— Значит, поджопника я не получу? — Угу. Считай, что заслужил прощение своими словами про путешествие в прошлое. Хотя жаль, конечно, что тебе не удастся потусить с Лином-Мануэлем Мирандой. Придется довольствоваться менее знаменитым пуэрториканцем. — Отлично. Мне еще кучу всего о тебе нужно узнать. — А о Лине-Мануэле ты уже все знаешь, видимо? — Я абсолютно ничего не знаю об обладателе Пулитцеровской премии Лине-Мануэле Миранде, который родился 16 января, закончил Уэслианский университет и назвал сына в честь краба из «Русалочки». — Так, я пошел отсюда. — Я сгребаю коробку с чурро под мышку. — И ты лишаешься всех чурро-привилегий. Артур набивает сумку магнитиками, открытками и футболкой с логотипом «Стрэнда», и мы отправляемся в Верхний Вест-Сайд, где обитает загадочный дедушка Мильтон. Район известен мне довольно хорошо. Раньше мы частенько зависали там с Хадсоном — из-за катка, а еще реки Гудзон. Иногда Хадсон вел себя так, будто ее и правда назвали в его честь. Сейчас уже Артур хочет посидеть со мной на набережной, и я упорно гоню воспоминания, как мы гуляли там с Хадсоном. Что же теперь, вообще никуда не ходить? Не дождется. В любом случае, выбор у нас небольшой. Пригласить Артура в гости — значит поставить себя в уязвимое положение, да и слишком рано знакомить его с родителями. То есть я в принципе не против, но не хочу торопить события, как это получилось с мамой Хадсона. Большая ошибка с моей стороны. День клонится к вечеру, мы с Артуром оба вымотаны. По правде говоря, сейчас я охотнее отправился бы домой и вздремнул, но тогда в нашем распоряжении останутся только сообщения и звонки. А я не хочу упускать ни одной минуты живого общения. — Жаль, что люди не могут подзаряжаться, как телефоны, — говорю я. — Могут, — возражает Артур. — Это называется «сон». Правда, телефон заряжается быстрее, чем за восемь часов. — Обожаю спать. Хотя в последнее время летняя школа лишает меня этого удовольствия. А теперь еще и ты! Какое коварство. По случаю субботы поезд следует со всеми остановками — а это значит, что нам предстоит трястись в метро добрых тридцать минут. Возможно, даже сорок или пятьдесят — если кто-нибудь прогневает богов общественного транспорта. — Ты как хочешь, а я собираюсь вздремнуть, — заявляю я. — Последую твоему примеру. Я обнимаю Артура за плечи, и он прижимается ко мне. В вагоне на редкость свободно, так что я пользуюсь возможностью и вытягиваю ноги. — Только я не могу спать без фонового шума. Ничего, если воткну один наушник? — А что будешь слушать? — Обычно я просто ставлю плейлист на рандом. Артур достает телефон — и вау, разумеется, это саундтрек к «Гамильтону». Он включает первую песню, мы делим наушники и закрываем глаза. Я словно погружаюсь в свою вчерашнюю фантазию, только на этот раз Артур действительно у меня под боком, а не в виде бесплотного голоса в трубке. Воодушевления, которое охватывает меня при этой мысли, хватило бы, чтобы поступить в колледж и переехать в общежитие. Уж там-то я смогу общаться с кем хочу и когда хочу. Я задремываю, но не до конца — чтобы не пропустить нужную станцию. Внезапно кто-то пинает меня по ботинку, и я распахиваю глаза с уже заготовленным извинением. Наверное, не стоило так раскидывать ноги. Над нами нависает мужчина с совсем мелким мальчонкой. — Простите, — говорю я. — Никто не хочет на это смотреть, — отвечает он, указывая газетой на меня и Артура и даже не пытаясь отодвинуться. На нас начинают коситься другие пассажиры. — Смотреть на что? — Я выпрямляюсь, и Артур тут же открывает глаза. Похоже, он на самом деле и не спал. — Просто занимайтесь этим дома, окей? Тут вообще-то дети. — Заниматься чем дома? — спрашиваю я. — Сами знаете, — цедит мужчина. Он уже красный как помидор — то ли от возмущения, то ли от смущения, что я не ведусь на его провокации. — Пока я знаю только, что еду в метро с партнером. Я наконец встаю. Сердце бешено колотится — кто знает, что выкинет этот придурок. Но кто-то уже снимает нас на мобильный, и, если дело дойдет до рукоприкладства, я хотя бы смогу предъявить полиции запись. Может, в участке его отучат цепляться к невинным людям. — Я не хочу, чтобы мой пятилетний сын по дороге домой смотрел на всякие извращения. На самом деле его проблема — это даже не проблема, но я стремительно теряю решимость заявить ему это в лицо. Пускай мои плечи широко расправлены, колени ощутимо дрожат. Этот мужчина выглядит так, будто в любой момент готов пустить в ход кулаки. Артур тоже встает, но я отодвигаю его за спину. — Все хорошо, все хорошо, — принимается бормотать он. — Мы не собирались делать ничего такого. — Да плюнь на него, — перебиваю я, жалея, что с нами нет Дилана. Сейчас поддержка с воздуха не помешала бы. В следующую секунду мальчонка заходится ревом, будто это я здесь — настоящий агрессор и спровоцировал его мудаковатого папашу тем, что сидел в обнимку с другим парнем. Искренне сочувствую пацану. Боюсь даже представить, что его ждет, если в пубертате он посмеет влюбиться не в милую гетеросексуальную девочку. Мужчина подхватывает его на руки. — Скажи спасибо, что я с ребенком, а то вправил бы тебе мозги. Артур тянет меня прочь, и я отступаю только потому, что он задыхается, и плачет, и зовет меня по имени, и, кажется, напуган даже больше того мальца. Какой-то парень со спортивной сумкой загораживает нас от мужчины и принимается говорить, чтобы тот остыл и что здесь уже нет никакой проблемы. Но проблема есть, потому что для нас с Артуром ничего не кончено. Мы выходим на ближайшей станции, и у Артура совсем сдают нервы. Я тянусь обхватить его за плечи — как привык делать с Диланом, когда того накрывает паникой, — но Артур сбрасывает мои руки и невидяще смотрит куда-то вдаль платформы. — Я думал, в Нью-Йорке нормально с… — Он делает глубокий вдох и порывисто вытирает щеки. — Знаешь, все эти гей-бары, парады гордости и однополые пары на улицах. Какого черта? Мне казалось, уж здесь-то с этим нет проблем. — Обычно нет. Но мудаки найдутся в любом городе. Мне хочется его обнять, но Артур явно не в настроении. Как будто любое выражение привязанности повесит мишень нам на спину. Как будто нас обязательно накажут за то, что наши сердца устроены немного по-другому. — Ты в порядке? — Нет. Мне никогда раньше не угрожали. И я жутко за тебя испугался. Почему ты не промолчал? А стоило бы. Я не имел никакого права подвергать Артура опасности — ради сомнительной возможности ответить за нас и за таких, как мы. — Прости. Я тоже испугался. Следующий поезд мы пропускаем. И еще один. Артур соглашается сесть только в третий — и только потому, что там больше людей, а значит, в случае новых неприятностей кто-нибудь наверняка встанет на нашу сторону. Неприятно думать, что мир, который свел нас вместе, одновременно так его пугает. — Провожу тебя до дома, — говорю я негромко. Артур обегает взглядом вагон и поднимает на меня измученные, все еще не просохшие от слез глаза. После чего берет за руку и не отпускает ее до самого конца поездки. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ АРТУР 21 июля, суббота — Они так и не ответили тебе на эсэмэску? — спрашивает Бен, пока я нажимаю кнопку третьего этажа. — Не хотелось бы, знаешь ли, застать твоих родителей за сексом. — Фу. Они таким не занимаются. — Ну, один-то раз точно занимались. — Нет, — ужасаюсь я. — Никогда. — Ты смешной. — Бен улыбается и берет меня за руку. — Кстати, симпатично тут у вас. — Полагаю, это заслуга дедушки Мильтона. На выходе из лифта я притормаживаю. Дальше — даже не коридор, а просто закуток с тремя дверями, ведущими в апартаменты A, В и С. — Артур из квартиры А, — говорит Бен, будто это самое восхитительное совпадение в его жизни. — Угу, мы так и планировали. — Еще бы, — отвечает он ровно. Однако, обернувшись, я вижу, что Бен кусает губу. — Нервничаешь? — А то.