Я вылетаю за дверь — и ого. Я выставил из своей жизни буквально всех друзей. Нет, даже не выставил. Выпнул. Артура. Дилана. Саманту. Но, возможно, я не обязан сейчас быть один. Здравый смысл так и кричит о том, что не стоит к нему идти. Но домой вернуться я тоже не готов. Поэтому я отправляюсь к его подъезду и сбрасываю сообщение, что жду внизу и искренне надеюсь, что он сможет уделить мне пару минут. Буду через секунду , отвечает он немедленно. И действительно почти сразу появляется в холле. Хадсон уже пытался поговорить со мной утром в школе, но я его оттолкнул — раз уж вся эта каша заварилась в первую очередь из-за него. Но нет, это не так. Она заварилась из-за меня. Дилан прав: мы оба динамо, просто он предпочитает разыгрывать святую невинность. Готов биться об заклад, скоро он мне позвонит и скажет: «Ну я же тебе говорил», а я отвечу: «Говорил», а он ответит: «Ничего, совместный секс-марафон излечит наши разбитые сердца», и все вернется на круги своя. Но прямо сейчас я невольно оглядываюсь, проверяя, не поджидает ли Артур где-нибудь за углом, а потом обнимаю Хадсона и рыдаю ему в плечо, пока не промокает футболка. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ АРТУР 1 августа, среда До чего жалкое зрелище: сижу на диване в пижамных штанах и футболке сомнительной свежести, осыпанный крошками от чипсов, и смотрю на ютьюбе видео с танцующими покемонами. Полагаю, это вершина Отстойной горы. Отстойного гика. Эвереста отстойности. Оставайтесь на нашем канале, и Артур продемонстрирует вам взятие новых высот. Единственная хорошая новость — то, что Чаризард чертовски круто танцует. Если так подумать, я уже два дня ни с кем толком не разговаривал. Папа на собеседовании в Атланте, а мама каждый день задерживается на работе. Естественно, мне снова «нездоровится». Сейчас это даже не кажется враньем. Мама возвращается около восьми и сразу присаживается на подлокотник дивана. — Ну как ты, дорогой? Я выдавливаю покашливание, которое получается подозрительно похожим на всхлип. — Значит… не очень хорошо? — Не очень, — подтверждаю я. Мама кладет ладонь мне на лоб. — Температуры вроде нет. Но лучше перебдеть, само собой. — Она приглаживает мне волосы. — Ты точно не обидишься из-за выходных? Мне так стыдно, что мы оставляем тебя одного. — Все нормально. Вот в чем проблема: у меня день рождения в субботу. Но мама завтра утром уезжает на север штата, у нее там какие-то показания и согласования. Вернется она только в понедельник — как и папа, — а значит, семнадцатилетие я встречу в гордом одиночестве в квартире дедушки Мильтона. Но хуже всего то, что это мог быть самый эпический день рождения на свете. Это мог быть гребаный медовый уик-энд с Беном. Никаких родителей — только пустые апартаменты, тридцать шесть презервативов и мы с моим восхитительным бойфрендом (также известным как сволочной бывший). — Я дам Намрате и Джульетте твой номер, ладно? Пусть за тобой присмотрят. Я пожимаю плечами. Несколько секунд мы молчим. Мама откашливается. — Если ты хочешь поговорить о… — Не хочу. Нет, а что я скажу? Какая жалость, мам, что в твой отъезд я не лишусь девственности с Беном, потому что он разбил мне сердце и теперь я снова одинок. Прощайте, шесть пачек презервативов, вряд ли вы мне когда-нибудь понадобитесь. — Ну, если передумаешь… — начинает она и прикусывает губу. Приехали. — Не знаю, Артур. Мы с папой просто о тебе волнуемся… — Спасибо, но вот этого не надо. — Чего не надо? — Родительского единения. «Мы с папой». Да бросьте. — Дорогой, я… — Знаешь, что самое крутое? Что все — абсолютно все вокруг — мне врут. Постоянно. Потому что — о, ну это же Артур, как он справится с нашими ужасными скелетами в шкафах! — Я поднимаю ладони. — Вы хотите развестись? Отлично. Просто скажите об этом. У мамы открывается рот. — Развестись?.. — Да брось. — Артур, что? У нас с твоим папой все в порядке. — У вас ничего не в порядке. Мама смотрит на меня как-то странно. — И давно ты об этом переживаешь? — С сотворения мира! Вы все лето грызетесь без передышки. — Дорогой, нет. У нас, конечно, выдались нелегкие времена — учитывая, что твой папа потерял работу… — Поверь, я в курсе. Вам стоит научиться ругаться потише. Такое ощущение, будто из комнаты выкачали весь воздух. Кажется, я даже слышу собственное сердцебиение. — Хорошо, — говорит мама. — Почему бы нам тогда не позвонить твоему отцу? — Прямо сейчас? — стону я, закрывая лицо руками. Мама прижимает трубку к уху, встает и начинает что-то бормотать вполголоса, но я даже не пытаюсь подслушивать. Устал об этом переживать. Устал пытаться . Вот что мне в самом деле стоит прекратить: волноваться и пытаться. Как мои родители оставили попытки наладить отношения. Как Бен моментально оставил попытки меня вернуть. С понедельника я получил от него ровно одно сообщение. Одно . Очень хорошо демонстрирует, как решительно он был готов за меня бороться. Да и с чего бы ему отстаивать отношения с парнем, который через неделю уедет в Джорджию, — если под боком все лето сидел такой замечательный бывший? Окей, я знаю, что это не от него зависело. Но он лгал мне каждый день. Каждым словом. Он даже коробку Хадсону не отправил. Мама возвращается в гостиную и протягивает мне телефон. — Это папа. По громкой связи. — Привет, — говорю я уныло. — Так, и с чего ты решил, будто мы разводимся? Ему явно весело, и это раздражает особенно. — М-м-м. Учитывая, что вы пяти минут не можете провести, чтобы не начать цапаться, не нужно быть специалистом по ракетостроению… — Ого. — Мама садится рядом и приобнимает меня за плечи. — Давай, не сдерживайся. Папа смеется. — Арт, мы не собираемся разводиться. — Вы можете мне сказать! Я пойму. — Но мы и говорим. — Мама качает головой. — Артур, мы с твоим папой препираемся всю жизнь. Такие уж мы по характеру. А отношения — сложная штука. Вспомни, у вас с Беном тоже возникали разногласия… — Бен тут ни при чем! — Я просто хочу сказать, что иногда людям не хватает выдержки. Дела идут всё хуже, вы сгоряча произносите слова, о которых потом жалеете, треплете друг другу нервы… — Но вы женаты! Могли бы уж научиться за столько времени. Мама негромко смеется и переводит взгляд на экран, на котором высвечивается папино имя. Я вижу, как она при этом улыбается — нежно, не вымученно. Что ж, это правда сбивает с толку — как если бы Жан Вальжан и Жавер [53] вдруг пожали друг другу руки. Может, у меня все-таки воркующие-после-двадцати-лет-брака родители. И грызущиеся-по-всяким-пустякам — тоже. Возможно, это каким-то загадочным образом сочетается. — Так значит, это у вас штатные скандалы, — с сомнением говорю я, — а не предразводные? — Абсолютно штатные, — подтверждает папа. — Даже традиционные.