– Верно, – соглашается Куинн. – А он точно знал этот адрес, потому что был там… он сам так сказал… – Но в рассылке не говорится когда, ведь так? – говорит Сомер. – Может, он был там несколько недель назад или даже месяцев… Куинн вскидывает руки и отворачивается. – Пусть так. К черту все это. Если ты считаешь нужным принять его сторону, вперед. Но попомни мои слова: все это попахивает гнилью. Он принимается перебирать бумаги на своем столе, бормоча «критические дни». Сомер слишком далеко от него, чтобы услышать, однако когда он поднимает голову, то натыкается на гневный взгляд Эв. Бакстер прячется за своим монитором; Асанти уже жалеет, что ввязался. В комнате повисает тишина, но это тишина раскола. Через пятнадцать минут, когда дверь открывается и заходит Рут Галлахер, напряжение не спадает. Рут знает эту команду – она работала с ней всего несколько месяцев назад – и сразу понимает, что есть проблема. Щеки Сомер в красных пятнах, Куинн весь ощетинился, она уже видела этот взгляд, говорящий: «Не надо на меня наезжать». Только обычно он появляется у ее пятнадцатилетнего сына. – Всем доброе утро, – говорит она, оглядываясь. – Уверена, вы видели письмо детектива-инспектора Фаули и знаете, что дело по убийству Смит переходит в отдел тяжких преступлений. Никакого ответа. Все молча смотрят на нее. Она предпринимает новую попытку: – Моя команда организует помещение под штаб в соседнем кабинете. При условии, конечно, что нам удастся запустить информационные технологии. Глупая шутка, но обычно такие шутки помогают сломать лед. Только не в этот раз. Часть этих людей уже вернулась к своим компьютерам. Дверь снова открывается, Галлахер оборачивает и испытывает облегчение. – А вот и ты… Это детектив-констебль Фэрроу, и, если вы передадите ему все, что у вас есть по Хью Клиланду, будет здорово. Куинн поднимает вверх стопку бумаг, вынуждая Фэрроу идти за ними через всю комнату. Что касается манипулирования и стремления поставить противника в неловкое положение, то сделано это прямолинейно, однако Галлахер не собирается заострять на этом внимания. Асанти поднимает голову: – Я уже все вам отправил. – Спасибо, детектив-констебль Асанти. Что еще? Поднимает голову Бакстер: – Я как раз собираюсь проследить «Хонду» жены Клиланда по системе распознавания номерных знаков. Когда у меня будет номер, я вам его отправлю. Фэрроу ждет посреди комнаты, но, кажется, больше никто ничего ему не передаст. Эв видит, как он на мгновение подходит к столу Сомер, но, поскольку та не замечает его, вынужден двигаться дальше. * * * …Когда Нина Мукерджи возвращается от кулера, ее ждет электронное письмо из лаборатории. С результатами экспертизы по делу Смит. Быстро, думает она, ставя стакан на стол и садясь. Распечатывает приложение – когда дело касается технических вопросов, она предпочитает бумажный вариант – и принимается читать. Десять минут спустя Нина все еще сидит за своим столом. Ее брови сведены на переносице, а к стакану с водой она так и не притронулась. Нина медленно встает и идет в кабинет Алана Чэллоу. Он уже десять лет занимает это помещение, но его стол выглядит так, будто рабочее место за ним не закреплено. На нем нет ни фотографий, ни канцелярских мелочей, ни даже уставшей монстеры. Алан стучит по клавиатуре, его взгляд устремлен в экран. Он поднимает голову, но всего на мгновение, потом указывает на свободный стул. – Я получила результаты по квартире Смит. – Да? – Он все еще сосредоточен на экране. Нина кладет перед ним лист бумаги. Чэллоу берет его, читает, смотрит на нее, потом снова читает. Затем выпрямляется и откидывает на спинку. – Черт… – И что нам теперь делать? Он отшвыривает листок: – Только одно. * * * Адам Фаули 11 июля 2018 года 9:42 Я должен был уехать на работу еще час назад. Но сначала я дал поспать Алекс, а потом позвонила патронажная сестра и сказала, что опаздывает. В итоге она приехала гораздо позже, чем я рассчитывал. Я сидел и выслушивал стандартные советы, читал стандартные листовки, отвечал на стандартные вопросы… Потребовалась вся моя сила воли, чтобы не смотреть на часы. Было бы гораздо проще сказать ей, что мы все это знаем, что проходили через все это раньше, однако сделать это не так-то легко. Для нас. Да, у нас был ребенок, а теперь его нет. Потому что наш ребенок отобрал у себя свою жизнь, и патронажная сестра знает об этом. Поэтому я сижу и слушаю, нахожу правильные слова – я же не могу допустить, чтобы она подумала, что у меня есть более интересные, более срочные, более неотложные дела. Наконец сестра собирает свои записи, свой раздаточный материал, складывает все это в сумку с эмблемой маркетплейса «Этси», и я провожаю ее до двери. У двери она поворачивается ко мне: – Мистер Фаули, есть ли нечто, чего ваша жена мне не рассказала? Я не ожидал от нее такой прямолинейности. Или такой проницательности. Она слегка прищуривается: – Я ведь права, да? Я колеблюсь, потом киваю: – Да, правы. Но это никак не связано с ребенком. Она внимательно смотрит на меня: – Сейчас, мистер Фаули, при такой истории болезни, с ребенком связано все. – Хорошо, я понял. Просто Алекс только что узнала печальную новость. Погибла ее подруга. Она очень расстроена. – О боже, какой ужас… Это был несчастный случай? Я качаю головой: – Нет. Сначала мы думали, что это самоубийство, но потом нам пришлось приступить к расследованию убийства. Сестра обращает внимание на мое «нам». – Ах да, вспомнила. Вы же офицер полиции. – Сегодня с Алекс будут беседовать мои коллеги. Понимаю, ничего хорошего в этом нет, но избежать этого невозможно. Алекс одна из последних общалась с ней. Сестра медленно кивает: – Ясно. – Вот поэтому Алекс расстроена – мы как раз говорили об этом перед вашим приходом. Я рассказал ей новость вчера вечером, и у нее появился этот страх… Еще один кивок. – Понимаю. Для нее, наверное, это огромное огорчение. Но спасибо вам – вы помогли мне составить более полную картину. – Она дотрагивается до моей руки. – Если я могу чем-то помочь, позвоните мне, – с этими словами выходит за дверь и спускается с крыльца. Я смотрю ей вслед, затем, почти автоматически, оглядываю улицу. Машины, люди; люди в машинах; люди сами по себе. Я возвращаюсь в дом и беру ключи от машины. Это правда – все то, что я сказал патронажной сестре. Алекс знает, как погибла Эмма. Но я так и не рассказал, что побывал у нее в квартире. * * *