— Слушай, я психовал не из-за того, что ты гей, — неожиданно говорит Итан, прижав руку ко лбу. — Я психовал из-за Джесси. Окей? Для меня это тоже было в новинку. Я просто не понимал, как себя вести. Честно, мне хотелось все тебе рассказать, как ты рассказывал нам про Бена… — Вау. — Я резко смеюсь. — Тогда сегодня твой счастливый день, потому что угадай, о ком я больше не намерен говорить никогда . — Нет. Артур. — Итан смотрит на меня почти с болью. — Я не это имел в виду. Слушай, я уже вижу, что мы выбрали капец неудачное время, но как получилось, так получилось… Прости, правда. У меня серьезно нет проблем с твоей ориентацией. И никогда не было. Мы просто всё пытались найти правильный момент — и сделать это вдвоем, — и в итоге так затянули, что начало казаться, будто я тебе лгу. Я себя за это буквально ненавидел. — И справедливо. Потому что вы мне лгали . Месяцами. Итан хмурится. — Но ты тоже не сразу нам сказал, что гей. — Не смей сравнивать, — почти выплевываю я. — Не смей, нахрен, сравнивать ваши отношения и каминг-аут. Это не одно и то же, и ты это знаешь. — Мы знаем! — В глазах Джесси стоят слезы. — Артур, я прошу прощения, ладно? Ты прав. Ты абсолютно, абсолютно прав. Одну долгую секунду мы молчим и смотрим друг на друга. Итан, Джесси и я. — Не знаю, — говорит Джесси наконец. — Наверное, я ждала, что ты за нас порадуешься. — Я и радуюсь! — Слушай, мне ужасно жаль, что у вас с Беном так вышло… — Мы можем о нем не говорить? — Конечно! Конечно, прости. — Думаю, вам пора. — А ты… — Все, отключаюсь. — Последнее слово получается уже всхлипом. Я прерываю связь. Съеживаюсь в кресле в обнимку с сумкой. И плачу до тех пор, пока не начинает гореть лицо. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ БЕН 31 июля, вторник Единственный, кто должен быть не в духе в день рождения Гарри Поттера, — это Волан-де-Морт. Однако вот он я — смотрю в стену, от злости даже не слыша, что там бормочет Дамблдор на заднем плане. Пока я сегодня заваливал очередной тест, Саманта пришла к Дилану пораньше, чтобы «помочь все устроить». Переступая порог, я ожидал увидеть флаги Хогвартса. Может быть, тарелки с драже, разложенным по цвету факультетов. На худой конец, транспаранты во всю стену. Однако комната Дилана выглядит как обычно. Единственное отличие — свежеприготовленное сливочное пиво в холодильнике, миска с «Конфетами Берти Боттс» и наши фирменные хогвартские футболки. Сливочное пиво варится не шесть часов. За это время можно было еще потрахаться, вздремнуть и снова потрахаться. — Осторожно, спорное мнение, — говорит Дилан и отхлебывает сливочного пива, отчего на его бороде здорово прибавляется пены. Готов спорить, он надеется, что Саманта ее слизнет, но самоуважение пока удерживает ее от этого позорного шага. — Из Майкла Гэмбона Дамблдор вышел лучше. — Глупости, — отвечает Саманта. — Ричард Харрис был идеален. Настоящий Дамблдор! Манеры, внешность, подача, да всё. Дилан скептически вскидывает бровь. — Суд постановляет, что мнения тех, кто фанатеет по «Гарри Поттеру» меньше года, не учитываются. — Может, я и поздновато пришла в этот мир, но вот увидишь, еще тебя перегаррипотерю. — Саманта затаскивает на колени миску с «Берти Боттс». — Предлагаю Турнир Трех Волшебников. Отвечаешь правильно — сам выбираешь конфету. Ошибаешься — за тебя выбирают другие. Я включаюсь в игру, хотя и без особого энтузиазма. Если бы я щелкал тесты по химии с той же легкостью, с какой отвечаю на вопросы по «Гарри Поттеру», всего этого дерьма с Артуром не случилось бы — в первую очередь потому, что я не попал бы в летнюю школу. Где этот чертов маховик времени, когда он так нужен? Я бы вернулся в прошлое и не стал встречаться с Хадсоном. Может, даже не стал бы заводить с ним дружбу — учитывая, что с нее все и началось. С другой стороны, тогда я не оказался бы на почте и не встретил Артура. В любом случае фиговый финал. Дилан выплевывает драже со вкусом рвоты, пока я рассеянно кошусь на экран. В кадре появляется крыса Рона, Короста, и я вспоминаю, как Артур пел мне «Бена» в караоке. Может, тогда все было и не проще, но однозначно легче. Чтобы исправить ошибку, достаточно было извиниться. Но теперь Артур отписался от меня в инстаграме — и наверняка уже попросил Намрату и Джульетту составить запретительный судебный приказ. — Какое же я дерьмо, — тоскливо говорю я и делаю большой глоток сливочного пива. Сперва мы планировали добавить в него ром, рассчитывая, что родители Дилана — ирландцы до мозга костей — отнесутся к этому со снисхождением. Но они не захотели, чтобы Саманта потом добиралась домой навеселе, так что планы напиться с треском обломались. — Я все запорол. Все, что было у меня хорошего с Артуром. Он так любит Нью-Йорк. А теперь, наверное, никогда сюда не вернется — по моей вине. Саманта отставляет миску с драже и подсаживается ко мне поближе. — Прямо сейчас ты сделал все, что мог. Просто дай ему время. — Я мог бы съездить к нему домой, — возражаю я. — Или на работу. — Лучше не надо. — Почему? Его-то ко мне в школу никто не приглашал. — Да, но тогда вы встречались. Поверить не могу, как быстро мы с Артуром прошли все три стадии: от незнакомцев до бойфрендов и бывших. Причем последнего сейчас не было бы, если бы он не решил меня удивить. Но таков уж Артур. Всегда делает больше, чем нужно. Только он мог повесить плакат, чтобы найти парня из города, в котором не живет и даже не собирается задерживаться. — Все равно это долго не продлилось бы, — говорю я наконец. — Он ведь через неделю уезжает? — спрашивает Дилан. — Да, но… ничто не вечно. Наши отношения с Хадсоном закончились. И мои с Артуром. И твои с Харриет. И ваши, ребята, отношения тоже закончатся. Все заканчивается рано или поздно. — Гм. — Дилан указывает на себя и Саманту. — Не впутывай нас в это, Беннисон. — Ди, но это правда. Мы окружаем каждые отношения таким пафосом, будто у мироздания заготовлен для нас какой-то эпический план. А потом все просто заканчивается. Может, если бы мы смотрели на вещи чуть реалистичнее, то не теряли бы людей. Саманта встает с дивана. — Принесу, гм, еще пива. Она скрывается за дверью. — Чувак. Биг-Бен. Что за хрень? — А что? — Ты говоришь, что мои отношения с девушкой закончатся… при моей девушке. Будто ее тут вообще нет. Хотя она сидит прямо перед тобой. — Да, но надолго ли она твоя девушка? — Надеюсь, что надолго. — Или нет. Конечно, сейчас-то ты разливаешься соловьем, а потом разочаруешь Саманту, как разочаровал Харриет. Дилан ставит «Философский камень» на паузу — и это человек, который даже игру не может приостановить, не говоря уж о фильме, который мы видели десяток раз. — С Самантой все по-другому. Она… — Что, особенная? Ну да, я знал и других девушек, которые были особенными. Габриэлла, и Хизер, и Натали, и Зои, и Харриет. Ты движешься каждый раз по одному сценарию. Сначала фонтанируешь восторгами, будто встретил любовь всей жизни, а потом просто оставляешь ее на обочине. Ты даже представления не имеешь, что я сейчас чувствую. Саманта возвращается и берет со стола свой телефон. — Я, наверное, пойду. — Нет, это я пойду, — говорю я, поднимаясь. — Отлично. Может, у тебя получится разыграть жертву перед кем-нибудь, кто знает тебя похуже, — отвечает Дилан. — Осмелюсь напомнить, что это ты разбил сердце Артуру, Бен. И ты порвал с Хадсоном. Не наоборот. Можешь обижаться, но не делай вид, будто ты в чем-то лучше меня. — Ну да, таков уж я. Глупый Бен из Летней школы. — Что? — Ничего. Оставляю вас ворковать. — Я встречаюсь взглядом с Диланом. — Пока будущая жена рядом, лучший друг тебе не нужен. Поговорим недели через две, когда расторгнете помолвку. — Не знаю, где ходит мой лучший друг, но искренне рад, что придурок с его внешностью сваливает, — цедит Дилан. Затем берет Саманту за руку и поворачивается ко мне спиной.