– Господин полковник, мне поступила важная информация, которую я считаю необходимым довести до вашего сведения. – Слушаю вас. Кошко вздохнул. – У меня есть все основания считать, что ваш агент Богров Дмитрий ведет с вами двойную игру. – Это какая-то ошибка, – сделал морду чайником жандарм. – И вообще, я не вправе обсуждать агентурные вопросы с кем бы то ни было. Это строжайше запрещено циркулярами, и вам об этом превосходно известно. – Если мне известно о самом факте агентурного контакта, то смешно ссылаться на секретные циркуляры, – не удержался от легкой колкости Аркадий Францевич. – Богров сообщил вам о женщине, которая готовит террористический акт. Смею вас заверить, что это только легенда. Никакой женщины не существует. Богров лично собирается стрелять в премьер-министра Столыпина. К чести (или наоборот) Кулябко, на его лице не дрогнула ни одна жилка. Разве что лицо стало донельзя официальным. – Мне ничего не известно ни о каком Богрове, – отчеканил полковник. – Мне ничего не известно ни о каком покушении. Я не могу обсуждать вопросы секретной работы с посторонними. Даже с вами, уважаемый господин Кошко. Впрочем, вы можете подать рапорт по своей линии. – Хорошо, – кивнул Аркадий Францевич. – У меня к вам только одна просьба. Распорядитесь выписать пропуска в Киевскую оперу. Для меня и моего помощника. – Только один, для вас лично, – сухо ответил жандарм. – Простите великодушно, но места в двенадцатом ряду строго лимитированы, а ответственность, случись, не дай бог, что, с меня никто не снимет. Он достал из стола пропуск и, вписав в него имя посетителя, витиевато расписался. – Прошу вас. – Честь имею, – поднялся Кошко. – Честь имею, – встал хозяин кабинета. Проходя через приемную, сыщик столкнулся с высоким рыжеватым господином, входящим в отделение с улицы. Мельком он отметил, что где-то видел этого господина, но был не в том настроении, чтобы вспомнить точно. Когда Аркадий Францевич, все еще пылая праведным гневом, поднялся в номер, Стас был уже там. – О результате не спрашиваю. – Опер отхлебнул чаю из стакана, который держал в руке, расхаживая по номеру. – Простите, но по лицу видно. – Да уж, общение с «соседями»… – употребил новое словечко Кошко. – Это то еще удовольствие, смею заметить. – Бог с ними, – махнул рукой Стас. – Это было, есть и будет. Нам главное информацию реализовать. – Мне дали только один пропуск, причем именной, – с досадой сказал статский советник, снимая пальто и шляпу. – Это, конечно, горе, – философски заметил опер. – Но не беда. Я нашел способ попасть внутрь без всякого пропуска. Я опер или где? – В смысле – «или где»? – озадачился Аркадий Францевич. – Это шутка такая, не обращайте внимания. У меня сейчас два срочных вопроса: что за тип встречался с Богровым и где мне пристрелять ствол? Второй даже срочнее первого. – И думать забудьте, – замахал руками сыщик. – в высочайшем присутствии оружие может иметь только личная охрана. – Ага. И террористы, – съязвил Стас. – У них, видать, особое положение. И потом, вы забыли, что я через черный вход приду. Меня на входе обыскивать не будут. – Ну, – задумался Кошко, – особу моего статуса, положим, обыскивать не положено… – Вот именно, – хмыкнул опер. – А то больно уж мы законопослушные. На радость всякой сволочи. Аркадий Францевич крякнул, но возражать не стал. – Тир тут недалеко есть, в полицейском отделении. Пистолет должен быть как родной, тут вы совершенно правы. Отрадно видеть, что наши потомки не растеряли того наследия, которое мы собираем по крупицам. – Конечно, – отозвался Стас, не желая огорчать хорошего человека. Растеряли – это еще слабо сказано. Просрали – вернее будет. Причем все что можно. И даже то, что нельзя. Остались крупицы – вот это верно. Впрочем, статскому советнику об этом знать не обязательно, у него тут своих забот – выше крыши. «Довлеет дневи злоба его», – верно говорили древние. …В отделении полиции, как и следовало ожидать, проблем не возникло. Начальник отделения, проникшись при виде высокого гостя, выделил им в помощники здоровенного хмурого унтера. – Унтер-офицер Калашников, – представил он его. – В стрельбе, уверяю вас, чистый виртуоз. Располагайте им, как мной. – Позвольте осведомиться, ваше высокородие… – повернулся унтер к Аркадию Францевичу. – Соблаговолите, – кивнул тот. – Дежурная пристрелка или под конкретное задание? – Под конкретное. – Извольте условия назвать, – деловито сказал унтер. – Все в лучшем виде сделаем. Они спустились в тир. Здоровяк открыл ключом тяжелую дверь и пропустил высоких гостей вперед. Стас огляделся. Хороший, добротный служебный тир. Без электронных наворотов, конечно, откуда же им тут взяться, в начале XX века? – Так, какие условия? – поинтересовался унтер, включая подсветку. – Объект движущийся, внезапно появляющийся, мишень грудная, дистанция десять-пятнадцать метров, в условиях временного дефицита, – отчеканил без запинки опер. – В смысле времени будет мало. Секунда-две, не больше. – Соображаете, ваше благородие, – с уважением отозвался Калашников, перебирая мишени. Он выбрал из стопки несколько нужных и пошел вперед. По щелчку невидимого тумблера на расстоянии примерно пятнадцати метров повернулись семь ростовых мишеней, стоящие одна возле другой, на расстоянии метра друг от друга. – Ваше высокородие! – шепнул Стас. – Такой тир, по-моему, заслуживает как минимум благодарности. У нас такие же. – Стреляйте, ваше благородие, – кивнул, возвращаясь на рубеж, Калашников. Кошко с явным интересом наблюдал за тем, как его молодой коллега, сделав шаг вперед, расстегнул пиджак и пристально поглядел на мишени, словно прикидывал расстояние до цели. – Господин унтер-офицер, – не поворачиваясь, попросил Стас. – Скомандуйте мне, пожалуйста. – Слушаюсь, вашбродь, – отозвался унтер. – Приготовиться… пли! Стас, откинув полу пиджака, выхватил парабеллум. Одна за другой засверкали вспышки, загрохотали выстрелы, зазвенели вылетающие гильзы. – Проверить мишени, – скомандовал Калашников. Когда они втроем подошли к мишеням, унтер крякнул. – Изрядно, Станислав, – кивнул статский советник. Стас внимательно осмотрел пробоины – попали все пули, но в центре были только две, прочие пять были в разных концах мишеней, ближе к краю. – Нет, еще разок, пожалуй, надо. Никто мне второй попытки не даст. У меня один выстрел. Найдутся еще патроны? – повернулся он к унтеру. – Не извольте беспокоиться, вашбродь, – уважительно отозвался тот. – Берите, сколько потребуется. Видать, важное у вас задание. – Ваша правда, – кивнул Стас, возвращаясь на рубеж. Он вынул пустой магазин и передал его унтеру. Вторая серия была более удачной. После пятого отстрела он наконец приобрел необходимую уверенность. Пока Стас чистил оружие, Кошко о чем-то тихо разговаривал с начальником отделения. По довольному виду последнего легко можно было определить предмет беседы. Без сомнения, рекомендация опера упала на благодатную почву. …Без всяких помех Стас прошел в столярку. Хозяин помещения коротал время, шаркая рубанком досточку и отчаянно коверкая мелодию, ублажал свой слух очередной арией. Увидев его, дядя Вася, находящийся уже в изрядном подпитии, поднял открытую ладонь к плечу, как бы говоря: «Все как надо!» Тяжело поднявшись, он вышел в коридорчик и неверными руками отомкнул замок на второй двери. На недоуменный взгляд опера столяр плутовски подмигнул и, шагнув внутрь, одним движением, привычно отодвинул стоящий у стены шкаф. – Вот ведь оно, как получается, – дохнул свежим перегаром. – Дело-то молодое, опять же, лишнего глазу не терпит. За сдвинутой мебелью обнаружился аккуратный проем в стене. – Подсобное помещение, – пояснил он. – Выходит к «мужской комнате». Дальше, ваша милость, сами не теряйтесь, а дядя Вася свое дело сделал. Выйдя в коридор, Стас убедился, что «внедрение» прошло удачно. Зайдя в курительную комнату, он спокойно выкурил папиросу и направился к буфету. Несмотря на то что первое отделение уже началось, в буфете он оказался не единственным. Советская дисциплина еще не пустила здесь корни – буфет работал без перерыва. Ты купил билет, а уж в буфете ты сидишь или в партере – это твоя трагедия. Да и актеры, у которых выход нескоро, перекусить заглядывали или рюмашку пропустить для бодрости. Правда, из пятерых, как он определил, трое были его коллегами – видимо, их задачей было «перекрывать» входы в зрительный зал. Но, к счастью, его появление никакой реакции не вызвало – мало ли, захотел человек коньячку выпить. «Мы артисты, наше место в буфете», – насмешливо подумал Стас и заказал кофе по-варшавски с эклером. В перерыве между первым и вторым актом просторное фойе наполнилось людьми. Блистая украшениями и обмахиваясь веерами, дамы в годах неспешно обсуждали увиденное. Молодые демонстрировали свету наряды и высматривали претендентов на обязательный бал в честь высокого гостя. Мужчины были галантны и, как отметил Стас, успевали не только поговорить о музыке, но и решить заодно какие-то свои дела. – Господь с вами, милейший князь! – благодушно улыбался собеседнику лощеный ротмистр-кавалерист. – Эвона сколько милых барышень из старинных родов в глубинке печалятся! Женитесь, голубчик, а на приданое свои дела поправите. – Помилуйте, батенька, – гудел баском господин с окладистой бородкой, – да за такие деньги лошадку необъезженную брать больно накладно! Увольте меня от такого удовольствия, да и вам не советую! Зато на орловских конюшнях есть из чего выбрать и цена не кусается. Высмотрев Кошко, он продефилировал перед ним, но подходить не стал – они заранее договорились, что не стоит обнаруживать знакомство. Когда началось второе отделение, Стас прогулялся в курительную комнату. Когда опер входил туда, он почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд и, обернувшись, увидел одного из тех, с кем коротал время в буфете. «Видимо, два отделения в буфете – это немного слишком», – размышлял он, затягиваясь душистой папиросой.