– Я выдаю твою работу за свою! Он сжал кулаки: – Я достаточно взрослый, чтобы решать, что хорошо, а что плохо. На мгновение стало тихо. Потом Эммет зарылся лицом в ладони и с отчаянным вздохом опустился на диван. – Прости… Я не хотел повышать на тебя голос. – Его черты еще сохраняли суровость, но постепенно стали смягчаться. Передо мной снова был Эммет, которого я знала. Как хорошо, что он вернулся. – Я тоже не хотела. Прости, что довела до этого. Мне просто было важно убедиться, что между нами все в порядке. – С каждым словом меня все сильнее охватывала робость. Я себя не узнавала. Однако желание отпускать в адрес Эммета дурацкие шутки, которые я позволяла себе в начале нашего знакомства, пропало. Напрочь. – Я знаю. Прости, я перегнул палку. – Эммет смотрел то на меня, то на место на диване рядом с собой. Я поняла без слов и подсела к нему. – То, что произошло в пятницу, совершенно выбило меня из колеи. Я вовсе не хотела тебя обидеть. Я отношусь к тебе с большим уважением. Измученная улыбка тронула его губы. Он медленно кивнул. – Прости… что бы я ни говорила, я все говорю неправильно. – Да брось. – Нет, погоди. Объясни. Скажи, как я должна себя вести. Он скользнул по мне взглядом, и на какой-то миг я прочитала в его глазах скепсис. Словно он сомневался в серьезности моих слов. – Нечего тут объяснять. – То есть ты в самом деле считаешь, что они дали тебе стипендию из жалости? – Да нет, я ее вполне заслуживаю, дело не в этом. Но просто мне хорошо знакомы эти сочувствующие взгляды. Я устал от них. – Он откинулся назад и запрокинул голову. – Не самое большое удовольствие. – А эта девочка, это?.. – Джейд. Моя младшая сестра. Он продолжал смотреть на потолок, но от меня не укрылось то, как смягчился его взгляд. Я немного расслабилась, поняв, в каком направлении нужно вести беседу. – Они с Заком живут в Коузи Гров у моих бабушки и дедушки. Мама… – Эммет замолчал, словно боялся сболтнуть лишнего. Закрыл на мгновение глаза, затем продолжил: – Мама в больнице. Это не наркотики. У нее расстройство пищевого поведения. У нас всегда было мало денег, иногда мы ели один раз в день. Мама всегда ждала, чтобы сначала наелись дети. По крайней мере, она так говорила, и я думаю, она и сегодня не понимает, что больна. Я сам долго не понимал, но, думаю, все так и есть. Поскольку вся жизнь у нее пошла под откос, ей только и остается, что следить за весом. Теперь-то я знаю, что это не просто отсутствие аппетита, причины намного глубже. Я подавила желание сжать пальцы в кулаки. – Но попробуй рассказать это подросткам-старшеклассникам. Или учителям. Конечно, они считали, что каждый раз, когда она попадала в больницу, это происходило из-за передоза. И да, выглядела она истощенной и нездоровой. Это болезнь, но не наркомания. Такого она никогда бы не допустила по отношению к нам. – Как она сейчас? – То хуже, то лучше. В последние недели хуже. Она опять в больнице. Врачи не говорят, но, возможно, ей придется жить с этим. Она сама должна захотеть поправиться. В данный момент кажется, что идет разнонаправленная борьба. Мы пытаемся что-то сделать с ее питанием, она – со всеми, кто хочет помочь. Не совладав с собой, я скользнула взглядом по стройной фигуре Эммета. Тебя не касается, тебя не касается… Вот дерьмо. Ну конечно, это меня касалось, если он что-то для меня значил. Черт. – А ты… у тебя тоже проблемы с питанием? Он не посмотрел на меня, но, спустя несколько секунд, покачал головой. – Мне некомфортно, когда нечего есть. Мне нехорошо, когда я на выходные приезжаю домой и вижу пустые полки. С Заком все в порядке, но Джейд… Она берет пример с мамы, и, понятно, мама своим образом жизни ей привила абсолютно нездоровое отношение к еде и своему организму. О ней я беспокоюсь больше всего. Что у нее начнутся необратимые процессы, а я этого не замечу вовремя. Потому что я слишком занят своей долбаной элитной профессией. – Сколько ей? – Двенадцать. – А брату? – Пятнадцать. Ужасный возраст. Я непроизвольно улыбнулась: – Но бабушка с дедушкой присматривают за ними? Эммет пожал плечами: – Вроде бы должны, но иногда у меня такое впечатление, что все ровно наоборот. Они уже в возрасте. – А твой отец? Я сразу пожалела, что спросила. Эммет сидел неподвижно, уставившись в стену напротив. – Его застрелили, когда мне было десять. Я застыла. – Господи. – Да. Вот так. Мы сидели в полной тишине. Но у меня было множество вопросов, которые так и просились наружу и которые я не решалась задать. Будто почувствовав, Эммет заговорил снова. Тихим, очень сильным и абсолютно бесстрастным голосом. – Это произошло в Коузи Гров. Там несколько трейлеров принадлежат бандитам из соседнего поселка. Иногда стереотипы верны. – Он горько усмехнулся. – Папа не был одним из них. Но вот дядя… Он пошел по кривой дорожке, хотел по-легкому заработать денег. Ввязался в наркобизнес. Из-за этого у них с отцом были постоянные скандалы. Родители все время беспокоились, но в конце концов они оказались бессильны. В тот вечер они повздорили. Нас, детей, загнали домой и отправили спать раньше обычного. Мама была беременна Джейд, Зак все время плакал, поскольку они не переставая скандалили. Я теперь уже не помню, из-за чего был сыр-бор. Мы услышали, как подъехала машина и мотоциклы. Там был дядя. И вдруг раздались выстрелы. Я слышал, как мама умоляла папу не выходить, но он распахнул дверь и выскочил на улицу. Я долго не мог простить ему, что его брат был для него важнее собственной семьи. Но теперь, когда я думаю о Заке и Джейд… я бы в такой ситуации тоже не медлил ни секунды. – Несколько мгновений воспоминания цепко держали его, потом он продолжил: – Я побежал за папой до веранды трейлера. Я хотел, чтобы он вернулся. Он пытался все уладить, пригрозил полицией. Те типы уже собрались уезжать, и я было подумал, что самое страшное позади. И тут прогремел выстрел. Из окна машины, через приспущенное стекло. Так трусливо… как будто он не в человека целился, а в… как будто было не важно куда. Пули попали отцу в грудь и в живот, всего четыре. Он не сразу умер. Сначала осел, словно марионетка, которой одновременно отрезали все нитки. Он лежал, а я положил руки ему на грудь, но темные пятна на свитере проступали все четче, а лицо становилось все бледнее. – Эммет посмотрел на свои руки. – Он сказал, чтобы я простил их. Я пообещал. Пообещал, что не буду искать способ отомстить и прочие глупости. Пообещал, что не буду искать легких путей, хоть жить по закону и труднее. Это были его последние слова, потом он потерял сознание. Я ничего не чувствовала. Слышала только глухие удары сердца, отдававшие в виски. Не знаю. Все, что я говорила Эммету прежде, все, что думала о нем, показалось мне сейчас таким бесконечно неуместным. То, как я отзывалась о собственном отце, о роскоши, о моей более чем обеспеченной жизни, о достатке… – Я очень тебе сочувствую, – прошептала я. Это не было сказано впроброс. Слова шли от сердца, и я надеялась, Эммет понял это. Он медленно кивнул. Взгляд был пустым. – Столько времени прошло. Но до сих пор больно, до сих пор. Но так уж устроена жизнь, да? – Так ужасно устроена, что десятилетний мальчик должен стать свидетелем убийства собственного отца? Эммет молчал. – А твой дядя?.. – начала было я. – Он сбежал. Я увидел его лишь годы спустя. Я так долго вынашивал в себе ярость и ненависть в его адрес, но он вернулся, было видно, что он сломлен. Он стал причиной гибели брата. Который хотел защитить его. – Эммет замолчал. – Он, наверное, думал, что должен как-то все исправить. Поэтому предложил моей матери помощь. Но его грязные деньги от торговли наркотиками уже и так натворили дел. Я до сих пор благодарен маме, что она ничего у него не взяла, хоть это нам и помогло бы. Легкий путь… Я обещал папе. В тринадцать лет я начал подрабатывать на заправке, и мы, по крайней мере, ни от кого не зависели. Когда я перешел в хорошую школу, мне назначили первую стипендию. Моя учительница поддерживала меня в том, чтобы подать документы на стипендию в UBC. И у меня получилось. Я всегда знал, что буду учиться в университете, не важно в каком. Даже если мне придется работать на трех работах одновременно. Это я и называю роскошью. У меня очень долгий и насыщенный рабочий день, но мне нравится моя учеба, мне нравится работа и в кафе «У Беверли», и на стройке. Иногда мне даже удается отложить что-то, чтобы Заку и Джейд было полегче. Если я смог, они тоже смогут. – Эммет посмотрел на меня, и взгляд получился очень глубоким. – Больше всего я боюсь, что они выберут легкий путь, как наш дядя. Когда растешь на улице, наркотики и дилеры поджидают тебя на каждом углу. Чертов порочный круг. На дурацкой заправке я зарабатывал в разы меньше, чем мог бы, торгуя наркотиками. И никто не объяснит этим детям с улицы, что, для того чтобы вырваться из этого круга, нужно думать вдолгую. Отец вбил мне это в голову с самого начала. Он не учился и не мог позволить себе жилье в более приличном районе, но он все делал для того, чтобы жить, не нарушая закона. Джейд и Зак не могли это услышать от отца, они услышат это от меня. Снова и снова, до тошноты. Привить им это знание – моя чертова обязанность. – Ты потрясающий, – прошептала я, но Эммет услышал, и его взгляд смягчился. – Правда, Эммет. – Целый сериал можно снять. – Я звоню в Netflix? Он улыбнулся своей фирменной улыбкой Сорикетти, и это было чудесно. – Но почему архитектура? Я с ходу могу назвать кучу профессий, овладев которыми ты нашел бы хорошую работу. – Потому что для меня это не главное. – А что главное? – Когда все твое детство проходит на тридцати пяти квадратных метрах, где кроме тебя ютятся еще четверо, волей-неволей начинаешь фантазировать. Я все время представлял себе, как это – жить в большой квартире. Или в доме с садом и террасой. И ты знаешь, навоображать я мог все что угодно. Я мог мысленно нарисовать комнаты, обставить их по своему вкусу. Теперь я ровно этим и занимаюсь, и это так здорово. Даже не знаю, что бы мне могло принести большее удовольствие. – Класс. – Я с завистью кивнула, понимая, о чем он. – Правда здорово. – Иметь любимое занятие? – Ага. – А у тебя какое? Я пожала плечами: – Боюсь, у меня такого нет. – Брось. – Эммет облокотился на спинку дивана и повернулся ко мне. – У всех есть. – Тут мне придется тебя разочаровать. – Это не архитектура?