Собственно, к чему я все это вспомнила-то… Интересно, как Шешель с его характером умудрился целый год продержаться в армии? Нет, он очень точно ощущал настроение собеседника и знал, когда нужно помолчать и прекратить давить, и вообще показал себя хорошим психологом. Но в остальное время был настолько увлеченно-ядовит и явственно презрителен ко всем авторитетам и чинам, что во время военной службы должен был не вылезать из карцера. Или карцер — это про что-то другое?.. В общем, не знаю, как тут в армии наказывают, но уверена, на Стеване испробовали все! Безрезультатно. Времени успокоиться и как-то взять себя в руки следователь нам не дал, да и визит секретаря его в конечном итоге не остановил. Шешель безапелляционно заявил, что наблюдать наши нежности у него нет ни времени, ни желания, он здесь по другому поводу. И когда мы вообще, наконец, ответим на его вопросы?! Пришлось заталкивать поглубже собственные переживания и страхи и вспоминать. В деталях, шаг за шагом, кто где стоял, что делал, что видел. Раз за разом, секунда за секундой. От многократного повторения жуткого момента меня начало потряхивать, хорошо, что рядом сидел Май, а то скатилась бы в истерику. А потом неожиданно стало легче. Затверженный и набивший оскомину пугающий эпизод вдруг стал скучным и каким-то… протокольным. Рассказ о событии вытеснил из памяти само событие. Я наконец смогла отвлечься, задуматься о другом и — первым делом устыдиться. За то, что потащила Мая наверх, толком не выяснив, почему ему так не хочется туда лезть. Списала на смущение, дура… А если бы он мне так крысу в руки совал, рекомендуя ее как милого пушистого зверька?! — Май, прости меня, пожалуйста, — все-таки улучила я момент, когда Шешель что-то торопливо записывал в блокнот. — Я совсем не подумала, что ты из-за фобии не хочешь туда идти. Но ты в следующий раз, пожалуйста, говори, если что-то не так, ладно? А то я опять сделаю свои выводы и наврежу… — Не скажет, — не отрываясь от блокнота, заявил следователь. — Он гордый, а настоящий мужик не должен бояться. Вообще, я бы на его месте… — Шешель, а можно я сам отвечу на заданный мне вопрос? — оборвал его Недич. И вовремя, а то не сдержалась бы и высказалась уже я. — Можно, задаю. Кто знал, что ты собираешься сюда ехать? — легко переключился тот. — Завкаф. Думаешь, это он покушался? — раздраженно уточнил Май. — Ты же лучше меня понимаешь, что рухнувшие леса — это способ вытащить меня туда, куда требовалось убийце! — Нет, ну ты посмотри, как заговорил! — с восхищенным придыханием сообщил мне следователь. — Луну назад он категорически отрицал любую мысль об убийце и вдруг сделался таким понимающим! — Я не понимаю, это ты так с девушкой кокетничаешь, что ли? — с усталым вздохом парировал Недич, на пару мгновений прикрыв глаза. — Девушка хорошая, чего бы не пококетничать? — не обиделся Шешель. — Но на самом деле я просто учитываю все варианты. То, что очевидно нам с тобой, может быть неочевидно начальству и суду. Поэтому — да, я буду учитывать и завкафа, и Черешара собственной персоной со всеми его служителями, и даже любимую комнатную собачку твоей соседки, уж извини. Они продолжили обсуждение в том же духе, а я думала о том, кто мог за этим стоять — просто потому, что Шешель вряд ли со мной поделится. Ревность обиженной женщины? Происки врагов, желающих подорвать промышленный потенциал Ольбада, обезглавив верфи Недичей? Как-то совсем уж натянуто и неправдоподобно. А если отбросить эти фантастические версии, выходит, смерть молодого князя нужна только тому, кто желает занять его место. Тому, кто устроил аварию, ради своей жажды денег и титула убил пару сотен человек, включая собственную семью, и множество совершенно случайных жертв, которым просто не повезло лететь на том дирижабле. Маю наверняка очень больно понимать, что этим «кем-то» может быть только один из ближайших родственников. Сестра, которая его ненавидит? Обаятельный кузен, дорожащий своим положением в обществе? Кто-то еще из родственников, с которым мне не довелось пересечься? Это я могу сказать, что они плохие и неприятные люди и с ними лучше не общаться. А у него-то других родственников нет! Невооруженным взглядом видно, что Маю недостает семьи, он не одиночка по природе, ему нужно о ком-то заботиться. Может, именно поэтому я так хорошо на него влияю, что являюсь подходящим объектом для опеки! А может, его бывшая жена была беременна и все это устроила именно она? Впрочем, нет, последнее — уже совсем глупость. Тогда бы она предъявила ребенка раньше, желая вернуть внезапно ставшего очень перспективным мужика. Май в таком случае точно наступил бы на горло обиде и ребенка не бросил, не могла она этого не понимать. Однако кто бы ни был главным вредителем, он исключительно хитер и осторожен. Не оставляет следов, за столь длительное время, совершив несколько попыток покушения, ни разу не попался. Вряд ли следователь глупее меня, наверняка у него все подозреваемые под колпаком, не только эти двое. Но подозрения к делу не пришьешь, нужны железные доказательства. Их-то, видимо, и ищет Шешель. Голословные обвинения в адрес аристократа — это не ежик чихнул. После истории с полосканием Недича в прессе и официальными извинениями монарха владыка наверняка трижды подумает, прежде чем кого-то обвинять… А еще я не могла отделаться от мысли о том, как же тяжело все это дается Маю, и попыток придумать, как ему можно помочь. Понятно, что исправить ситуацию не в моих силах, что я ничего не решаю и не способна вычислить преступника, если даже специалист безрезультатно расшибается в лепешку. Но… Выходило, единственное, что я могу для Недича сделать, это просто находиться рядом, поддерживать и пытаться отвлечь и развлечь. Чтобы стряхнул с себя эту подавленность, лишний раз не задумывался о прошлом и тех событиях, которые длинной тяжелой цепью держали его вот уже целый год. Но легко сказать — не думать. А как, в самом деле, выкинуть из головы эти переживания? Даже у меня это не получалось, а я вообще сторонний наблюдатель. Что говорить о Мае! Наверное, удастся только тогда, когда Шешель поймает преступника и поймет, кому и зачем все это надо. — Стеван, а аварию дирижабля тоже ты расследовал? — влезла я с вопросом, улучив момент. — Не я один, в компании. А что? — Мне интересно, неужели ты всерьез мог подозревать в этом Мая? — П-ф-ф! — пренебрежительно фыркнул следователь. — Ты посмотри на своего благоверного и сама подумай: можно этого человека всерьез подозревать в чем-то дурном? Да у него на лбу вот такими буквами написано: «Фатальное хроническое благородство, доходящее до идиотизма», — сообщил Шешель, широко разводя ладони для демонстрации размера букв. Недич насмешливо хмыкнул, но промолчал. — Потому и спрашиваю, — согласилась я. — Май не способен на низкий поступок, а уж тем более — на такое преступление. На высказывание про «благоверного» я сознательно не отреагировала. Кажется, Шешелю доставляло особое удовольствие острить на эту тему, так зачем поощрять его проявлением недовольства или смущения? — Май, береги эту девушку! — присвистнул Стеван. — Ты глянь, как она в тебя верит! Где такую взял, поделись рецептом! — Где взял — там больше нет, — отмахнулся Май, тоже не спеша что-то доказывать и объяснять. А вот я все-таки не сдержалась. — Слушай, что ты прицепился так, а? Следователь вроде, взрослый мальчик. Какая разница, кто на кого смотрит и о ком заботится? Завидуешь, что ли? — Конечно! — Смутить Стевана не удалось. — Я-то на работе женат, а там все интересные женщины или мертвые, или в розыске. Это Май хорошо устроился, кругом сплошные хорошенькие студенточки. — Помочь с переводом? — меланхолично предложил Недич. Поскольку на прочие подначки Шешеля тезка велся гораздо легче, я предположила, что этими шутками Май сыт уже по горло и ему просто надоело на них реагировать. — Только после того, как закрою дело Недичей. Мне кажется, за это время у меня выработалось привыкание, и если я дольше луны не слышу твою фамилию и не вижу твою физиономию — начинаю нервничать. Так что после поимки преступника придется следовать за тобой в Зоринку, — отшутился Шешель. Потом смерил меня задумчивым взглядом и уже без шутовства добавил: — А вообще я искренне радуюсь, что Май сделал выводы и нашел себе девушку, совсем не похожую на его первую жену. — Шешель! — предупреждающе одернул его князь, но следователь даже бровью не повел. — Никогда не понимал, как умные мужики ведутся на подобных красивых кукол, у которых на лбу написано: меркантильная дрянь. Впрочем, это в обе стороны работает, женщины… — Стей, заткнись. Добром прошу. Последний раз, — веско, ровно проговорил Май. Следователь обвел его задумчивым взглядом, потом ухмыльнулся пакостно и подмигнул мне, добавив театральным шепотом: — Переживает! — После чего продолжил уже спокойно и деловито: — Ладно, все, что вы мне могли сказать, я уже знаю. Пойду проведаю своих ребят и делом займусь. А то с вами хорошо, но преступники сами себя не поймают. Вот закрою дело Недичей, поймаю Кокетку, и можно на пенсию выходить. Берегите себя, совет да любовь! Оставив за собой последнее слово, он хлопнул дверью, лишив нас даже возможности вежливо попрощаться. — Что за Кокетка? Это же не про театрального персонажа речь, да? — через несколько секунд проявила я любопытство, потому что очень хотелось чем-то заполнить неловкую тишину. — Да есть такая… Не то городская легенда, не то ушлая аферистка, — ответил Май. — Уже лет тридцать, а то и все пятьдесят, появляется примерно раз в год, окручивает какого-нибудь богача и вскоре исчезает с большой суммой денег. Я склонен полагать, что это не конкретное лицо, слишком уж разные аферы и разные, но неизменно молодые женщины. Однако Шешель абсолютно уверен, что это реальное лицо, причем одно и то же, и бредит идеей ее поймать. Ты… не обижайся на него, — осторожно перевел Май тему. — Стеван — очень, очень хороший следователь и человек, просто… Иногда его очень хочется убить. — Подумал и уточнил: — Часто. Но при этом он, единственный из следаков, сразу и безоговорочно поверил в мою невиновность, — продолжил тихо. — С тех пор я никак не могу разозлиться на него настолько, чтобы всерьез попытаться поставить на место. Я тут же внутренне подобралась: по-моему, это первый раз, когда Май сам упомянул ту аварию. Прогресс налицо! — Да я не обижаюсь, он забавный, — призналась честно. И опять придвинулась ближе, намереваясь поднырнуть под локоть мужчины, а то за время чаепития и серьезного разговора успела отстраниться. Но Недич, почувствовав шевеление, опередил — сам осторожно обнял, прижал к своему боку. Сердце сладко затрепетало где-то в горле от восторга и облегчения: в глубине души я опасалась, что Май предпочтет сделать вид, что ничего не было. «Ничего» — это я имею в виду неопровергнутые слова Шешеля про вкусы князя и выбор женщин. Ну и поцелуй, разумеется… — Мне сейчас ужасно стыдно, — заметил Май, но не смущенно, а задумчиво. — И за него, и за себя. И тревожно, потому что Шешель — дотошный и любопытный. Вдруг он полезет копаться в твоем прошлом? Наших со Стевичем навыков конспирации точно не хватит, чтобы его обмануть. — Ну… мне кажется, он достаточно адекватный, чтобы, если припрет к стенке, можно было рассказать ему правду и не бояться последствий. — Да, наверное, — рассеянно кивнул Недич, не отрывая взгляда от моего лица. — Знаешь, я никогда не был религиозным человеком… — проговорил он и запнулся. Нежно, почти невесомо очертил мое лицо костяшками пальцев свободной руки. Это легкое прикосновение отозвалось частящим пульсом, мгновенно сбившимся дыханием и мурашками по спине. Именно здесь и сейчас эта немудреная, почти робкая ласка показалась обжигающе-чувственной, взвихрила эмоции и желания. — И? — все-таки сумела выдохнуть я, совершенно зачарованная глубокой синевой мужских глаз. — А сейчас — истово верю. Тебя — такую — могли создать только боги… За стуком собственного сердца я не разбирала слов, только всей кожей ощущала бархатный, тихий и мягкий голос. Для поцелуя мы потянулись друг к другу одновременно и на какое-то время растворились в нем. Трепетно касались лица, висков, шеи, путались пальцами в волосах. А вот черту осторожности и приличий первой переступила я. Подалась вперед, опираясь на плечи Мая, уселась верхом на его бедра. Сразу стало гораздо удобнее — и шею выворачивать не нужно, и вторая рука освободилась. Как раз для того, чтобы тут же заняться пуговицами. Недич, обхватив одной ладонью мое лицо, мягко, но настойчиво прервал поцелуй, чтобы заглянуть в глаза и ошарашенно выдохнуть: — Майя, что ты делаешь? Я бы даже, может, устыдилась, если бы вторая его рука в этот момент не находилась у меня под юбкой, на бедре выше чулка, обжигая прикосновением кожу и горяча предвкушением кровь. — Избавляюсь от досадной помехи, — ответила невозмутимо. Крупные тисненые пуговицы кителя, широкая пряжка ремня… — Майя, это… неправильно. Недопустимо… — пробормотал князь. Только я гораздо охотнее поверила сжавшей мое бедро ладони и расширенным зрачкам. А еще тому, что он до сих пор даже не попытался перехватить мои руки, добравшиеся до мелких и гладких пуговичек рубашки. — Необходимо, — охотно продолжила я, воспользовавшись паузой. — И очень, очень приятно! — Майя!.. — почти простонал Недич, но я не дала продолжить, накрыв ладонью его рот. — Не надо. Лучше поцелуй меня. Пожалуйста… И, не оставив времени на сомнения и споры, сама приникла к теплым губам со сладким запахом брады. Май ответил. Какое-то время сидел неподвижно, позволяя моим рукам уверенно хозяйничать под распахнутой рубашкой. Не прижимал и не отталкивал, явно боролся с собой и, может быть, пытался разобраться в собственных чувствах, желаниях и внутренних запретах.