— Иди посиди пока… Она добрела до ящика и плюхнулась на него так, словно растеряла последние силы. Что ж, такое бывает с людьми, когда на них сваливается слишком много… Мазур смотрел вниз, где уплывали назад негустые рощицы деревьев и заросшие желтой травой прогалины. Толи ему казалось, то ли нет, но шар, такое впечатление, летел быстрее, чем раньше — надо полагать, у разных воздушных потоков и скорость разная. Как бы там ни было, его уволакивало уже градусов на сорок семь от ведущего прямиком к Инкомати курса. Главное он понял: зависимость меж выпуском газа и снижением. Для проверки снова оттянул вниз до упора зеленую рукоятку, не сводя глаз с высотомера. Все правильно, так оно и обстоит: шар опускался слишком медленно, пролетит еще черт-те сколько, прежде чем приземлится. Конечно, есть карты и компас — но все равно, крюк придется давать изрядный… — Как вы вообще садились? — повернулся он. к Николь. — Не выпускали же половину газа? Накладно будет… Девушка тусклым голосом отозвалась: — Мы выбрасывали гайдроп… Такой канат… Вон он, связка в углу… Внизу его подхватывали… Ну да, Мазур что-то и об этом читал. Вот только внизу не отыщется никого, кто оказал бы такую любезность, поймал гайдроп и притянул шар к земле. Ага, слева… Слева, у самого края горизонта, в туманной дымке виднелось что-то, крайне напоминавшее признаки цивилизации: широкая дорога посреди леса, по ней катит грузовик, а дальше виднеются крохотные, как спичечные коробки, строения, какие-то баки, строения, похоже, из обычного здесь гофрированного железа… Точно, цивилизация. Вот только она так и оставалась по левому борту, шар несло мимо… Решение — далеко не впервые в жизни — следовало принимать моментально, пока шар не уволокло черт-те куда. Разрывной клапан, конечно, в ход не пустишь, но решение есть. Не зря было сказано: что один человек построил, другой всегда разломать сможет. Тем более что газ негорючий… Не колеблясь, Мазур выхватил пистолет и стал, методично палить вверх, с каждым выстрелом чуть-чуть перемещая дуло — пока ударник не щелкнул сухо, вставил новую обойму, посмотрел вверх. Там дела обстояли, как он и планировал: в сине-красном упругом брюхе шара зиял почти правильный круг отверстий — и, если ему не примерещилось на радостях, слышался тонкий свист выходящего в полтора десятка дырок газа. Вот теперь-то возникло ощущение, что они — в идущем вниз лифте, все обстояло наилучшим образом: хватило одного взгляда на высотомер, чтобы убедиться: шар идет вниз гораздо быстрее, чем после забав с клапаном. Не падает, конечно, но земля ближе, ближе, четыреста метров, триста восемьдесят… Мазур в темпе прокачивал ситуацию: лес не такой уж и густой, на вершинах корзина застрять не должна, а если и вовсе повезет, опустятся на равнину, в траву… Шар явственно качнуло — ага, он попадает из одного потока в другой… Черт! Будь это на корабле, пусть даже в сильный шторм, он знал бы, как умело цепляться, но тут… Повернулся к Николь: — Хватайся крепче! За сетку хотя бы! Она повернулась к сетке, уплетавшей шар, соединявшей его с корзиной, вцепилась в довольно крупные ячейки что есть мочи. Мазур глянул вверх — сине-красная оболочка на глазах сморщивалась, шар худел, корзину пару раз качнуло совершенно непредсказуемо, и Мазур едва удержался на ногах. Темно-зеленые кроны, корявые верхушки неслись почти что под ногами… снова равнина… уловить момент, когда будет безопасно и дернуть разрывной клапан? Прогалина довольно обширная, но впереди виднеется кромка леса, и шар уже нижи верхушек… Рискнуть? Или он и так сядет? Ну, хряпнется оземь, но не с такой силой, чтобы летунов покалечило… Он так и не успел рвануть красный треугольник — шар словно бросило вперед порывом ветра, пронесшимся над самой землей, Мазура кинуло вбок, влево, он вмазался головой во что-то твердое, успел еще услышать отчаянный треск ломавшихся веток, перед глазами вспыхнул сноп ослепительных искр, все погасло… … Сознание возвращалось толчками. Сначала он всем телом почувствовал что-то твердое, на котором лежал лицом вниз, вытянув вперед руки, откуда ни возьмись, мелькнула и погасла мысль: так уже было однажды, когда его вырубил не враг, а природа, правда, очень далеко отсюда, и там был не воздух, а море… Твердое, на чем он распластался ничком, подрагивало, потряхивало, иногда ощутимо подбрасывало. Самая выгодная тактика в такой ситуации — как можно дольше не показывать, что ты пришел в себя. Он постарался не шевелить ресницами, вообще не шевелиться. Первые впечатления уже имелись. Больше всего походило на то, что он лежал на полу машины — и вроде бы не легковой, места достаточно — ехавшей с приличной скоростью. Запах бензина, потряхивание на ухабах… Да, похоже. Шум мотора, безусловно. Совсем рядом находились люди. Он понятия не имел, сколько их тут, но почуял запах потных тел. В первую очередь африканцев: опытный человек знает, что африканцы пахнут иначе, чем белые, и это не расистские измышления, а медицинский факт. И вроде бы примешивается запах потных белых… Партизаны? В эти края, не так уж и далеко от Инкомати с его заводами и рудниками, серьезные люди стараются не лезть. Полиция? Кто бы они ни были, бесцеремонно бросили потерпевшего аварию странника прямо на пол: на тряпки, вонявшие бензином и пылью. А вот рук, что характерно, не связали — если это какие-то недоброжелатели, последнее обстоятельство внушает некоторые надежды… «Очнуться»? Он коротко простонал; пошевелился так, чтобы всей тяжестью тела навалиться на кобуру. И в самом деле тут же ее почувствовал на обычном месте — но пустую. Попытался чуть-чуть приподнять голову, но в затылок тут же уперлось что-то твердое, и спокойный мужской голос произнес: — Угадаешь, чем я в тебя тычу? — Ружье, — сказал Мазур, попутно с радостью убедившись, что не прикусил язык при падении. — Ответ правильный, — продолжал незнакомый голос. — А потому как лежал, так и лежи. Здоровее будешь. Понял? — Понял, — угрюмо сказал Мазур. — Вот и ладненько. Мазур тем временем сделал второе открытие, столь же неутешительное — судя по ощущениям, карманы выпотрошили начисто. Правда, правой ногой он чувствовал в штанине давным-давно нагревшуюся от тепла тела заначку, а это уже внушало кое-какие надежды. Учитывая, что руки не связаны. Над левым виском покалывала колючая, противная боль — ну да, этим местом он и приложился об один из приборов — больше и не обо что было. Хорошо еще, что не виском. Шевелиться он не стал, но поочередно напряг мышцы тела. Парочка ушибов точно есть — левое предплечье, левый бок, левое бедро, но переломов, вот радость, не чувствуется… — Говорить можно? — спросил он в пространство. — Да хоть проповеди читай и серенады пой, — фыркнул человек с ружьем. — Жалко, что ли? — Вы кто? — Интересный вопрос, но сложный, — ответил незнакомец, — одни говорят так, другие — эдак. Над Мазуром расхохотались в несколько глоток. Раздался еще один голос, ернический, как у мелкого комика: — Бразза, белый, ну ты штукарь! Когда последний раз виделись, у тебя не было ни хрена, кроме старой тачки, а теперь — фу-ты ну-ты и воздушный шар, и девка вся из себя. Где успел раздобыть? — говоривший идиотски захихикал: — Знал, что брать… Слышь, малая, а ты черную морковку во рту держала? — Теннесси, захлопнул шкварник, — веско сказал человек с ружьем, и комик моментально умолк. Ну да, конечно, подумал Мазур. Тот дерганый американский негр с автострады, чуть-чуть не врубившийся ему в корму. Теннесси, ага. Значит, «колесники». С одной стороны, это лучше, чем партизаны или Алмазный спецназ, а вот с другой, учитывая, сколько при нем всякого добра, учитывая, что свидетелей нет… — Нигга, бразза, да я только… — вякнул Теннесси и тут же заткнулся, болезненно охнув. Человек с ружьем сказал: — Я тебе раз говорил уже? Я тебе не нигга, а фусу. Еще раз по чавке звякнуть? — Бразза, да у нас в Штатах это означает очень даже вежливое… — Плевал я на твои Штаты, — сказал человек с ружьем. — Если тебе так уж стукнуло в мозги быть вежливым, обращайся ко мне Булу Шонка*. Усек? * Булу — «дядюшка», вежливое обращение к старшему годами или по положению (язык фусу). — Ну, усек… — То-то. И к девке не лезь с руками. Если что, твоя очередь все равно будет первая… От конца. Хреново, подумал Мазур. Но все равно, толстая полярная лисичка все же не в ухо дышит, а бродит поблизости… Судя по тому, как его легонько двинуло по полу ногами вперед, машина свернула направо, не особенно снизив скорость. Поехала медленнее, остановилась окончательно, мотор выключили. Послышался легкий стук, словно откатили дверь. Ружье от его затылка не отодвинулось. Слышно было, как несколько человек выскакивают из кузова, тихо всхлипнула Николь — ага, это ее вытащили наружу. — Ну что… — сказал человек с ружьем. — Я сейчас вылезу первым, а ты за мной. Когда вылезешь, руки держи за спиной. Все понял? — Понял, — пробормотал Мазур. — Ну, валяй! Мазур, умышленно двигаясь медленно-медленно, уперся руками в затоптанный пол, встал на колени. Хватило пары секунд, чтобы осмотреться, достаточно и того, что он видел перед собой. Большой микроавтобус, скорее всего, американский. За окном, недалеко — довольно большое здание из потемневших толстых стволов, крытое черепицей… — Ну, пошел! Ни переломов, ни вывихов. И заначка на своем месте. Ладно, бывало и хуже… Он слез на землю, покрытую густой буроватой травой. Неподалеку на земле сидела Николь с заложенными за спину руками, со смертельно бледным, застывшим лицом и недавно просохшими полосами слез на щеках. Вся теплая компания помещалась не менее чем в четырех метрах от них — предусмотрительно, что ж. Пятеро: двое белых, трое негров. Булу Шонка угадывается сразу — здоровенный фусу годочков пятидесяти, держит Мазура на прицеле внушительного помпового «Моссберга», способного на таком расстоянии превратить в гуляш и Мазура, и девушку — а вот его самого ни за что не достанешь в прыжке из столь неудобного положения. Еще двое с револьверами, у остальных оружия вроде бы нет, но от этого не легче. Возле них — сумки его и Николь. — Майк, отнеси, — распорядился Булу Шонка, кивнув на сумки. Один из белых проворно их подхватил и быстро пошел в сторону здания. Стоявшего на высоком, чуть ли не в метр, каменном фундаменте — ага, начало века, когда змей и тут, и в других местах было гораздо больше, чем теперь, кишмя кишели. Это потом за них стали платить премии — грошовые, но если наколотить охапку-другую, то имеет смысл охотиться и лет за десять извели. Змеи не способны подняться вверх по вертикальной поверхности. В змеиных местах африканцы с той же целью поднимали хижины на сваи, а промежутки между сваями заделывали циновками. Мазур еще застал такие дома в глухомани. — Ну вот, — сказал Булу Шонка. — Посиди пока, подыши свежим воздухом. Когда дело доходит до драки, таких следует исключать из игры в первую очередь — спокойный, несуетливый, слова лишнего не скажет, оружие держит умело, битая жизнью сволочь. Остальные тоже не выглядят новичками в своем ремесле, вот только Теннесси малость подкачал — отмечен клеймом вечной шестерки, каковая и в Африке шестерка. Такого в случае чего лучше легко подранить — непременно начнет метаться, дико орать, прибавлять суеты… — Закурить дайте, — сказал Мазур. — А черную сигару покурить не хочешь? — моментально встрял Теннесси. — На пару со своей девочкой? Булу Шонка только покосился — и Теннесси моментально умолк, даже попятился на шаг с испуганным видом — похоже, его здесь критиковали не только словесно. — Билли, — сказал Шонка. — Запали сигаретку и брось ему. Билли достал пачку, но недовольно заворчал: — Может, ему еще вискаря? — Никогда не надо спешить, — наставительно сказал Шонка. — Неизвестно, как все обернется, усек? Билли кинул зажженную сигарету, упавшую у ноги Мазура. Мазур наклонился и ловко подхватил ее губами. — Девушка не курит? — спокойно осведомился Шонка. — Нет, — сказал Мазур. — И правильно делает. Для здоровья вредно. Ну, сиди, кури и не говори, что к тебе плохо относятся… Кое-что было понятно уже теперь. Шонка — не последний человек в этой банде, ностаршой все же не он. Старшой сейчас сидит в доме и, никаких сомнений, разглядывает трофеи. Причем точно еще неизвестно, чем все кончится — из слов Шонки можно сделать вывод, что с. Мазуром попытаются о чем-то договориться.