Недич разжал руки, отступил на полшага, и я глубоко вздохнула, пытаясь призвать к порядку эмоции и желания. Вернулась к коробке, набросила палантин на плечи, символически прикрывая излишки открытой кожи, — и, обернувшись, вновь угодила в объятья вдруг ставшего очень серьезным и сосредоточенным Мая. — Случилось что-то еще? — сразу насторожилась я. — Не прямо сейчас, — поморщился он. — Я собирался сделать все иначе и при других обстоятельствах, но, видимо, это судьба, чтобы все у нас с тобой происходило совсем не так, как положено, и вообще через пень-колоду… Погоди, не спорь, дай мне договорить, ладно? — Он чуть повысил голос, не давая мне высказаться. А потом глубоко, медленно вдохнул, чуть прикрыв глаза, и продолжил, глядя внимательно, напряженно, строго: — Я люблю тебя. Если не с первой минуты знакомства, то уж с первого утра — точно. Не сразу это понял, не сразу разобрался в собственных чувствах, не сразу поверил в их существование… Не важно. Главное, сейчас я абсолютно уверен во всем. Особенно в том, что второго такого шанса боги мне не дадут, поэтому… — Снова вздохнул и, преклонив колено, закончил, продолжая удерживать одной рукой кончики моих пальцев: — Я прошу тебя оказать мне честь и согласиться стать моей женой. Потом, словно только теперь вспомнив о нем, протянул на раскрытой ладони широкий, на вид очень старый браслет. Тяжелый, серебряный, с чеканным узором. Я уставилась на него растерянно, шумно сглотнула вязкую слюну — и тоже глубоко вздохнула, ощущая, что сердце взволнованно колотится где-то в горле. После всего произошедшего и оговорок Мая в кабинете на верфи сложно было назвать этот жест и этот поступок такими уж неожиданными, но… оказывается, к этому невозможно морально подготовиться. Я снова прерывисто вздохнула и сообразила, что Май до сих пор терпеливо стоит на колене и ему наверняка неудобно, а мне же надо что-то ответить… А что? Тьфу! Да как будто есть варианты, в самом деле! — Я тоже тебя люблю, — выдавила севшим голосом. Откашлялась, пытаясь взять себя в руки. — Конечно, я согласна! Я же… Но слушать, что я еще наговорю под влиянием момента, Май не стал. Коснулся губами моей ладони и, не расстегивая, надел браслет на левую руку — наверное, тут тоже работала магия, вроде как в шаре из уника. Только после этого мужчина наконец поднялся, еще раз меня поцеловал, и я с облегчением почувствовала, как схлынули сковывавшие нас обоих напряжение и неловкость. Все же странный ритуал. Мне кажется, нам обоим было бы спокойней, если бы разговор этот происходил… ну не знаю, в постели. Или хотя бы на диване, чтобы мы уютно сидели рядом без вот этих вот коленопреклонений. Наверное, снова сказывалась разница в воспитании, мировоззрении и сценарии развития отношений. Мы-то успели стремительно сблизиться в нарушение протокола, а по правилам аристократических ухаживаний, наверное, все это должно было происходить где-то после первого робкого поцелуя в щечку. Ну ладно, в губы. Но очень целомудренного! Главное, тогда, когда молодые люди чувствуют себя наедине гораздо более неуверенно, чем в компании. — А он не снимается, да? — запоздало уточнила я, теребя тяжелый браслет, когда мы ехали в лифте. — Только после свадьбы, — нарочито зловещим тоном ответил Май. Потом усмехнулся и добавил уже спокойно: — Снимается, конечно. Я тебе после театра покажу, как именно. — Ага. После театра, — повторила я. — То есть тот факт, что он не подходит к платью и ты не можешь этого не понимать, а также твое нежелание спешить меркнут в сравнении с необходимостью продемонстрировать его владыке. Почему тебя так тревожит эта встреча? Это ведь не просто нежелание показываться в обществе, да? — Само собой, — со слабой улыбкой похвалил Недич, поощрительно поцеловав меня в висок. — Во-первых, я разделяю опасения, что владыка непременно заинтересуется твоим происхождением. Конечно, приглашение в театр значит, что с тобой хотят познакомиться в возможно более неформальной обстановке, и, скорее всего, владыкой руководит в первую очередь любопытство. Но этот браслет, скажем так, обозначает серьезность моего к тебе отношения. С ним тебе гарантированно никто не станет предъявлять голословные обвинения и выдвигать сомнительные предположения. — А во-вторых? — подбодрила я, когда мы устроились в салоне великолепного вороного монстра. — Ты сказал, что, во-первых, разделяешь опасения. А во-вторых? — Во-вторых, я не желаю, чтобы кто-то даже в мыслях смел считать тебя содержанкой или чем-то вроде того, — поморщился Недич. И тут же продолжил, не дав мне развить эту тему: — Есть еще в-третьих. И, мне кажется, это главное, только не обижайся. Ты невероятно хороша, на тебя неизбежно будут глазеть, а эта штука дает мне полное право не подпускать к тебе посторонних мужчин. — Он смущенно хмыкнул. — Честно признаться, я и сам не ожидал, что в глубине души настолько ревнив. — Да уж на что тут обижаться, — весело отозвалась я. — Наоборот, я бы с удовольствием на тебя такой же нацепила. Там нет второго в комплекте? — Есть. И я надеюсь, что ты его мне наденешь. — Май улыбнулся уголками губ, искоса глянув на меня, и пояснил: — Это заключительная часть свадебного обряда. — Ага, — задумчиво кивнула я. Смерила его взглядом. — Так, может, мы прямо по дороге и заедем? — Мне нравится твой энтузиазм, — рассмеялся Недич. — Но не все так просто. Во-первых, мы банально не успели бы, а во-вторых, увы, для этого необходимо разрешение владыки. Формальность, но без нее не обойтись. ГЛАВА 10 Королевская милость уступает в надежности опале Центр столицы отличался тишиной и каким-то особенным уютом — утопающие в зелени особняки старейших родов, среди которых, как я полагала, затесался и дом Недичей. Впрочем, знакомиться с этим строением совсем не хотелось: если мне «холостяцкая квартира» Мая казалась музеем даже теперь, после того как я там некоторое время пожила, то фамильное гнездо тем более оставит неизгладимое впечатление. Еще начну с перепуга тезке выкать, зачем нам с ним такие развлечения? В центре города стоял и дворец владыки — здание на удивление скромных размеров, обнимающее крыльями Большую площадь с роскошными фонтанами в живописном сквере посередине. За дворцом раскинулся парк, где днем могли гулять простые горожане, а вечерами — гости проводящихся тут порой празднеств и торжеств. Напротив, через площадь, располагались присутственные места — здание Государственной канцелярии и Палата голосов — постоянное представительство всех провинций, занимающая бывший Посольский дворец. На Большой площади брали начало три главные городские улицы, важнейшей из которых считался зеленый Исторический проспект. Он пересекал Зоряну безукоризненно прямой линией и за пределами столицы превращался в Главный тракт, ведущий вглубь материка, в сторону основных земель Ольбада. Тот самый, по которому мы недавно ездили на верфь. Исторический театр размещался на одноименном проспекте сразу за площадью, что давало представление о статусе этого места. У парадного входа царило оживление. На подъездной дороге образовался небольшой затор: подъезжали, выпускали пассажиров и уезжали автомобили, чтобы скрыться за поворотом — очевидно, где-то позади театра располагалась стоянка. Многие приходили пешком, и я не поручилась бы, что это определялось достатком: при параде были все, а оценивать на глаз стоимость нарядов я не умела. Большинство прибывающих скрывалось за высокими деревянными дверями, кто-то — оставался на ступеньках, чтобы подождать спутников. — Готова? — тихо спросил Май, с тревогой поглядывая на меня, когда великолепный вороной монстр был уже близок к финишу. — Если я скажу нет, это что-то изменит? — нервно хмыкнула в ответ. — Да ладно, переживу. Не съедят же они меня! В этот момент автомобиль остановился, и лакей — весь в белом, от сапог до цилиндра — проворно открыл дверцу и протянул руку. Быстро сориентировался, даже не подошел к задней дверце. Я же, в отличие от него, на мгновение замешкалась, потому что принимать чью-то помощь, кроме помощи Мая, не привыкла. Но все же уцепилась за узкую ладонь в белой перчатке. А потом едва подавила порыв отпрянуть, плюхнуться обратно на сиденье и запереться в салоне авто: меня ослепили фотовспышки. Это было настолько неожиданно и неправильно, настолько не могло происходить со мной, что я замерла, растерянно хлопая глазами. И неизвестно, сколько бы простояла, если бы Май не подхватил меня под локоть и не потянул к дверям — мягко, но настойчиво. Сам он сохранял невозмутимость, и, похоже, не только внешнюю. — А почему они только нас фотографируют? — спросила я напряженно через пару шагов. — Не только, но мы — из интересных персонажей, — насмешливо отозвался Недич. Яркие вспышки все еще раздражали, но первый шок прошел, а еще через пару секунд ко мне вернулась способность здраво мыслить. Сразу возник вопрос: — Май, а почему они фотографируют издалека, ничего не спрашивают и не пытаются задержать? Я ни охраны, ни каких-либо ограждений не заметила. — А почему должны? — озадаченно уставился на меня Май. — Они же не стражи, как они могут задержать? — Ну… не знаю. Заступить дорогу, чтобы задать какие-то свои вопросы. — Потому что дорожат своей работой и свободой, — чуть поморщился он. — Это уже будет вмешательство в частную жизнь, подсудное дело. Иногда появляются особенно ретивые журналисты, но их довольно быстро призывают к порядку хозяева и коллеги. — Надо же, как строго, — с изумлением похвалила я. — Мне казалось, что они должны вести себя более нагло… Наверное, тоже какой-то привет из прошлой жизни. А почему они фотографируют только тут? Не проще было бы отловить тебя где-то возле Зоринки или даже в ней? — Во-первых, я уже говорил, что в Зоринку не так-то просто попасть постороннему человеку. А во-вторых, по той же причине: можно фотографировать в общественных местах, а следить и ловить возле дома — незаконно. Владыка очень щепетилен и строг в этом вопросе, и подобные дела никогда не спускаются на тормозах. — Это приятно, — задумчиво кивнула я. — А как же сюда вписываются обвинения в твой адрес? — Ну… из любого правила есть исключения, — философски заметил тезка. — Когда человек в опале, найдется много желающих его безнаказанно пнуть, а владыка тогда злился на меня. Все мы порой подвержены эмоциям, даже те, кому это по статусу не положено. Они с отцом были если не друзьями, то верными соратниками, и смерть князя очень рассердила владыку. — Май, ты ли это?! — окликнул нас уже в фойе красивый, звучный мужской голос. — Давно тебя не было видно! — А вот тут, увы, стража не поможет, — едва слышно шепнул Недич, на мгновение недовольно скривился, но обернулся с невозмутимым лицом. В просторном холле с огромными белыми колоннами и высокими потолками тоже было достаточно людно. Гудели голоса, сверкали наряды, глаза и драгоценности — пестрая светская жизнь кипела и бурлила. К счастью, главное мое опасение не оправдалось: никакого особенного интереса наша пара не вызвала. Поглядывали с любопытством, но и только. Подошедший к нам мужчина оказался сногсшибательно красив. Настолько, что его фотографию без труда можно было представить под подушкой юной трепетной девицы из хорошей семьи, а рядом с ним воображение так и рисовало стайку восторженных поклонниц. Высокий и статный жгучий брюнет с ярко-зелеными выразительными глазами, белозубой улыбкой, совершенными чертами лица и волнистыми волосами, пребывающими в идеальном беспорядке. — Почему ты не сказал, что планируешь прийти, да еще и с дамой? — продолжил незнакомец своим хорошо поставленным баритоном, окинув меня заинтересованным взглядом. Я вместо ответа только крепче вцепилась в Мая. Все же до чего тезка замечательный в своей «настоящести»! Тоже вроде бы красивый и обаятельный мужчина, но… нет ощущения, что ты любуешься на произведение искусства в музее. Кошмар, как этот незнакомец живет с такой внешностью?! — Это было спонтанное решение, — ровно ответил Недич. — Майя, познакомься, это Добрило Чичич, мой зять, один из ведущих актеров Исторического театра. Дор, это Майя, моя невеста. — Приятно познакомиться, — проявила я вежливость, уже с куда большим интересом разглядывая мужчину. Только интересом не женским, а скорее гастрономическим: так вот он какой, еще один подозреваемый и муж стервозной Маевой сестрицы! — Польщен и очарован. — Добрило галантно склонился, чтобы поцеловать мне руку, попутно стреляя глазами. Интересно, это профессиональная привычка или он просто бабник? Может, Любица потому такая психованная, что муж гуляет? — Разрешите пригласить вас в антракте за кулисы, я бы с удовольствием проводил и все тут показал, — продолжил Добрило. — Май в театре редкий гость и ужасно не любопытен, может, хоть с вами пройдет и посмотрит, как тут все устроено? — Спасибо за предложение, — осторожно ответила ему, вежливо улыбаясь. — Если будет возможность, мы непременно им воспользуемся. От продолжения разговора нас избавили два события: звонок — как я поняла, первый — и появление еще одного белого лакея. — Ваша светлость, позвольте вас проводить, — склонился лакей. Чичич, бросив на него задумчивый взгляд, поспешил сослаться на необходимость подготовки и удрать. Избавитель, к моей тихой радости, не повел нас к парадной лестнице через подвижную гудящую толпу. Он шагнул к стене и отодвинул тяжелую бордовую портьеру, за которой обнаружился черный ход — скромная и достаточно узкая лестница, чистая, пустая и тихая. Опустившаяся за нашими спинами занавесь превосходно скрадывала звуки, и я не удержала шумного вздоха облегчения. То ли просто не привыкла к людским скоплениям, то ли еще не до конца вылечилась, но в ослепительно-ярком, зеркально-золоченом фойе среди людского моря меня потряхивало от напряжения, а тут — ничего, отпустило. Хотя, конечно, там было очень красиво, и я с удовольствием осмотрелась бы в тишине. — Как тебе Чичич? — спросил Май, пока мы поднимались за чинным до царственности лакеем. — Ну… он как минимум вежливый и отнюдь не дурак, — заметила я. — Хотя, если он хороший актер, не удивительно, что способен изобразить дружелюбие, даже если искренне желает свернуть собеседнику шею. Но мне все равно сложно поверить, что главный злодей именно он. — Насколько понимаю, его сокрушительное обаяние на тебя не подействовало, — заметил Недич. — Тогда почему он не кажется тебе подозрительным? — Сложно поверить, что актер может быть настолько великолепным интриганом. То есть нет, не так. Интриганом он может быть любым, просто странно, что честолюбивый человек с умом изощренного, тонкого манипулятора, хладнокровного убийцы и очень талантливого тактика выбрал для себя профессию актера. Может, я не права, но в моем представлении актерская публичность, жажда признания и внимания с чертами злодея совсем не сочетаются. — Любопытная версия, — заметил Май рассеянно. — Меня больше интересует, почему к тебе пристал только он. Я боялась, что от любопытных отбоя не будет! Ладно, репортеры, но всякие великосветские бездельники? — А тут все просто, — хмыкнул Недич. — Я мало с кем знаком лично: до аварии я был им неинтересен, а мне не хотелось тратить время на светские развлечения. Поэтому большинство попросту не знает меня в лицо, а тем, кто узнал, подойти или окликнуть не позволяет этикет, — пояснил Май. — Я начинаю любить этот ваш этикет, — пробормотала себе под нос.