— Да я сегодня пыталась расспросить, как продвигаются его исследования, а он только рычал и огрызался. И вообще у меня сложилось впечатление, что это именно я его заставляла со мной возиться, а не его собственный научный интерес. — Вот как? — Май задумчиво вскинул брови. — Интересно, что он нашел… — А теперь что ты имеешь в виду? — Горан такой, когда чем-то очень увлечен. Ну, можно сказать, пошла мысль. Тогда он очень агрессивно реагирует на любые вопросы и попытки вывести на разговор. Искренне сочувствую его студентам и аспирантам: в такие моменты он становится просто невыносим. Спасибо за предупреждение, теперь буду знать, что в ближайшее время его лучше не трогать. — То есть можно не надеяться узнать, что он выяснил? — Нет, почему? Он непременно расскажет. Но потом, когда все сформулирует, подтвердит и докажет — хотя бы самому себе. Горан в этом отношении вполне предсказуем: он любит похвастаться результатами работы, когда эти результаты есть. И, уж конечно, не упустит возможности просветить нас с тобой. — Скорее бы он уже разобрался, а то меня любопытство замучает… — Если рычит — значит, дело движется, — заверил Май, и на этом обсуждение свернули. Тем более что поздний ужин закончился, пришла пора ложиться спать. Как я и предполагала, на узкой кровати мы разместились более чем уютно. Опять же, долго жить так было бы неудобно, а вот провести одну ночь, тесно обнявшись и устроив головы на одной подушке, — занимательный опыт. Проснулись рано и одновременно. Пока я освежалась в душе, слышала какие-то голоса и подумала, что проявился неуловимый сосед Недича. Однако, когда вышла, Май обнаружился в гостиной один — задумчивый и, как мне показалось, расстроенный. В руках он держал небольшой желтоватый конверт. — Что случилось? — насторожилась я. — Что? — Мужчина с рассеянным видом поднял на меня взгляд. — А, это… Майя, как ты относишься к театру? — К театру? — растерялась я. — Если комедия — то, наверное, положительно, — предположила задумчиво. Помолчала пару секунд и добавила: — Ну или романтическое что-нибудь. Главное, чтобы закончилось хорошо. Ты над билетом в театр сидишь с таким похоронным видом? — Похоронным? — опешил он. — Нет, что ты. Нет! Извини, я просто задумался и… слегка ошарашен. Нас приглашают в театр сегодня вечером. — Нас? — выхватила я самое подозрительное. — Меня это тоже беспокоит, но — да, нас обоих, — кивнул Недич. — Понятия не имею, кто и почему ему доложил… А впрочем, чего удивляться, — поморщился он и раздраженно пробормотал себе под нос, потирая ладонью лоб: — С некоторых пор моя жизнь интересует пугающе большое количество людей. — Май, объясни толком. Кто тебя пригласил и почему это так тебя озадачило? И почему нельзя просто отказаться? — Прости. Ты права. В общем, на вечернем спектакле в Историческом театре нас с тобой желает видеть в своей ложе владыка. Как ты понимаешь, это приглашение из разряда тех, которые нельзя проигнорировать, — ответил Недич. — Пойду я тоже умоюсь. Может, проснусь и начну соображать. И он отправился в душ, оставив меня в смятении. Было любопытно взглянуть на театр, на представление, на сливки местного общества — я не сомневалась, что именно на вечернем представлении знати должно быть достаточно, — и уж тем более на владыку. Но со стороны! Чтобы я была посетителем зоопарка, а не экспонатом! А во владыческой ложе, да в компании с Маем… Боги! Может, попросить кого-то подменить меня, а? Например, Радмилу Добрицу. А что, бойкая и энергичная девица. Или, может, нам куда-нибудь сбежать? Эмигрировать в Регидон, например. Или на острова, тоже хорошее место… — Майя, ты в порядке? — окликнул Недич. Я сидела на его месте за столом, подпирая ладонью щеку и пялясь в пространство. — Как тебе сказать… изыскиваю пути отхода, — нервно хмыкнула в ответ. — Тебе настолько туда не хочется? — напряженно спросил он. Подошел, опустился на корточки, облокотился на мои колени. Заговорил, явно с трудом подбирая слова: — Майя, я понимаю, что тебе… — Май, прекрати. — Я потянула его за локти и настойчиво подпихнула к соседнему стулу. — И сядь уже нормально, я чувствую себя глупо. Не смотри на меня такими несчастными глазами, я прекрасно понимаю слово «надо». Дай немного пострадать и пожалеть себя, а потом я буду готова к созидательной деятельности. Что ты уж прямо так всерьез все воспринимаешь? Недич улыбнулся в ответ, потянул меня к себе и устроил на коленях. — Согласна, так значительно удобнее. В общем, мне, конечно, страшно и не хочется, чтобы на нас глазели больше, чем на представление, но я вполне способна потерпеть это неудобство. Раз уж угораздило связаться с князем… Ну должен же у тебя быть хоть какой-то недостаток, правда? — А этот единственный? — со смешком уточнил Май. Обнял покрепче, ласково поцеловал. — Других я пока не нашла, — призналась честно. — Ой, погоди! А в этот театр, наверное, нужно еще как-то по-особенному одеться? Есть у меня такое смутное ощущение. — Знаешь, я, похоже, предвидел нечто подобное, потому что вместе с той одеждой, которую ты мерила позавчера, попросил госпожу Рагулович приготовить что-то для выхода, — с легким смущением признался Недич. — Думаю, вчера как раз должны были доставить. — Ну, тогда я спокойна! — заключила оптимистично. Потом вздохнула, уткнулась лбом в шею Мая. — Кого я обманываю? Нет, не спокойна. Но переживу как-нибудь. А владыка, раз уж заинтересовался нашими отношениями, не велит копать дальше? Сомнительно, что его лояльности хватит на сбежавшего гомункула… — У твоего лабораторного происхождения есть один существенный плюс, — неубедительно-жизнерадостно возразил тезка. — Ты точно не можешь быть подослана никакими сторонними силами, начиная с Регидона и заканчивая всевозможными внутренними врагами. — Утешил, — фыркнула я. Однако, против ожидания, от этого замечания действительно стало легче. — Пойдем завтракать, — наконец решил мужчина. — А то не успеем, через полчаса уже надо быть в кабинете. Пришлось спешно собирать себя в кулак, стаскивать с нагретого места и выталкивать в коридор. Благо причесаться я успела сразу, еще когда умывалась. Очень удобно, когда у мужчины длинные волосы: у него в хозяйстве есть хорошая, пригодная к использованию расческа. В ожидании вечера половина дня прошла нервно, тревожно и, наконец-то, бесплодно. Маю хорошо, его студенты развлекали, а у меня все валилось из рук, напечатанные в книгах буквы не желали складываться в слова, и в голове толкались пустые предположения и видения грядущих катастроф. К вечеру я уже точно знала, что платье окажется не готово, я опозорюсь, наговорю глупостей и гадостей владыке, и меня непременно посадят в тюрьму. Наверняка выяснится, что на меня уже собрали досье и владыка в курсе, что я вдруг возникла из ниоткуда, поэтому в тюрьме меня будет ждать допрос с пристрастием. Только так и никак иначе, потому что мне наверняка не поверят, что я гомункул, и… В общем, хорошо, что эти мучения в конце концов прекратились и мы с Маем уехали из Зоринки. Я честно старалась не очень трястись и не демонстрировать Недичу всего богатства собственной фантазии, порождающей ужасы разной степени достоверности, но не уверена, что это хорошо получалось. Во всяком случае, косился на меня князь с беспокойством, но хотя бы молчал и не предлагал других вариантов. Умом я понимала, что большинство этих фантазий — именно фантазии, не имеющие под собой никакого основания. Подозревай меня владыка в чем-то дурном, не звал бы в театр в компании князя, а давно бы уже упаковал в кандалы и увез в темную-темную и очень сырую камеру. Но ехать все равно не хотелось. Немного отвлек и успокоил обед в уютном ресторанчике. Потом Май зачем-то завернул в банк, и я, дожидаясь его в машине в одиночестве, опять извелась и изнервничалась. Потом мы все-таки добрались домой, и, чтобы чем-то заняться, я отправилась варить кофе. А закончив, неожиданно обнаружила, что — перегорела. Паника схлынула, оставив после себя усталость и легкий мандраж. Да, мне по-прежнему совсем не хотелось ехать в театр, но уже не от страха, а от желания провести вечер в кровати и под одеялом. В тот момент, когда я разливала кофе по кружкам, в кухню вошел Май с плоской коробкой в руках. — Я был прав, — сообщил он. — Платье действительно вчера передали. Примеришь? — Давай сначала кофе выпьем, — махнула я рукой. — Кажется, меня наконец-то отпустило. — Хвала богам, а то я уже и не знал, что предпринять. — Да есть один способ, — с предвкушением протянула я, отнимая у мужчины коробку, чтобы положить ее на дальний конец стола. — Рассказать не расскажу, но могу показать… — предложила и принялась не спеша расстегивать его ремень и китель. — Хочешь? — Звучит заманчиво, — ответил Май, привлекая меня ближе. Ладонь его с мягким нажимом скользнула по спине вдоль позвоночника и ряда мелких пуговичек, а от взгляда мужчины сделалось горячо и сладко. Конечно, кофе, забытый на столе, безнадежно остыл. И, конечно, метод оказался очень действенным — вскоре мы оба и думать забыли о владыке и прочих мелких житейских неурядицах. Ну в самом деле, как можно думать о подобной ерунде, когда тебя так целуют? О том, что куда-то нужно ехать, мы всерьез задумались значительно позже. Когда, расслабленные и довольные жизнью, выбрались из душа и помогали — или мешали, как посмотреть — друг другу вытираться. Оказалось, до часа «Ч» осталось всего ничего, и Маю пришлось познакомить меня с еще одним местным изобретением — сушилкой для волос, представлявшей собой удобную рукоять, к которой крепилось полуметровое кольцо из голубоватого стекла, обвитого проволокой, позеленевшей не то от времени, не то по изначальному замыслу создателя. Для применения оказалось достаточно пару раз протянуть через нее волосы. Ощущение было странным, как будто кольцо наполнено упругим вязким желе. Очень мне понравился этот приборчик, но Май быстро вернул меня с небес на землю: этой штукой ни в коем случае нельзя злоупотреблять, а то можно не только без волос остаться, но в особо тяжелых случаях — и без мозгов. Хорошо, что Недич рассказал мне об этом после сушки. После действенной терапии страх и паника перед встречей с владыкой уступили место волнению и предвкушению, и под насмешливым взглядом Мая на кухню за платьем я убежала едва ли не вприпрыжку: снедало любопытство. То есть во вкусе князя (или талантах госпожи Рагулович?) я не сомневалась, но интересно же посмотреть! Наряд, к которому прилагались и соответствующее белье, и туфли, и даже невесомый полупрозрачный широкий шелковый палантин, оказался чудесным. Изумрудно-зеленая искристая ткань ласкала кожу, безупречно простой и изящный покрой радовал глаз: закрытое спереди, под горло, с открытыми плечами и спиной, со струящейся длинной юбкой, оно село изумительно. Стоило его надеть, и я самой себе, несмотря на растрепанные волосы, показалась в зеркале особой гораздо более… породистой, что ли? Плечи тут же расправились, подбородок задрался так, словно принадлежал какой-то потомственной аристократке. — Ну как? — спросила молчащего Мая, крутанувшись на месте. — Выглядишь божественно. На тебя совершенно точно будут глазеть все, — вздохнул Недич, стараясь скрыть недовольство, и подошел к креслу, в котором лежал его портфель. Ревнует, точно ревнует! Нет, ну до чего же он милый!.. — Я плохо разбираюсь во всяких женских штучках и уж тем более — украшениях, поэтому… Вот, прихватил все, что попалось под руку, — добавил он и выставил на комод плоский металлический ящичек. Открыл. — Это обязательно? — ошарашенно уточнила я, разглядывая сверкающее и рассыпающее маленькие радуги содержимое коробки. И на всякий случай уже привычно сцепила руки за спиной, чтобы не хвататься за экспонаты. — Боюсь, да, — пожал плечами Недич. — Не то чтобы обязательно, но очень желательно. Подтверждение статуса и все такое. Что-то вроде знаков различия на парадной форме. — Исчерпывающее объяснение, — хмыкнула я. — Мы за этим в банк ездили? — Да. Даже с учетом любви матери к приемам фамильные драгоценности она надевала довольно редко, по особым случаям, и они, сколько я себя помню, всегда хранились в том же банке. Это гораздо проще, чем городить дома серьезный сейф. В особняке сейф, конечно, есть, там лежат ее повседневные вещи не худшего исполнения, но тут самая большая ценность не в камнях, а в их истории, да и магия какая-то имеется. В общем, полностью полагаюсь на твой вкус, я здесь не советчик. Пойду пока тоже переоденусь, — нехотя добавил он. Я только вздохнула. В отличие от Мая, я вот так уверенно на собственный вкус положиться не могла, больше того, совершенно ему не доверяла. Но надо — значит надо. Вообще я, конечно, кокетничала. Пощупать такие шедевры ювелирного искусства, примерить и даже покрасоваться в них все-таки хотелось. То есть, конечно, «ах, как это неловко, и я недостойна», но красиво же! А тут еще буквально в ультимативной форме велят непременно что-то надеть, и это такой чудесный повод заткнуть голоса скромности и совести! Еще раз, окинув пристальным взглядом собственное отражение, я пришла к выводу, что все украшения на шею можно отметать сразу — ткань и так блестящая, куда уж больше. А вот эти гребни с изумрудами очень кстати. Сережки бы еще, но не прокалывать же уши прямо сейчас… Тогда вот еще браслетик симпатичный. И… Нет, все. Надо призвать внутреннюю сороку к порядку, потому что «много и блестит» — это совсем не синоним «красиво». Пока я колдовала над собственной прической, Май тоже переоделся. Видеть его в белой рубашке было странно, но, на мой взгляд, она подходила ему гораздо лучше — отлично сочеталась со смуглой кожей. Поверх полагался темно-зеленый жилет с благородным темным серебром и черный пиджак. Я помогла Недичу застегнуть запонки (тоже, кстати, с изумрудами), он мне — браслет. — Чтоб мне посереть, а мы — красивая пара! — восхищенно присвистнула я, разглядывая наше отражение. — А ты специально, что ли, зеленое платье заказал? — Я полностью положился на госпожу Рагулович, — задумчиво пожал плечами Май. — Но вообще зеленый и красный — геральдические цвета Недичей. Не удивлюсь, если она это учла. Май задумчиво положил ладонь мне на талию, почти привычным жестом провел кончиками пальцев вдоль позвоночника — и я поперхнулась воздухом, напрочь забыв, что вообще хотела сказать и хотела ли. От этого прикосновения по коже буквально прокатился электрический разряд от макушки до живота и осел там сладко тянущим чувством возбуждения. Без надежного барьера хоть какой-то ткани ощущение твердых, горячих пальцев мужчины на коже оказалось очень… острым. — Ты чего? — растерялся Май, повернул меня к себе. — А? Я? — С трудом собравшись с мыслями, я оторвала взгляд от губ мужчины и встряхнулась. — Не надо так делать при посторонних, ладно? — попросила рассеянно, неопределенно дернув головой. — А впрочем… Мне тогда точно будет не до владыки, так что — делай, если уверен, что он не обидится. — Не делать так? — вопросительно вскинув брови, Май снова огладил мою обнаженную спину, на этот раз обеими ладонями. Готова поклясться, он прекрасно все понял и лукавые искорки в синей глубине глаз мне не почудились. Вместо ответа я бесцеремонно ухватила мужчину за галстук и дернула к себе. Поцелуй вышел долгим и жадным. Только ответственный Недич не позволил нам обоим забыться и, когда я взялась за пуговицы его пиджака, аккуратно перехватил мои пальцы и чуть отстранился. — Я тебя понял, — тихо, чуть севшим голосом, заверил он, обхватил одной ладонью мое лицо и большим пальцем невесомо погладил нижнюю губу. — Владыка Тихомир — терпимый человек достаточно широких взглядов, но не хочется выяснять пределы его лояльности опытным путем.