Часть 6 из 33 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Капрал был олицетворением услужливости. Он проворно выскочил, распахнул перед Мазуром дверцу машины, потом, забежав вперед, распахнул дверь почтамта, а когда Мазур вошел, пристроился справа с таким видом, словно хотел позиционировать себя окружающим не конвоем, боже упаси, а почетным эскортом. Судя по всему, именно как почетный эскорт его и расценил единственный здешний работник — старикашка в поношенном пиджачке и потертой зеленой фуражке со скрещенными рожками на околыше — эмблемой местного министерства связи. Учитывая микроскопичность городка, старикашка наверняка был и почтмейстером, и всем прочим персоналом. Он даже проворно встал за потемневшей от времени деревянной стойкой, поправил фуражку и торопливо застегнул пиджачок, украшенный какой-то тусклой медалькой — судя по той же эмблеме, полученной за выслугу лет или что-нибудь вроде.
Формальности много времени не заняли. Заплатив надлежащую сумму — при той казне, какой Мазур располагал, смешные деньги — он на полчаса получил в полное и безраздельное владение одну из четырех стоявших рядком деревянных кабин, до умиления напоминавших те, что стояли в советские времена в переговорных пунктах, когда о мобильниках и не слыхивали, а домашний телефон был несказанной роскошью, разве что кроме Москвы с Питером.
Да и внутри все до ужаса напоминало советскую старину: прикрепленное к стене сиденье типа вагонного столика, на другой — полочка со старомодным дисковым телефоном (трубка в двух местах обильно перемотана прозрачным скотчем). Тем не менее, когда Мазур поднес ее к уху, услышал гудок. Старательно накрутил код столицы, потом номер Олеси.
И началось… В трубке запищали короткие гудки, чего даже чисто теоретически не могло быть: номер был получен буквально перед отлетом Мазура, знали его только Мазур и Олеся. Конечно, она не сидела возле него круглосуточно — но когда спала в той же квартире или отлучалась по другим надобностям, на трубке оставался верный человек, имевший строжайший приказ никуда по этому телефону не звонить. Так что все дело было в убогости здешней телефонной связи.
И во второй раз повторилось то же самое — короткие гудки, невозможные даже теоретически. В третий раз гудки были длинными, но трубку никто не брал, чего опять-таки не могло быть. В четвертый вместо гудков раздался вообще ни на что не похожий жалобный писк, словно на том конце провода мучили мыть злые люди.
Ну, бывшего советского человека такими пустяками не удивить и не заставить опустить руки… Мазур трудился, как робот. На седьмой раз после двух длинных гудков, самых обычных, трубку сняли и раздался голос Лисы Алисы, то бишь хитрюшки Олеси:
— Я слушаю.
Всегда умела владеть собой стервочка — в голосе ни тени напряженности, ровный, обычный. Хотя все эти дни она должна была пребывать в нечеловеческом напряжении: два кило алмазов — не ведро арахиса…
— Добрый вечер, милая, — сказал Мазур самым беззаботным голосом. — Ну вот и я объявился…
Несколько секунд стояло молчание — ну да, она все же не железная… Мазур терпеливо ждал. Наконец она заговорила. На сей раз в голосе все же присутствовала нотка тревоги — но определить это мог только тот, кто более-менее хорошо ее знал. Все же сильна баба…
— Как успехи?
— Увы, милая, увы… — сказал Мазур. — Не получилось никаких успехов. — Этот проводник оказался не проводником, а сущим раздолбаем, решившим сшибить денежки на виски… Зря только время потеряли. Остался я без носорога, а в ту мелочь, что подворачивалась, и стрелять-то было для хорошего охотника унизительно.
Снова молчание на несколько секунд. На сей раз белокурая русалка, несомненно, тихо заходилась от радости. Код был нехитрый. То, что Мазур остался без носорога, как раз и означало, что алмазы все до единого при нем.
Вновь послышался ровный Олесин голос:
— Так-таки ничего и не добыл? («Погоня за тобой есть?»)
— Ничего, — сказал Мазур. — Не стрелять же было по мартышкам («Если и есть, пока что не объявлялась»).
— Бедный ты мой, не повезло… Ты где сейчас?
— В Лубебо, — сказал Мазур. — Здесь и заночую — не болтаться же ночью по здешним дорогам…
Шифроваться, скрывая свое местоположение, не было смысла — если кто и прослушивает Олесины телефоны, так это конкуренты, а это ребятки не менее серьезные и довольно быстро могут определить, откуда был звонок…
— Ну что же, — сказала Олеся. — Придется тебя утешать… Буду ждать на яхте.
Сие означало, что первоначальный план нисколечко не изменился, и Мазуру, как и было задумано, нужно ехать в Маджили.
— Я быстро доберусь, — сказал Мазур. — Никаких сложностей. Главное, не забудь прихватить тот синий купальничек, обожаю его с тебя снимать…
А вот это уже ничего не означало — просто беззаботная болтовня в расчете на возможного слухача.
— Обязательно, — как ни в чем не бывало, рассмеялась Олеся. — Знаю я твои вкусы…
Они перекинулись еще парочкой столь же беззаботных игривых фраз и распрощались, словесно поцеловав друг друга напоследок.
Ну вот, сделал женщину счастливой, подумал Мазур, у меня это, знаете ли, запросто…
Нажав на рычажки, он принялся набирать другой номер. На сей раз, вот чудо, понадобилось всего четыре попытки. Откликнувшийся мужской голос был незнакомым, но это ничего не значило — Мазур все равно представления не имел, кого Лаврик на этот телефон посадил. Главное, человек свой, веселый, словно бы чуть пьяноватый голос: «Фредди вас внимательно слушает, общайтесь». Пароль произнесен в точности.
— Не узнал, старина? — спросил Мазур. — Это Сирил. Или ты уже дошел до кондиции?
— Да ерунда, пару бокалов:.. Ну и как ты там, бвана великий охотник?
— Не подкалывай, — сказал Мазур с некоторой угрюмостью.
— А что такое?
Мазур повторил то же самое, что говорил только что Олесе: проводник оказался вовсе не проводником, а любителем срубить легких деньжат, даже не знавшим толком местности; что в результате он остался без носорога. Разве что на сей раз, учитывая, что его собеседником был мужик, перемежал рассказ матерками, вполне уместными в ситуации, когда человек остался без носорога.
В свое время, обсуждая с куратором полет на прииск и возможные варианты последующих событий, они решили воспользоваться тем же кодом, что разработала Олеся и ее помощник. Чтобы не насторожить возможных слухачей нестыковками, двумя вариантами событий. И любовнице, то есть Олесе, и другу Фредди, то есть этому незнакомцу, следовало преподнести одну и ту же историю незадачливого охотника, на свою неудачу вместо толкового проводника, напоровшегося на проходимца.
Точно так же Мазур сообщил, что пребывает в Лубебо, что погони за ним нет (или, по крайней мере, она пока что не давала о себе знать и в пределах видимости не объявлялась), что Олеся придерживается первоначального плана, и ему предстоит ехать в Маджили. Потом Фредди поинтересовался, как там с девками. Мазур ответил, что в такой дыре годных девок подыскать трудно (это тоже была беззаботная болтовня, очередной гарнир к зашифрованной деловой беседе).
Разумеется, во втором разговоре могли быть свои варианты и дополнения. И они последовали. Когда пора было уже закругляться, Фредди беззаботно сказал:
— Да, совсем забыл… Будешь в Инкомати, когда мобильник заработает, позвони Каррадосу, он прилетел вчера, просил брякнуть, когда «охотник вернется с холмов».
— Обязательно, — сказал Мазур. — Ну, пока.
Он не клал трубку еще несколько секунд — но Фредди ничего больше не сказал — отключился. Так, сказал себе Мазур. Фигур на доске прибавляется. Каррадос прилетел вчера. Другими словами, Лаврик объявился в Ньянгатале. Раньше этого не говорилось, но ожидать следовало — кому, как не Лаврику, играть финал операции? Сам Мазур понятия не имел, каким планируется финал — каждый знает столько, сколько ему в данный момент необходимо. Хотя есть сильные подозрения, что в свое время скажут — вряд ли игру будут доводить до финала без Мазура, переносчика алмазов. Может и понадобится…
Правильно он сделал, или нет, что не сообщил о появлении Стробача? И на такой случай существовало шифрованное сообщение.
Пожалуй, все же правильно. Касательно Стробача Фредди ничем не мог ему помочь, поскольку Стробач пребывал неведомо где. Да, собственно, Фредди ничем не мог ему помочь, такая помощь и не предусматривалась. Вот Лаврику обязательно следует доложить, что неугомонный пан Тимош вновь объявился, и на сей раз решил тоже протянуть загребущие лапы к алмазам.
Надо было еще и ботинки с него снять, с запоздалым сожалением подумал Мазур. И увезти с собой. Чтобы шлепал босиком по желтой жаркой Африке — а это не самое приятное занятие для привыкшего ходить всю жизнь обутым белого человека и здорово снижает скорость передвижения. Вот черт, не подумал как-то. Ладно, это, в принципе, несущественно…
Он распахнул тяжелую дверь, застекленную толстым листом мутного непрозрачного стекла (опять-таки совершенно на былой советский манер) и с превеликим облегчением вышел из душной кабины.
Капрал моментально подтянулся и принял самый бравый вид, окончательно вжившись в роль почетного эскорта. Глядя на него, старикашка-почтмейстер вновь встал и раскланялся. Мазур кивнул ему с видом путешествующего инкогнито короля и направился к двери — капрал уже торопился к ней, чтобы открыть. Хорошо все-таки быть в Африке адмиралом, со всех сторон тебе почет и уважение. А впрочем, и полковником неплохо.
Он чуточку погрустнел, вспомнив те времена, когда был африканским полковником довольно далеко отсюда, через три страны — и летящий за борт «Маршала Ворошилова» огромный алмаз (второй раз, однако, судьба его вплотную сводит с алмазами); и многое другое. И девушку, которую по-прежнему считал самой красивой девушкой из всех, которых встречал в Африке…
Но с тех пор прошло десять лет, и девушки давно не было в живых, и не только ее, и у Мазура никогда не было привычки тешить душу приятными воспоминаниями, наоборот, старался загонять их поглубже, в трюмы памяти, и не заглядывать туда…
А воз теперь, уже не в первый раз, вдруг заметил, что воспоминания помимо его воли сами начали всплывать из трюма — и не торопились возвращаться назад, когда их прогоняли. Может, эго и означает приближение старости? Говорил же Лаврик не так давно, ч го видел во сне свое личное кладбище — впервые в жизни. Хорошо еще, с Мазуром такого не случалось пока.
Ладно, пятьдесят четыре — эго еще, как ни прикидывай, не старость — так, дальние подступы, и это не убаюкивание себя, а медицинский факт…
Капрал, стоя навытяжку, распахнул перед ним дверцу зеленой полицейской машины с красно-желтой эмблемой.
…Повар у капитана и в самом деле оказался неплохим, достойным хорошего столичного ресторана. Поскольку капитан наверняка платил ему жалованье из своих денег, был гурманом и эпикурейцем. Даже если он не тратился сам, а, как частенько случается не только в Африке, отщипывал из казенных сумм, все равно вывод тот же — только гурман будет таскать за собой по командировкам хорошего повара.
Они сидели на третьем этаже, где капитан оборудовал себе уютную квартирку. Ужинали при электричестве — в здании был установлен генератор. Жандармерия своими привилегиями пользовалась вовсю — Мазур повидал несколько здешних полицейских участков в подобной глуши — и там пользовались керосиновыми лампами. Он откинулся на спинку стула и закурил. Отведано было немало, выпито соответственно, настал момент, когда людей тянет поговорить. Судя по выражению лица капитана, он был того же мнения.
Чтобы окончательно кое-что прояснить, Мазур спросил:
— Вам обо мне сообщили те трое из дорожного патруля?
Капитан усмехнулся:
— Догадались? Ах да, какие тут догадки, вы же профессионал…
— Есть такой грех, — сказал Мазур. — Когда ваши ребятки сгребли меня в городе, они не задали ни единого вопроса и не потребовали документов. Значит, знали, кого берут. А источник мог оказаться только один…
— Да, все правильно, господин адмирал, — сказал капитан. — Это мои люди, только переодетые в обычную затрапезную пехоту — к ней относятся гораздо несерьезнее, чем к нам. У них была рация, и они моментально доложили о несколько странном путешественнике. Согласитесь, это выглядело несколько странно: человек в таком звании и на такой должности болтается по здешней глухомани в одиночку…
— Согласен, — сказал Мазур.
— Вот видите. Так что я, с вашего позволения, не чувствую за собой никакой вины и не считаю, что допустил промах. К тому же случалось пару раз, что партизаны из фронтов посерьезнее, побогаче появлялись в глуши с очень серьезными документами, подделанными довольно мастерски — не в джунглях на коленке у костра… В прошлом году именно так ограбили банк в Бутури. Приехали четверо якобы для проверки — у них, мол, есть оперативная информация о том, что кто-то из кассиров втихую приворовывает. У них были бумаги и удостоверения Министерства финансов и тайной полиции, очень убедительно выполненные. В общем, они взяли более пяти миллионов — центр провинции, солидный банк… Ни их, ни денег не нашли до сих пор — деньги, скорее всего, уже ушли на оружие и прочие надобности. Ладно, сейчас еще как-то, хотя вам мои слова могут показаться странными, спокойно. А вот двадцать лет назад, рассказывают те, кто служил уже в те времена, вообще творилось черт-те что…
— Не кажутся мне ваши слова странными, — сказал Мазур. — Видите ли, я здесь был как раз двадцать лет назад.
Никаких тайн он не раскрывал, от него никто не требовал держать это в секрете — так сложилось, что двадцать лет назад, как и сейчас, он выступал под своим настоящим именем, такая уж шла игра. Капитану лет тридцать пять, он, конечно, о тех веселых временах знает исключительно по рассказам «дедов»…
— Ого! — капитан уставился на него с уважением. — А вы, случайно, не бывали в Королевском Краале? Когда шла операция «Челюсти»?
— Бывал, — сказал Мазур.
— Там и в самом деле было так жутко, как рассказывают старшие?
— Да уж, на праздник в женской церковной школе походило мало… — сказал Мазур, ощутив скользнувший по спине зябкий холодок происхождением из прошлого. И поторопился добавить: — Вообще-то я не люблю рассказывать о прошлых делах, стараюсь забывать…
— Ну да, понятно, — кивнул капитан. — По себе знаю. Это юные лейтенанты любят живописать свои первые операции, но с годами и с опытом это желание отшибает напрочь. Мне, конечно, до вас далеко, но как-никак одиннадцать лет после училища…
Мазур с искренним любопытством спросил:
— Возможно, я задал бестактный вопрос, но почему при таком стаже — ни одной награды?
— Почему — ни одной? Целых пять. Два ордена, три медали. Просто я их не всегда ношу. Знаете, не всегда стоит выступать в облике увешанного регалиями бравого вояки…
— Резонно, — кивнул Мазур. — Мне вот что еще интересно… Пока я… ждал ответа из столицы, там, в подвале, ваши люди обрабатывали двух девок, белую и черную. Я так понял, это партизанки?
— Они, стервы, — сказал капитан. — У белой партизанская кличка Фиделита — явно в честь Фиделя Кастро — у черной…