– Можем обсудить это у меня в кабинете, у меня есть двадцать минут до… – Папа осекся, поймав мой почти умоляющий взгляд. – Хорошо, сегодня вечером. Я освобожу в календаре слот после восьми. У меня сжался желудок, и я кивнула. – Спасибо, пап. – Я быстренько собрала вещи и встала с места. – До скорого. * * * Я вернулась домой раньше родителей и долго стояла под горячим душем. Мои ноги, как обычно после тренировки, слегка тряслись, а когда я начала готовить ужин в нашей стерильной кухне, они стали еще более ватными. Мама и папа приехали вовремя. Ну еще бы. Они деловые люди, они соблюдают договоренности. Родители похвалили мою овощную лазанью, но в остальном наш ужин на террасе проходил в тишине. В чаше для костра потрескивал огонь, а небо над Ванкувером и бухтой готовилось окраситься в аляповатый закат. Я смотрела вокруг, но не могла сосредоточиться. – Итак, – папа положил идеально чистую салфетку обратно на стол, откинулся на стуле и покрутил бокал с белым вином, – по какому поводу наше собрание? Собрание… Мы, блин, семья, вот по какому поводу. Я сделала глубокий вдох. – Как вы знаете, я была в Париже, – начала я и сделала паузу, чтобы посмотреть в глаза родителям. – И там у меня было время о многом подумать. На лице папы я увидела искорку какой-то эмоции, но в остальном оно осталось невозмутимым. – Очень хорошо, – произнес он. – Я думаю, ты заслужила такую награду. Твои успехи в конце семестра весьма похвальны. Мы рады, что ты все-таки смогла собраться. Я почувствовала, как в моем теле начало расти напряжение, но я не дам им так просто вывести себя из равновесия. Не сегодня. – Вы снова приняли за меня решение, даже не спросив, нравится оно мне или нет. – Я старательно подбирала дипломатичные формулировки. Без упреков. Но, сидя напротив родителей, которые смотрели на меня так, будто я снова упрямая семнадцатилетняя девчонка с кучей проблем, без упреков обойтись было невозможно. – Мы приняли лучшее для тебя решение, Эмбер. – Я знаю, я вам верю, – глубокий вдох. – Я правда верю, что вы хотели как лучше. Но я все равно хочу поговорить о том, что случилось пять лет назад. Когда вы приняли решение, которое сочли лучшим для меня. А именно – отправить меня в Париж. – Ты получила международный аттестат и приобрела важный межкультурный опыт, который… – Пап, я знаю! – перебила я. – Но, может, мне тогда нужно было совсем другое! Родители, которые бы меня выслушали. И которые мне бы поверили… – Эмбер, прошу, – строгим тоном произнесла мама, вступая в разговор. – Не заводи старую шарманку. – Ты снова хочешь поговорить о Седрике Ливингстоне? – спросил папа, хотя было слышно, что и ему этот разговор неприятен. – Я хочу поговорить о том, что вы не стали меня слушать, когда мне это было так важно. – Ну тогда мы послушаем тебя сейчас. – Папа смерил меня пристальным взглядом, а я изо всех сил старалась игнорировать демонстративно громкие вздохи мамы. – Я не хочу ворошить прошлое, правда. Но дело в том, что все тогда случилось совсем не так, как утверждал Седрик. С вами он вел себя совсем не так, как со мной. Он перекручивал факты, выставлял меня в чужих глазах истеричкой, и, прежде чем я вообще сумела что-то понять, я уже сидела в самолете. – Ты была ребенком, Эмбер, – резко перебила меня мама. – Да, черт возьми, мама! Я была ребенком, а он – взрослым. Он этим воспользовался. И я облегчила ему задачу, я многое сделала неправильно, просто потому что думала, что именно так взрослые и поступают. Я думала, это нормально, что он обесценивает мои чувства, просто потому что я еще маленькая и не знаю, чего хочу. Я думала, это нормально – спать с ним, хотя я этого не хотела. Всю ночь лежать, не сомкнув глаз, пока не удостоверюсь, что он уснул. Пока не удостоверюсь, что он не захочет еще, несмотря на мое нежелание. Он всегда говорил, что девочки в моем возрасте… Как будто возраст давал ему право игнорировать мой отказ и выставлять меня дурой перед своими взрослыми друзьями. – Господи, Эмбер, замолчи! – вскрикнула мама. Я вздрогнула. Ее резкий тон словно отвесил мне оплеуху. – Довольно, я больше не могу тебя слушать! – Я тогда обо всем тебе рассказала, – прошептала я. – А ты мне не поверила. – Вот только не надо меня сейчас обвинять в том, как все ужасно закончилось! Это ты тупая настолько, что отправила фотографию… – Нет! – перебила я ее, внезапно перейдя на крик. – Что тебе еще нужно, мама, что? Какие еще нужны доказательства, чтобы ты мне поверила? Как ты смеешь думать, что я все придумала? Какая мне от этого выгода?! Внимание, которое тебе давно уже не уделяет папа? Да?! Ее рука дрогнула. Я с трудом услышала тихий звук рядом со своим лицом. Моя левая щека начала гореть огнем. Я задыхалась. Она… она действительно меня ударила. В тот момент, когда я умоляла ее мне поверить. Поверить мне один-единственный раз. Мама побелела как снег, видимо, осознав, что она только что натворила. Щеку пронзила пылающая боль, и я почувствовала, как по ней потекло что-то теплое. Сначала я приложила к лицу руку, а затем белоснежную салфетку. Дыши. Не смотри. Это просто кровь… И мамино кольцо, порвавшее мою кожу во время яростной пощечины. Мамино гребаное обручальное кольцо. Я уже ничего не чувствовала. – Я… Прости, мне очень жаль. – В ее голосе слышался шок, но все же это даже близко не было похоже на то, что сейчас творилось у меня внутри. – Он отправил ту фотографию! Не знаю когда, но знаю, что я никогда этого не хотела! Это он обставил все так, будто фото отправила я. После того как я застала его с другой девушкой и наконец-то нашла в себе силы от него уйти, он не просто похоронил наше прошлое, но и сломал мое будущее. Он знал мои пароли, это он отправил Арчи фотографию, он, Седрик, не я! Это не я. Я бы никогда так не поступила, но мне никто не поверил. Даже вы! Раздался резкий звук стекла – папа поставил свой бокал на столешницу из черного сланца. Ужас охватил меня до самых костей. Но еще страшнее было то, как резко посуровело его лицо. Не глядя на меня, ни разу на меня не взглянув, он поднялся со своего места. Грудь сдавило, а сердце замерло. Мой папа – мужчина, у которого я искала признания, защиты и хотела быть услышанной, – нанес мне гораздо более болезненный удар, чем пощечина от мамы: он просто встал и ушел. Глава 31 – И что, если это Эмбер?! Мы в два раза тише, чем ты с Сэмом, Лори! – куда-то в глубь дома крикнул Эммет, стоя за приоткрытой дверью, а потом повернулся ко мне. – Приветик!.. – С его лица резко сошла улыбка. – Эмбер? Я не могла говорить. Внутри меня была пустота. – Эмбер, что?.. – Он осекся, подошел ко мне, и его глаза округлились при виде моей правой щеки. – Эмбер?! Прекрати, прекрати, прекрати повторять мое имя. Не произноси его так. – Кто, черт возьми, это сделал?! – Он затрясся от ярости, я еще ни разу не видела его таким. – Моя мама, – прошептала я, и с лица Эммета сошла вся краска. Он уставился на меня, а я больше не могла вымолвить ни слова. Не важно, что мы стояли на ступенях его дома. Не важно, что ноги у меня тряслись так, что я боялась в любой момент упасть. Боль на лице Эммета я ощущала острее, чем собственную. Он резко прижал меня к себе, чуть ли не грубо, и только оказавшись в его объятиях, я заметила, как сильно дрожу. – Черт, – прошептал он. – Черт возьми, Эмбер… – Он выпустил меня из рук. – Как это могло произойти? Я пожала плечами. – Что произошло? Вы поссорились или… – Я все им рассказала, – ответила я каким-то чужим голосом. – Рассказала про Седрика. Все до последнего слова. – И потом она?.. – Эммет посмотрел на меня непонимающим взглядом. – Но почему? Я стиснула зубы. – А твой папа? Что он сказал? – Ничего. – В каком смысле «ничего»? – Эм, он просто встал и ушел. Мышцы его челюсти напряглись, и не будь Эммет единственным человеком на этой проклятой планете, кому я могла доверять, я бы сейчас по-настоящему испугалась. – Эй, у вас все нормально? – Лори резко остановилась, и на ее лице я наблюдала гротескное повторение эмоций, которые еще недавно видела у Эммета. – Эмбер? Черт! Эммет потянул меня в дом, дрожь в моем теле не унималась. Все это время он крепко меня обнимал, и только это удерживало меня от нервного срыва. Сев на диван, я словно сквозь вату слушала, как Лори задавала те же самые вопросы, что и Эммет несколько секунд назад, а он ей отвечал. Из кухни вышел Сэм – ну конечно, все в сборе именно когда я на самом дне! – бросив взгляд на мою щеку, которая хоть больше и не кровоточила, но покрылась корочкой и глухо пульсировала, Сэм поменялся в лице: на место растерянности пришло спокойствие профессионала. Он присел передо мной на корточки и попросил Лори принести лед. – Эмбер, позволишь? – тихо спросил он и, дождавшись кивка, убрал мои волосы с лица. Мне стало больно от его прикосновений, но это не шло ни в какое сравнение с болью в груди. Сэм попросил следить глазами за движениями его пальца, а потом я ответила на тупые вопросы типа «какой сейчас день» и «как тебя зовут». О да, я знала ответы на эти вопросы. На вопрос «какой сейчас день» мне, пожалуй, ответить было легче всего. Сегодня день, когда я окончательно потеряла надежду на то, что мои родители – живые люди. Я уже не помню, как Лори дала мне пакет со льдом, обернутый в чистое полотенце, и как Сэм протянул мне стакан воды. Меня утешало то, как они обо мне заботились, но еще больше утешало то, что Эммет все это время сидел рядом, держал меня за руку и избавил меня от вопросов, которые наверняка крутились у него на языке. Когда я оказалась в спальне на кровати в объятиях Эммета, то не могла даже плакать. – Мне очень жаль, – шептал Эммет снова и снова, нежно гладя мое лицо. – Не стоило даже пытаться. – Неправда, Эмбер. – Правда!