На полу кто-то зашевелился, кто-то вскинулся. – Эй, армяне! Я Кара-Гасым! – зычно крикнул гочи. – Смерть ваша пришел! Э, где вы тут? Не вижу. Человек, лежавший дальше всего от Фандорина, вскинулся с пола, словно атакующая кобра. У него была только одна рука! Она вытянулась, «маузер» плюнул ядовитым желтым пламенем. Гасым качнулся, схватился рукой за бок. Выбора не было. Миг промедления – и Хачатур выпалит еще раз. Пришлось стрелять самому. Тяжелая пуля «смит-вессона» отшвырнула однорукого в угол. Теперь уже все были на ногах. Некоторые в ошеломлении озирались, другие, кто лучше владел собой, кинулись к стульям, на которых висело оружие. Одного, самого шустрого, Эраст Петрович тоже был вынужден уложить. – Вижу! Всех вижу! – заорал Гасым. Держась одной рукой за раненый бок, он неспешно прицелился, застрелил ближайшего из бандитов. Фандорин был уже в комнате. На пути встретился худенький паренек с вытаращенными глазами. Он был безоружен, поэтому Эраст Петрович просто отправил молокососа хуком в нокаут (при хаотичной потасовке на ограниченном пространстве английский бокс не менее эффективен, чем любые дзюцу). Светловолосый человек в нижнем белье несся на Гасыма, размахивая кинжалом. Все так же неторопливо гочи прицелился в атакующего – но вместо выстрела раздался сухой щелчок. – Вахсей! – удивился Гасым и выпучился на занесенный клинок. Фандорин свалил светловолосого выстрелом в затылок. И оказался перед непростой дилеммой. Последний из анархистов, еще остававшийся на ногах, успел схватить со стула карабин, передернул затвор и направил ствол на Эраста Петровича, а из угла в Фандорина целил из «маузера» раненый Хачатур, с трудом удерживая тяжелый пистолет единственной рукой. На Гасыма рассчитывать было нечего – он рассматривал откинутый барабан своего заевшего «кольта». Здоровый опасней раненого. Поэтому выстрелил Фандорин в человека с карабином, а от пули «маузера» ушел, метнувшись к стене. Однорукого нужно было взять живым. Поэтому Эраст Петрович кинулся навстречу «маузеру», делая рывок в сторону за долю секунды до следующего выстрела. Эта техника называется «го-го» («пять против пяти»), потому что на малом расстоянии шансы увернуться от пули и встретиться с нею равны. Настоящий мастер способен довести соотношение до двух к одному, однако Фандорин таких высот не достиг. К игре в «го-го» он прибегал лишь в самых крайних случаях. Повезло раз, повезло второй. Оставался всего один прыжок. Но тут Гасым наконец щелкнул своим револьвером и прицелился. – Не стреляй! Поздно. Мощный «кольт» по-львиному рыкнул. Однорукого снова отшвырнуло. В саду, словно откликаясь, грозно взревел царь зверей – наконец проснулся и выражал недовольство шумом. Пахло копотью, порохом и кровью. А счетчик, оказывается, все это время работал. «Сто восемь, сто девять, сто десять». – Черт бы тебя п-побрал! – Эраст Петрович наклонился над Хачатуром. – Что ты наделал, Гасым? – Жизн твой спасал. – Застрелить его я и сам бы мог! Где здесь свет? Фандорин подошел к двери, повернул выключатель, оглядел комнату. За исключением нокаутированного мальчишки, кажется, все мертвы… Гасым сидел все там же, на подоконнике. Только расстегнул черкеску и рассматривал дырку в боку. Оттуда, пачкая густую шерсть, толчками вытекала кровь. – Горячий, – сообщил гочи, лизнув ладонь. – Соленый. – Дай посмотрю. – Э, не надо. Богатырь выдернул из папахи клок, заткнул рану. – Аман-аман, – грустно сказал. – Я так «кольт» любил, а она стрелять не захотела. Судя по женскому роду, любовь к «кольту» закончилась. Гочи прошелся вдоль стульев, разглядывая оружие. С интересом взял в руки «веблей» – должно быть, никогда такого не видел. – Это мой, – сказал Фандорин. – Дай сюда. Гасым проворчал: – Как что хороший, сразу «мой». На, не жалко. Брезгливо взвесил на ладони «маузер». Прицелился – и вдруг высадил в стену всю обойму: одну пулю в центр, остальные кружком. – Ты что?! – вскричал Эраст Петрович, зажимая уши. – Мой знак. «Здесь был Кара-Гасым». Люди говорить будут. Юмрубаш, у тебя какой знак? – Никакой. Фандорин всё не мог успокоиться. Неужто операция провалилась и нить оборвана? – Вай, мне чужой слава не надо, – с укором молвил гочи. – Я только два армяне убил. Ты – четыре. Хотя один, может, русский, – прибавил он, кивнув на светловолосого. – Не четверых я убил. Т-троих. Надежда оставалась только на юнца. Эраст Петрович привел пленника в чувство двумя оплеухами, усадил на стул. – Ты кто? Откуда? – Гагик… Из Акны. Паренек, очень бледный, с трясущимися губами, в ужасе озирался на трупы. Увидел приближающегося гочи – зажмурился. – Я Кара-Гасым. Слышала? Не открывая глаз, мальчишка кивнул. – Она меня знает, – удовлетворенно заметил Гасым. – Далеко живет, в Карабах, а Кара-Гасым знает. Фандорин взял Гагика из Акны за тощие плечи. – Я буду з-задавать тебе вопросы, а ты отвечай. Честно. Иначе отдам тебя ему. Просто уйду и оставлю тебя с ним наедине. А скажешь правду – отпущу. Я человек слова. Если что-то пообещал, выполняю. Последняя фраза была произнесена специально для Гасыма. Теперь паренек смотрел на Эраста Петровича – с таким же ужасом, как раньше на гочи. – Молчи, Гагик, ничего Юмрубаш-ага не говори, – посоветовал Гасым. – Лучше я с тобой говорить буду. Бедняга всхлипнул и снова зажмурился. – Б-будешь отвечать? Кивнул. Тем временем Гасым с видимым удовольствием обходил поле боя. Каждому покойнику заглядывал в лицо, что-то приговаривал. Он был похож на садовода, любующегося великолепной клумбой. – Кто дал приказ прошлой ночью устроить з-засаду в Черном Городе? Чье задание выполнял Хачатур? – Я в Карабах ездил, письмо от Хачатура возил! Только вчера вернулся! Ничего не знаю, честное слово! Какое задание? Хачатуру никто ничего приказать не может! Паренек говорил по-русски грамотно. Возможно, учится в гимназии или реальном училище. – Не могу поверить, что вчера не было разговоров о засаде. Ваша шайка потеряла трех человек. Что ты слышал? Что говорили? – Ай, Аллах! – радостно возопил Гасым. – Этот живой! – Он схватил за шиворот окровавленного человека – тот захрипел. – Знаю тебя! Ты Леван из Сураханы! – Не убивай, – сипел раненый. – Сейчас и так умру, честное слово. Но гочи не оставил его в покое: схватил под мышки, поволок на середину комнаты. – Я слышал твои вопросы, Юмрубаш. Тоже буду спрашивать.