— Слушай, на самом деле у меня есть своя повестка. Джи засмеялся, сам того не желая. Ноэль была странная, с этим ее плащом и тяжелыми ботинками. Говорила она почти как взрослая, прямо и ясно. — Я подумала, что это хороший способ всех нас объединить. Ну понимаешь, старых учеников и новичков. Сделаем что-нибудь вместе, покажем этим озабоченным говно-родителям. К тому же будет весело. — Круто, — сказал Джи, сам не зная, правда ли он так считает. Он привык говорить что-то просто так, не думая, только чтобы перетерпеть, пока от него не отстанут. — Но я не уверен, — продолжал он. — Не думаю, что из меня получится актер. Я не особо люблю разговаривать. — Тогда ты идеально подходишь, — сказала Ноэль. — За тебя уже все написано. 11. Октябрь 2018 года Пидмонт, Северная Калифорния В темноте у Ноэль зазвонил телефон. Нельсон. Она схватила трубку, спеша ответить, услышать его голос. Прижав телефон к уху, она ничего не услышала. — Погоди, — сказала она, — выйду на улицу. Она быстро накинула пальто на пижаму, сунула ноги в тапки. Даже спросонья она двигалась быстро. Уже выйдя на крыльцо, она так ничего и не услышала на том конце. — Алло? Алло? Я тут, — повторяла Ноэль. Она уже не боялась показать, как сильно соскучилась. Позвонив, он нарушил долгое молчание между ними, а значит, они еще могли выбраться. У них так было заведено: после ссоры, после долгого разлада кто-то один всегда делал первый шаг. Они вдруг сближались ненадолго и целовали друг друга, будто прикладывались к краеугольному камню их брака, чтобы удостовериться, что он на месте. Она читала на диване, а Нельсон подходил к ней и клал голову ей на колени, брал ее за руку. Он вытирал стол на кухне, а она подходила к нему сзади и обнимала его за талию, прижималась к нему всем телом, чтобы показать, что он любим. Небо чернело глубоким ночным синим; в Париже как раз близилось время обеда. Она опустилась на ступеньки и уставилась на лес по ту сторону сада. У помойки в конце лужайки стоял койот. Он повернул к ней свои сверкающие глаза, а потом скрылся в чаще. Ноэль услышала в трубке голос, но сдавленный. Она стала вслушиваться. — Нельсон? Только это был высокий тонкий голос. Женский. Она не клала трубку. Наконец она услышала голос Нельсона, но слишком тихо — слов было не разобрать. Ни звука машин, ни звона бокалов, ни других разговоров на заднем плане не слышалось. Они были где-то вдвоем, одни, их голоса звучали то тише, то громче, хотя Ноэль все равно не могла ничего разобрать. Ноэль сжала трубку. Кровь застучала у нее в голове, в горле. Спустя всего несколько минут она услышала первый стон — ее. Он раздался неожиданно, а потом на него ответил вздох, который она узнала. Вздох Нельсона. Несколько секунд стоны не замолкали, потом раздался шлепок, стон громче. Ноэль нажала отбой, сама того не заметив, даже не решив, хочет ли она слышать что-то еще. Инстинктивно, не думая. Она бросила телефон на крыльцо, вскочила, перегнулась через перила, и ее вырвало. Ее рвало на клумбу лириопе, голубевшей высокими стеблями в темноте. Когда в ней ничего не осталось, она вытерла губы и повалилась обратно на ступеньки. Она решила перезвонить. Позвонила раз, но он не подошел. Она позвонила снова. Третий раз, четвертый. Каждый раз, когда он не подходил, она клала трубку и набирала заново. Она не знала, что скажет, если он подойдет. Сначала она решила, что он просто не видит свой телефон, раз он с другой женщиной; а если и видит, он не дурак, чтобы брать трубку. Ему хватило бы пары нажатий кнопки, чтобы понять, что произошло, и он был бы в ужасе. Наверное, какая-то ее часть ждала, что он попытается все исправить — это же по-прежнему ее Нельсон. Когда гудки раздались и на девятый, и на десятый раз, она уже плакала. На секунду она представила, что все это ей только послышалось, но тут же отбросила эту мысль. Все складывалось в ясную картину, хотя раньше она не задумывалась об этом по-настоящему. Это гадкое подозрение прокрадывалось иногда в ее мысли, но она никогда не давала ему ходу. Отложенный рейс, выключенный телефон, еле заметный запах чьих-то духов на его пальто. С чего ей было подозревать? Ее жизнь держалась на доверии, клятвах и презумпции невиновности. Отстраненность не означает, что ты больше не любишь; выключенный телефон не значит, что ты спишь с кем-то еще. У нее не было оснований считать себя дурой, пока это с ней не случилось. Он ответил на двенадцатый звонок. На этот раз она услышала шум: звуки улицы, ветер. Он вышел куда-то. — Милая, — сказал он. — Все в порядке? Я увидел все твои звонки — Он разыгрывал спокойствие, проверял, знает ли она что-нибудь. Ноэль была уверена, что он услышит по голосу, сколько она плакала, но решила подыграть. — Я просто увидела, что ты звонил. — Да? Случайно, наверно. — Разумеется, случайно. Ты мне уже много недель не звонил. — А ты — мне. — Значит, мы квиты. — Ноэль, я старался. Я написал тебе про постановку, но ты так и не ответила. — А что я должна была ответить? Я так долго не могла тебе дозвониться. Я даже пыталась звонить твоей ассистентке, а потом мне пришло письмо, что ты продлеваешь поездку. — Я испугался. — Чего? Что я расстанусь с тобой? Ты мой муж. — Может, это неправильное слово — мне было стыдно. У Ноэль перехватило дыхание — она ждала признания. — Я тут так забегался — наверное, я хотел все забыть. Гордиться тут нечем. Мне было так стыдно, что я даже не знал, что ты уехала, пока не поговорил с твоей матерью. Она тебе сказала, что я звонил? — Нет, не сказала. — Я так рад слышать твой голос. Может, я позвонил подсознательно. Может, это знак. Ноэль ощущала каждый вдох. — Где ты? — Сижу в кафе, у меня рабочая встреча. — Неужели? И что ты ешь? — Я бы хотел еще поговорить, малыш, но вообще-то… — Трус хренов. — Ноэль. — Я привыкла, что ты врешь себе, но мне ты врать не будешь. — Ноэль, дай объясню. Что ты слышала? — Ты обманщик и врун, ненавижу тебя. Чтоб я никогда тебя больше не видела. — Ноэль, выслушай меня. Успокойся. — Это сейчас ты должен сказать мне, что проблема в моей реакции? Все мои чувства… — Почему не может быть нескольких проблем сразу? И да, отчасти проблема в том, как ты болезненно реагируешь… — Да заткнись ты на хрен, — она сказала это, не успев остановиться, и тут уже Нельсон заорал на нее. — Сама иди на хрен! Она сидела, оглушенная, услышав, как он задохнулся. Она думала, что Нельсон начнет умолять, извиняться, просить ее остаться. Она заговорила сдавленным голосом. — Представь, что было бы, если бы он был тут? И увидел бы нас? Представь, как ему повезло не получить таких родителей? Может, это к лучшему — что мы потеряли его. — Ты это не всерьез… — Еще как всерьез. Можешь не возвращаться. Она положила трубку, и тут вся ее решительность обрушилась. Когда стукнула дверь и на террасу вышла Диана, натягивавшая свитер, она вовсю рыдала. Диана тут же подсела к ней и обхватила ее руками. — Что случилось? — спросила она, и Ноэль перестала сдерживаться. Она рассказала сестре все, что держала в себе, — про потерю ребенка, про Золотой Ручей, про свою жалкую домашнюю жизнь, про отстраненность Нельсона, про секс и про стоны, которые она подслушала по телефону. — Я могла бы сказать, что он не виноват, — говорила она. — Я сама тогда стала пораженцем. Но, конечно, это его вина. Ненавижу его. Ругать Нельсона, перестать инстинктивно отгораживать его от собственного разочарования, перестать его щадить было приятно и действенно. — Не могу поверить, что он тебе изменяет. — Диана прижала ее к себе. — Я даже думаю, не позвонить ли его маме. Уж она бы с ним разобралась. — Знаешь, она мне всегда нравилась, но Нельсон с ней практически больше не общается, и я, получается, тоже. По крайней мере официально. Он просто отдалился от нее. Диана задумалась. — Может, у него такой паттерн, Нелли. Может, он всегда так делает. Достигает новой стадии в жизни и бросает очередную женщину. — Но он женился на мне. Мы дали друг другу клятву. — Она попыталась успокоиться, но слезы набегали на глаза. — Пожалуйста, не говори маме.