– Сильно чуть-чуть. – Я отхлебнула кофе. Он действительно получился очень вкусным. Эммет смотрел на меня. – Спасибо, – прошептал он, наклонившись ко мне. – Ты права, это… Я чувствовал себя уверенно, и поэтому все получилось. Больше того… Я еще никогда так себя не чувствовал, и самое прекрасное то, что теперь я хочу заниматься этим только с тобой. Я не смогла удержаться и прикрыла глаза. Мы поцеловались, медленно и осторожно. – А как у тебя все прошло? Я заморгала. Эммет смотрел на меня, и я выпалила первое, что пришло мне в голову: – Осмысленно. Он улыбнулся: – Это хорошо или?.. – Не смей, – перебила я его, и он ухмыльнулся. – Это было безумно хорошо! А ты еще строишь из себя недотрогу. Он не стал возражать и лишь хитро улыбнулся. Он выглядел таким наполненным и удовлетворенным, светящейся и уверенной версией самого себя. Богом клянусь, мне не хотелось быть той, из-за кого эта версия снова может исчезнуть. * * * На следующий день бог погоды также был к нам благосклонен. После обеда мы вновь отправились на улицы города и бродили по ним до тех пор, пока не стало вечереть, и мы, прихватив багет, сыр и оливки, оказались в парке Бют-Шомон. Мы присели на небольшом холме, откуда сквозь кроны деревьев открывался фантастический вид на город. – Эмбер?.. – вдруг произнес Эммет. Это просто мое имя, но от того, как он его произнес, я похолодела. – Я много думал. – Он смотрел на меня, и внутренне я, кажется, уже понимала, что за этим последует. – О чем? – все же спросила я. – О тебе. О том, что я сказал сегодня утром и как ты на это отреагировала. Обо всех моментах, когда я не стал настаивать и потом об этом жалел, – с этими словами он шумно сглотнул. – Эмбер, я хочу, чтобы ты знала, что ты всегда можешь со мной поговорить. Если, конечно, захочешь. Я смотрела на него, разглядывала его серьезное и внимательное лицо, и у меня перехватило дыхание. – Я знаю. – После этих слов воцарилась долгая пауза. – Только не знаю как. – Не торопись. Указательным пальцем я провела по венам его предплечья. Что угодно, лишь бы не смотреть Эммету в глаза, пока внутри меня кипела борьба. Он это чувствовал, я уверена, но он меня не принуждал. Смех, голоса, далекие звуки гитары уличного музыканта – все отступило на задний план, пока во мне пробуждались воспоминания. Я понятия не имела, с чего вообще начать. Я прикрыла глаза и на секунду откинула голову. – Это случилось незадолго до начала последнего учебного года в школе, – вдруг произнесла я. – Почему родители отослали тебя сюда? – спросил Эммет, словно пытаясь своим осторожным вопросом навести мостик, по которому я могла бы пройти на подкашивающихся ногах. – Потому что так было проще. – Проще, чем что? – Чем выслушать меня. – Я шумно сглотнула. Горло продолжало сдавливать, но вдруг из меня вырвалось все, что я так долго пыталась забыть. То, за что я себя стыдилась и презирала. – Мне было семнадцать, когда я познакомилась с Седриком Ливингстоном. На вернисаже, куда я пришла вместе с родителями. Они часто работали вместе с Ливингстонами. Эммет удивленно округлил глаза: – Ливингстон – это как Эрнест Ливингстон? Стиснув зубы, я кивнула. Ливингстон как в «Гиллз и партнеры» и «Ливингстон Дизайн» – самые знаменитые архитектурные бюро Ванкувера. – Погоди, ты и их сын… – Эммет прервал себя на полуслове. – Седрик был старше меня на шесть лет и меня все в нем восхищало. Его внешность, опытность… И больше всего то, что он относился ко мне всерьез. Меня достали незрелые мальчишки из школы, которые на уроках рисовали пенисы на партах и использовали слово «голубой» как оскорбление. А Седрик был их полной противоположностью. Студент, взрослый, образованный – короче, идеальный. Сначала мы скрывали свои отношения, но потом наши семьи, конечно же, обо всем узнали. Я тогда приготовилась к скандалу, но родители были в восторге. Казалось, разница в возрасте не играла для них никакой роли. Наши отношения стали в их глазах лишь поводом к слиянию их дурацких империй. Гиллзы и Ливингстоны – лучше и быть не может. Я знаю, они часто об этом задумывались, хоть это весьма рискованно. Я думаю, мой отец видел в Седрике будущего СЕО теперь уже самого могущественного архитектурного бюро страны. То, что мы сошлись, стало просто джекпотом. И знаешь, что самое безумное? Поначалу я тоже так думала. Мне безумно нравилось крутиться в одних кругах с Седриком, сидеть с ним рядом на деловых обедах. Было в этом нечто особенное. По крайней мере, первые полгода. Не знаю, в какой именно момент начались перемены. Это был постепенный процесс. Седрик… потихоньку менялся, и сейчас мне кажется, что поначалу он очень старательно скрывал свое истинное лицо. Он был гораздо умнее меня и прекрасно об этом знал. Он манипулировал мной, а я этого даже не замечала. Он был таким… харизматичным и ослепительным. Вся его природа очень к себе располагала. Все хотели добиться его внимания. Он был как солнце, вокруг которого мы вращались, и те, кто смог приблизиться, считали, что жизнь удалась. Я считала, что жизнь удалась. При этом все было ужасно. Ему нравилось ставить людей в зависимое положение. Он продвигал меня вперед и подзадоривал, и от этого его власть надо мной только росла. Я была неопытной и не знала, что, когда тебя принуждают к чему-то в постели – это ненормально. Я была девственницей и когда сказала ему об этом, он предложил не придавать этому слишком большого значения. Я тогда лишь кивнула, потому что было стыдно, и я не хотела, чтобы ему со мной было скучно. Мы сделали это, он кончил, а я… нет. Он убедил меня в том, что если я не испытываю оргазма, то все дело во мне. Он сказал, что девчонки в моем возрасте не понимают, о чем говорят. Когда я была слишком усталой для секса, он смеялся надо мной и сравнивал меня с другими девушками, с которыми он спал. И все это, пока я лежала перед ним обнаженная. Это было невыносимо, потому что я все делала неправильно. Никогда не была достаточно хороша. На людях он носил меня на руках. А вот в своей квартире он со мной разговаривал по-другому. Когда мы ссорились и я начинала плакать, он говорил, что видит, какая я еще маленькая. Как будто мои эмоции от этого менее важны. Он обесценивал мои чувства и делал это так, что я даже не замечала. – Я говорила тихо, а сердце тем временем выпрыгивало из груди. Но я не хотела выпускать наружу свой внутренний трепет. Он не получит надо мной власти. Тем более через столько лет. Эммет сидел тихо-тихо, но я видела, как его ладони сжались в кулаки. – Ситуация ухудшилась, когда я застала его с другой девушкой. Со студенткой с его курса. Я была раздавлена, но он утверждал, что ему нужно общение с девушками его возраста, потому что я не в состоянии удовлетворить все его потребности. Для него я была просто Эмбер, тупая дочка знаменитого архитектора, и он играл со мной в любовь только ради того, чтобы сделать карьеру. Я ничего для него не значила, ни-че-го. Когда я решила с ним расстаться, он сказал, что мне все равно никто не поверит. И он собственноручно об этом позаботился. Эммет молча положил руку мне на колено и посмотрел на меня полными боли глазами. – Когда-то я отправила ему фото, и он его сохранил. На том фото я голая. В день расставания он зашел с моего профиля в Инстаграм, мне хватило мозгов дать ему свой пароль. И он с моего аккаунта отправил фотографию другу и… Написал там такие вещи, словно это я ему изменила. Друг Седрика распространил скриншоты и для меня все уже было потеряно. Дело выглядело так, будто это я за спиной у Седрика навязывалась другим парням. А он якобы из-за этого со мной расстался. Конечно, я пыталась объясниться, но с каждым словом все становилось только хуже. Все случилось именно так, как он сказал. Мне никто не поверил. Когда я рассказала все маме, она посмотрела на меня как на грязь. А потом она сказала, что раз уж он откуда-то взял эту фотографию, то я сама виновата, что такое рассылаю. Это произошло летом перед выпускным классом, и однажды утром ко мне подошел папа и протянул брошюру французской школы. Он сказал, что будет лучше, если я на какое-то время уеду. Пока все не устаканится. Ему предстояла одна из самых важных сделок с Ливингстонами, а наша драма произвела больший резонанс, чем ожидалось. Все случилось как в одном из этих ужасных фильмов про колледж. Я умоляла его меня выслушать. Я не хотела уезжать в Европу, я просто хотела, чтобы мне кто-то поверил. Спустя четыре дня я уже летела в Париж. И вот мы в Париже. И все уже давно в прошлом, но почему-то я этого не ощущаю. Мне будто снова семнадцать, и я абсолютно беспомощна. – Поэтому тебе было так важно, – спокойно произнес Эммет, хотя я чувствовала, что внутри у него все клокочет, – дать мне время… – Это всем должно быть важно! – воскликнула я, и Эммет вздрогнул. – Понимаешь, это ненормально! Это вербальное насилие, это отсутствие уважения, но этого никто не замечает. Он игнорировал мое «нет», будто в наших отношениях для него не существовало границ. Для него было нормальным будить меня, если он позже приходил в постель и… хотел меня. Он заставал меня врасплох, и последнее, чего мне хотелось после такого напряжения, – это засыпать с ним в одной постели. Все почему-то считают, что если парень доминирует в постели и учит тебя, как надо, то это крайне сексуально. Но нет ничего сексуального в том, что ты не можешь спокойно спать, когда он рядом, потому что каждую секунду нужно быть готовой к тому, что он захочет… а ты нет. Лишь один мускул дрогнул не щеке Эммета. Секунду спустя он заключил меня в объятия. Он так крепко прижал меня к себе, что я непроизвольно ойкнула. Я уткнулась лицом ему в плечо. Все позади, я уже не та девчонка. Я в Париже, и я здесь с Эмметом. – Это все меня просто невероятно злит. – Его голос дрожал от плохо скрываемых эмоций. – Я никому не хотела об этом рассказывать. Мне было стыдно. Сначала из-за того, что мне казалось, будто он прав. А потом из-за того, как долго позволяла со мной так обращаться. – Ты ни в чем не виновата, Эмбер. – Я знаю. Эммет еще крепче прижал меня к себе, прежде чем отпустить и посмотреть мне в глаза. – Черт возьми, ты такая сильная. И теперь я понимаю, почему ты не стараешься что-то доказать родителям. – Он замялся. – Вы больше к этой теме не возвращались? Я отрицательно покачала головой, крепко стиснув зубы. Эммет растерянно на меня уставился. – Эмбер, тебе нужно еще раз с ними поговорить. – Сомневаюсь, что в этом есть смысл. – Но они должны узнать, как этот урод с тобой обращался. Как будто твоему отцу все равно! Черт, ты же его дочь! Я опустила голову, но Эммет взял меня за подбородок и поднес к себе мое лицо. Он смотрел на меня таким проникновенным взглядом, что у меня перехватило дыхание. – Они всего лишь люди, Эмбер. Они не тираны. И я уверен, что они, как и я, просто хотят, чтобы у тебя все было хорошо. Я даже не смогла кивнуть. Я смотрела сквозь него и чувствовала себя пустой. Вся ярость и обездвиживающая беспомощность, которые обычно меня переполняли, просто исчезли. – Как ты можешь так спокойно рассказывать о подобных вещах? – Эммет, качая головой и не сводя с меня глаз, погладил по щеке. – Я еще ни разу не видел тебя плачущей, как бы плохо тебе ни было. – Потому что я больше не могу, – выдавила я из себя. Между бровей Эммета пролегла глубокая складка. – Плакать. Демонстрировать эмоции и все такое. Раньше я постоянно ревела. Когда Седрик на меня орал, когда он не обращал на меня внимания, когда я с ним спала – в такие моменты беззвучно. Последний раз я плакала, сидя в самолете до Парижа в полном непонимании. Почему мне никто не поверил? Как родная мать могла не заметить, что это ненормально? Как они могли просто взять и выслать меня в другую страну? В ту ночь, пролетая над Атлантическим океаном, я плакала в последний раз. Я до смерти устала, было холодно, а потом жизнь просто пошла дальше. Никто в Париже не знал, кто я такая. И в какой-то момент я так приноровилась крепко стискивать зубы и подавлять в себе тоску по дому, что перестала что-либо чувствовать. Больше я никогда не плакала. Даже в те моменты, когда мне очень этого хотелось. Но у меня больше не получалось, Эммет. Он судорожно вздохнул, а спустя какое-то время понимающе кивнул. – Я хочу что-то сказать, чтобы тебе стало легче. Мое сердце начало колотиться. – Ты и так постоянно это делаешь. Он смотрел на меня, а мне хотелось, чтобы из его темных глаз ушла боль. Я не могла выдержать такого взгляда. – Обещаю, что никогда не сделаю тебе больно. Я закрыла глаза. – А еще я хочу, чтобы ты сразу говорила мне, если я что-то сделаю не так или если буду просить у тебя что-то, чего ты…