь зерно лишним не бывает никогда, «выключив» Рим из общего рынка, но такой ход вещей не устраивал уже латифундистов. Всё было сложно, приходится договариваться, ведь больше зерно взять неоткуда… Непонятно, что будет с Галлией, где до сих пор идёт грызня узурпатора и наступающих из-за Рейна варваров, Британия вообще забыта и неизвестно, что там происходит, а Иберия затаилась, будто готовит подлый удар или боится. Нет больше нигде достаточных объёмов зерна, поэтому Эйрих решил разрубить этот Гордиев узел. Он затеял программу по расселению римских пролетариев по Сельской и Пригородной Италиям, ведь земли, как оказалось, очень много. Пятьдесят югеров под ноги, небольшие подъёмные в кошель, мотыгу в руки — дальше сам выживай, как хочешь. Средств у казны теперь очень много, потому что Сенат милосерден, но, в хорошем смысле, корыстен. Патрициев Рима казнить они не стали, установив, что их вины в сопротивлении, оказанном городом, мало, но и без наказания их оставлять нельзя, поэтому конфискация и отработка долга перед республикой. Отрабатывать они будут на восстановительном строительстве после грандиозного пожара, учинённого Эйрихом. Он изначально его не планировал, но так получилось. Теперь южная часть города в пепелище, всё это надо восстанавливать и расстраивать заново, поэтому лишние рабочие руки — не лишние. Вот патриции и работают физически, а когда специальная комиция Сената посчитает их долг выплаченным, их отпустят на все четыре стороны, пусть идут, куда хотят. Флавия Веллея Азиния Эйрих приблизил к себе и не позволил забрать его на строительно-восстановительные работы. Уж больно сильное впечатление произвёл на него этот сенатор, фактически пожертвовавший собой и собственными близкими, по морально-этическим убеждениям. Таких людей среди римлян он встретить не ожидал и только ради одной этой встречи стоило затевать осаду Рима… Сейчас Азиний в Равенне, представляет в Сенате своей персоной новую трибу из бывших пролетариев, уже ставших мелкими землевладельцами в Лации — восемь тысяч человек, из которых лишь две тысячи с лишним успели получить свою землю. Эйрих, в открытом письме Сенату, рекомендовал рассмотреть персону Флавия Азиния как кандидата в комицию по народностям бывшей империи. Этой комиции ещё не существовало, она только предложена Эйрихом, который уже давно ощущал наличие назревающего вопроса взаимодействия с галло-римлянами, иберо-римлянами, афро-римлянами и прочими… -римлянами. Совокупность различий между ними существенна, ведь обитали они, как ни крути, на обособленных территориях, в непрерывном многовековом взаимодействии с автохтонным населением этих областей. Они разные, итальянские римляне относятся к остальным с неприкрытым презрением. Тех же иберо-римлян они часто называют скотоложцами, а эллино-римлян содомитами. Возросшая мобильность населения, когда обитатели Бурдигалы вдруг срываются в поход и прибывают в Сельскую Италию, чтобы попросить у готов по пятьдесят югеров, уже грозит грандиозным смешением всех со всеми и это чревато конфликтами на этнической почве. Эйриху это не надо, Сенату и готскому народу это не надо, поэтому претор предложил создать комицию, которая будет улаживать возникающие проблемы. Чтобы никто не почувствовал себя ущемлённым, из новых поселенцев собираются избирательные трибы, занимающиеся также назначением, путём голосования, местных органов самоуправления. Курульные советы себя не оправдали, поэтому в каждом муниципии формируется казна и назначаются функционеры на жаловании — больше никаких облагораживаний городов из личного кошеля, больше никаких обязательных увеселений в честь новых назначений. Римлянам такое, естественно, не понравилось, но они хорошо чувствуют, что сейчас не самое подходящее время для возмущений, а когда это время придёт, они уже привыкнут к нынешнему положению вещей. — Эх, поскорее бы разобраться со всем этим… — прошептал Эйрих, после чего вытащил из стола фарфоровую чашку и глиняный кувшин с фалернским вином. Сравнительно недавно он сражался неподалёку от этого здания, где сейчас сидит в своей кабинке и разбирается с последствиями битвы. Капитолийский храм, где ранее проводились заседания имперского Сената, а до этого республиканского Сената, был, волевым решением Эйриха, возвращён в эксплуатацию. Теперь тут проводятся заседания муниципальных властей, а также заседают функционеры новых властей. Эйрих всё ещё претор, поэтому ему положен кабинет для приёма взяток. Взятки несли активно, он устал хулить людей, поэтому просто начал брать их и сдавать в городскую казну. Делать в пользу взяткодателей он ничего не собирался, поэтому пусть себе несут… Знаменитый стул он уже сделал, но римляне, видимо, знают о его методах, поэтому предпочитают стоять во время приёмов. Пришлось вводить регламент, чтобы обязательно садились во время приёма — теперь сидят и морщат свои рожи. — Виссарион! — позвал Эйрих. — Да, господин? — приоткрылась боковая дверь его кабинки. — Стул нормальный приноси и садись напротив меня, — велел Эйрих. Раб быстро сбегал за стулом и уселся за стол. — Как обстановка? — спросил Эйрих. — Что люди болтают? — На улицах удивительно мало людей, господин, — пожал плечами Виссарион. — То есть, неудивительно, что мало, но болтают мало. А у меня не так много времени, чтобы слушать редкие беседы. Нобили сейчас сильно заняты, рабов в городе практически нет, а пролетарии обивают пороги землеуправлений, поэтому на улицах очень мало людей. Да и город ещё не отошёл от осады и большого пожара, в ходе которого погибло немало людей. Одни только торговцы продолжают свою жизнедеятельность, да мастеровитый люд — каменщики, строители, столяры, плотники, фуллоны и прочие. — Что, вообще не болтают? — удивился Эйрих. — Болтать-то болтают, — усмехнулся Виссарион. — В основном разговоры о земле, о том, что будет дальше, а также о возможном голоде. — Никто не голодает, — вздохнул Эйрих. — Я решил эту проблему. — Было объявлено глашатаями по всему городу, — кивнул раб. — Но люди… — Что о земле болтают? В каком ключе? — поинтересовался Эйрих. — Пролетарии, те из них, кто хочет землю, говорят в позитивном ключе, — ответил на это Виссарион. — А те, что предпочитают жить в Риме, к грандиозной реформе равнодушны. — Дармовые выдачи хлеба Сенат решил прекратить, пока это не стало славной готской традицией, — произнёс Эйрих. — Так что пусть тоже убираются из города. Мастера как себя ведут? — Работают, как обычно, — пожал плечами Виссарион. — Работы навалом, казна платит щедро — чего возмущаться-то? Правда, красильщиков пожгло основательно, но уже отстраиваются, на деньги муниципия. Но там с поставками пурпура давние проблемы, поэтому они сейчас практически полностью перешли на другие цвета. — Это ерунда, пусть работают, — Эйрих отпил из чашки. — Что оружейные фабрики? — Инспектировал три дня назад — всё работает, — ответил раб. — Казённый заказ делают в срок, будут тебе, господин, пластинчатые доспехи для легионеров. И шлемы, и щиты, и даже с мечами что-то обещали придумать. По приказу Эйриха к Гектору Калиду, кузнецу-оружейнику, отправили целую делегацию с дарами и предложением. Предложение заключается в предоставлении условий для организации его личной фабрики по изготовлению по-настоящему массовых илдов и сабель. Эйрих готов дать ему под начало хоть сотню кузнецов, но чтобы они выдавали ему нужное количество качественных мечей обоих типов — у готских кузнецов и римских мастеров дело продвигается ни шатко, ни валко, поэтому срочно нужен профессионал. Уровень нынешних изделий не уступает средненьким варварским мечам, но до показателей мечей из его прошлой жизни им как до Сереса пешком. Калид выдал что-то хорошее, поэтому Эйрих не стал тратить время зря и решил сделать ему предложение, от которого римлянин не сможет отказаться. Полная свобода действия в рамках собственной фабрики, щедрая оплата заказов из казны — легионеры должны получать лучшее оружие. Ещё у Эйриха есть задумка заказать мастерам узкие гладии, а также утяжелённые сабли. Обычные илды в руках легионеров показывают себя отлично, а вот сабли больше пришлись под руку эквитам. Эффективность илдов против брони не вызывает сомнений, но сабли легионеры используют неохотно, потому что надёжнее шарахнуть даже по безбронному врагу тяжёлым мечом, чем вспороть его от шеи до брюха острой саблей. Эквиты же, напротив, илды не особо любят, потому что считают сабли более эффективными в конной сече. Всё это было очень странно, потому что опыт прошлой жизни подсказывал Эйриху, что оба меча хороши для всадника, так как предназначены для двух задач, выполняемых на разных этапах сражения. В итоге, саблю у легионеров было решено заменить на новый тип гладия, представляющего собой меч с очень узким лезвием, толстым ребром жёсткости, трёхгранным наконечником и длиной лезвия в полтора локтя. Предназначаться он будет против особо защищённых врагов и для уколов в стеснённых условиях строя. Может оказаться, что илд с таким оружием будет не нужен, но легионеры вряд ли откажутся от него добровольно — он уже стал символом легиона, а ещё их слишком долго и интенсивно учили им орудовать… У эквитов же предлагается илды изъять и сменить на утяжелённую саблю, по просьбам конников искривлённую ещё сильнее, чтобы сила удара стала ещё выше. Зная, что основное оружие эквита — это контос, а не меч, пойти на поводу у ауксилариев Эйриху было легко. В их случае, даже спаты отлично сгодятся, потому что не особо важно, чем именно рубить сокрушённые и деморализованные остатки боевого порядка противника, только что пронзённого контосами. Реформа вооружения влетит в копеечку, но денег у них много, Сенат щедр, и уже, стараниями первого консула, не на шутку опасается окружающих их маленькую республику врагов. — Что Остия? — поинтересовался Эйрих. — Верфи не пострадали, поэтому весной начнётся закладка первых либурн и дромонов, — ответил на это Виссарион. — Сухой древесины в достатке, даже несмотря на то, что император пытался вывезти её в Африку. На местах патриции не собирались расставаться с дорогостоящим товаром, а у императора не было денег, чтобы выкупить весь объём. В итоге попытка отгрузки провалилась, ты сам знаешь, как они умеют затягивать и откладывать… Поэтому почти всё досталось нам бесплатно. В Остии случился небольшой пожар, возникший в ходе беспорядков на улицах. Состоятельных нобилей вывозили в Африку морем, через Остию, простолюдины тоже хотели покинуть город, который точно возьмут готы, но почти никого из них бесплатно брать не хотели, что вызвало проявление вооружённого булыжниками и дрекольем недовольства. Присоединились рабы, увидевшие в происходящем соблазнительную возможность освобождения, после чего город охватил разорительный хаос. Неизвестно, как начался пожар, но три жилых квартала сгорело дотла.